На широкий простор - Якуб Колас

утром копцы, сразу догадался, чья это работа и на что она рассчитана. Оба хлопца видели друг друга насквозь. Не было никакого сомнения в том, что оба они стремились встретиться и схватиться друг с другом, ведь им давно хотелось свести счеты. Никому не говорил Василь об этом. Боясь, что ему помешают, он действовал осторожно. На закате, как только в селе все стихло, Василь вышел тихонько из хаты, прошел через огороды, затем перелез через изгородь, миновал гумна и вышел с другого конца села на берег Немана, туда, где стояли копцы. Лесник расхаживал неподалеку. Увидев Василя, он остановился.

— Что ты тут снуешь? — спросил Василь лесника.

— А вот стерегу копцы, чтоб какой-нибудь негодник снова не повыдергал их, — вызывающе ответил лесник.

— А скажи ты мне, братец, кто их поставил?

Говоря это, хлопцы сходились все ближе и ближе.

— Умные говорят, что землемер, а дурень, может, еще что скажет, не знаю, — снова ответил лесник.

— А в селе не так толкуют — говорят: днем копцы ставят землемеры, а ночью — паршивцы.

С этими словами Василь со страшной силой рванул столб и повернул его к себе. Столб подался, комлем прорезал желтый песок и вывернулся из земли.

Тут произошло то, чего лесник и сам не ожидал: его словно толкнули и бросили на Василя. Одним прыжком он оказался возле противника и изо всей силы ударил его по голове. Василь закачался, но устоял на ногах; вся кровь прилила у него к лицу.

— А я думал, что ты такая собака, которая кусает исподтишка, — сказал Василь, залепив в ответ такую оплеуху, от которой у лесника посыпались искры из глаз, а из ушей хлынула кровь.

Лесник покачнулся и упал на землю. Однако он тотчас же поднялся, схватил ружье, намереваясь взвести курок, но Василь не дал ему этого сделать. Как зверь, наскочил он на лесника, вырвал из рук его ружье и швырнул в Неман. Начался смертный бой. Каждый напряг все силы и не поддавался. Василь был гораздо сильнее лесника, а лесник был ловок, как черт, так что противников можно было считать равными. От напряжения жилы у них вздувались и трещали кости. Долго боролись они, уйдя чуть ли не до колен в песок. Руки их сплелись. Были минуты, когда казалось, будто они ничего не делают и только отдыхают, но это были моменты наибольшего напряжения их сил, моменты, которые решали исход борьбы.

Лесник слабел все больше и больше и чувствовал, что силы его покидают. Толкая друг друга, они все ближе подступали к берегу, а берег в этом месте был высокий, обрывистый; внизу под ним пенился глубокий водоворот. Наконец Василь крепко сжал лесника и приподнял его. Теперь он мог делать с лесником все, что хотел.

— Поклянись мне, что не будешь заниматься доносами!

Но лесник изловчился, выскользнул из рук Василя и уперся ногами в землю. Тут он, найдя точку опоры, толкнул Василя. Они переступили границу берега, где уже нельзя было удержаться, и, упав, покатились друг через друга в водоворот. Скатываясь, Василь разбил голову об острый камень. Оба упали в воду.

Еще минута, и такого несчастья не случилось бы — к берегу бежали мужики. Но прибежали они тогда, когда обоих уже со страшной силой кружил водоворот.

Через несколько минут их вытащили баграми.

Василь был мертв, а лесника удалось откачать.

1912

СИРОТА ЮРКА

1

Весной, когда начинал оживать мир, вылезла из земли тоненькая красноватая травинка. Это доброе, ясное солнце вызвало ее к жизни. Бедное зернышко, из которого выросла травинка, потеряло уже всякую надежду увидеть когда-нибудь белый свет: так было темно ему в земле под снегом, так холодно и тоскливо. И все же увидело. И занятная выросла из него травинка. Тоненькая ножка, а на ней, вверху, на два пальца от земли, сплелась из еще более тоненьких зеленых ниточек-травинок красивая коробочка; на самой верхушке этой коробочки сидела темная шапочка. И ни одна мать не могла так красиво убрать свое дитя, как убрало солнышко эту травинку.

Молодое растение стояло возле леса в поле. Старый лес закрывал его от северных ветров и давал ему тепло и затишье. Оно было такое маленькое, такое незаметное, что никто даже не смотрел на него и не радовался ему, несмотря на то что это маленькое создание представляло собой особую частицу жизни, разумно и искусно устроенную. По самой земле, правда, ползали еще более мелкие муравьи, но они были слишком заняты своей работой и им некогда было думать, размышлять, отыскивать концы и начала. Они суетились, бегали, как перекупщики-торговцы на ярмарке, шевеля своими усиками, и брали от жизни все, что могли. Кроме того, они и по натуре своей были муравьи-практики. Итак, повторяю, никто не замечал молодой травинки. Правду сказать, с первого взгляда трудно было догадаться, что это за штука, и только привычный глаз мог разобрать, что это растение станет со временем деревом, тем всегда зеленым деревом, которое зовется сосной.

Как оно сюда попало? На этот вопрос может ответить один только ветер. Но ветер всем известный непоседа, и у него так много работы, что ему трудно удержать в памяти такую вещь, как занесенное по дороге и брошенное на опушке леса маленькое зернышко.

А весна тем временем делала свое дело. Сосенка не знала, на что смотреть, кого слушать, чем любоваться, а ей хотелось послушать и о чем шумел лес, и о чем говорила между собой трава, и почему так радостно трещали на все лады полевые кузнечики. В этом всеобщем гимне весне и жизни один голос сильнее всего тронул сердце молодой сосенки. Какая красивая песня лилась в небе:

Дилинь! Дилинь! Дилинь! Люблю, люблю, люблю! Весна! Весна! Весна!