Рыжий, честный, влюбленный - Георгий Полонский

– Петрус, позволь тебе представить и объяснить...

Напрасно Мадлен загораживала собой Людвига, – тот сам высунулся, чтобы разглядеть этого командира и хозяина с его орденской лентой через всю грудь и гордыми шпорами. У взрослых есть для таких целая охапка заграничных слов: колоритный...импозантный... эффектный... экстравагантный...

А когда сам Петрус увидел гостя – куда только вся гордость подевалась? Ужас исказил черты и голос вояки.

– Что такое? Лис в доме?! Караул!

– Петрус, не горячись, дорогой, – это не враг...

– Что-о-о? Может, у меня уже куриная слепота? Я не узнаю, по- вашему, рыжего вора? Это вы тут одурели совсем... Или он мозги вам запудрил, этот хитрец... Сидят и мирно беседуют! С кем? Бабы есть бабы!... Максимилиан! Кукареул! Держи бандита!

В общем, – снова здорово и опять двадцать пять, только громче, отчаянней и с худшими последствиями. Раздался лай. Вместе с петушиными криками он возбудил с новой силой все страсти в курятнике. Напрасно пытались Тутта и Мадлен что-то объяснить главе семьи, да и поздно было: на подходе был тот, кем в доме Ларсонов с колыбели пугали детей! Враг номер один! Наш герой дрожал и сам был готов кажется, кудахтать...

Раскачивалась неяркая лампа в проволочной сетке. Когда появился Пес Максимилиан, Людвигу было недосуг его рассматривать, он потом оценит детали... если до этого изловчится уцелеть! А детали такие: седеющий прямостоящий ежик волос, кустистые бакенбарды и детски простодушное выражение на грубоватом лице. Судя по лицу – деревенщина, прямо скажем! А облачен он был в старый кожаный комбинезон, в перчатки с раструбами, и смахивал на шофера начала автомобильной эры.

– Где? Кто? Об чем крик? – хрипло, отрывисто спросил он.

– Да Лис же! Лис в доме! – топал Петрус сапогом со шпорой и указывал на Людвига; а тот исполнял, бедняга, какие-то обманные маневры, короткие перебежки, а сам чувствовал всеми печенками, что не помогут маневры, что не уйти ему от этого кожаного громилы...

В этот момент Тутта изо всех своих небогатых силенок швырнула в лампу той миской, которую опорожнил с голодухи Людвиг, – и лампа, прощально мигнув, погасла.

– Беги, Людвиг, миленький! – расслышал он среди всеобщего писка милый голос.

Не успев поблагодарить Тутту, он выскочил вон – прошмыгнул буквально между кожаных ног главного врага!

И началась погоня во дворе! Насколько же тут сложнее спрятаться, чем в лесу... Фонарей понавесили... И маячит тень Человека за занавесками в окнах большого дома... Спасибо, по крайней мере, что этот в охоту не втянулся пока – судя по звукам, в доме увлечены музицированием. Музыка обещала бесконечность жизни, в которой нельзя и представить себе вражды и жестокости – зачем они? что за вздор? – будет только любовь, милосердие и служение изящным искусствам... В доме играли старинный концерт для скрипки и альта.

Если бы не это, Максимилиан, бесспорно, схватил бы нашего героя! Но погоню как-то размагнитила музыка: был момент, когда они оба заслушались на виду друг у друга, и млели от восторга, забыв о своих обязанностях – удирать и догонять! И вспомнили об этом одновременно. И возобновили свои круги. И тут вышло так, что Людвиг исчез из поля зрения Максимилиана. То есть – как сквозь землю!!!

Пес еще покружил. Капитально высморкался, чтобы заострить нюх... Нет... похоже потерял след. А все из-за этих звуков – против воли чарует, расслабляет...Безобразие, работать мешают своей игрой!

Глава 13.

Враг мой – брат мой...

А в курятнике Мадлен доказывала своему повелителю Петрусу:

– Да нет же... не собирался он никого душить, милый!

– Ха-ха! И еще тридцать три «ха-ха»! – нервно отзывался повелитель.

– Лисы – они как грибы, – вступила Тутта, цитируя своего друга, – есть плохие,а есть хорошие...

Но больше, чем спор, занимала ее смотровая щель, позволяющая следить за ходом событий во дворе. Там, в сотый раз оглядываясь и принюхиваясь, маялся сбитый с толку Максимилиан.

– Вздор! Все, все они одинаковы! У всех на уме одно!

– Ну как же, Петрус, – вновь подступала Мадлен. – Ведь даже поговорка есть: «В семье не без...» Нет, не то, это мало подходит. В общем, смысл такой: семья неважная, а зато в ней... один добрый чудак... И еще про стадо – как одна хорошая овца все стадо ... украшает.

– Какой Баран тебе это сказал?! – пучил глаза Петрус.

– Вы бы лучше о той опасности покумекали, про которую Людвиг предупредил! Благородный Людвиг!.. – взволнованно произнесла Тутта, лишь на миг отрываясь от смотровой щели.

Максимилиан опустился на землю у своей будки. Он выдохся.

– После такой погони, – сказал он в пространство сквозь одышку, – они мне кислородную подушку должны выносить! И камфару! И бром!..

И тут же из его конуры высунулся Людвиг! По своей воле! Он был – сама благовоспитанность:

– Добрый вечер... А знаете, моя мама – она раньше работала в лесной аптеке, и у нас дома лекарств – полным-полно... я могу сбегать...

Максимилиану хотелось глаза себе протереть:

– Минуточку... Это как понимать?!

Умирая от страха, Людвиг пытался лишь оттянуть неизбежное:

– Просто мне больше негде было спрятаться... Се ля ви!

– Се – что? Се-ля – как?

– Се-ля-ви! Так, знаете в Париже отвечают на самые трудные вопросы. – И от ужаса перед неизбежной расплатой он пропел:

Я скажу, как француз: се ля ви!Ты судьбу не брани, не гневи,Ты считай ее редким гостинцем,Если сам ты – не в клетке зверинца...

Вы не бывали в Париже? Говорят, неплохое местечко... только вот зверинец там ни к чему... вы согласны? А как вам песенка – ничего? Я ее почти всю запомнил – хотите?

– Что это, что это ты затараторил? «Се ля ви».... «Париж» – неплохое местечко»... Песенка... да ты понимаешь, где ты и кто перед тобой? Нет, ну каковы плуты – спрятаться в моей собственной конуре! Даже не уверен, что на такое хитроумие и наглость сам Ларсон-старший способен...

Людвиг отвечал искренно:

– Я так и подумал, что вы подумаете, что я не додумаюсь до этого! А Ларсон-старший – это мой папа. А ему передам, что меня похвалили, можно? Он вас уважает очень... ему приятно будет...

Максимилиан отозвался на это оживленно, он был польщен.

– Уважает, говоришь? Еще бы! Я однажды застукал его здесь во время страшной грозы. Было это, помню, в начале мая... Гром гремит, молнии сверкают, кусты трещат... а мы с ним бежи-и-им во все лопатки!.. На его левой задней должна была остаться отметина на всю жизнь с того дня – от меня подарочек!

Людвиг пообещал: вот сейчас приду домой – и тут же попрошу, мол, отца, чтоб показал... «Сейчас придешь?» – переспросил Максимилиан. И посмеялся, и головой покрутил... И со словами: «Нет, милок, это вряд ли...» надел на Людвига ошейник; там щелкнул миниатюрный замок. Свободный конец поводка Максимилиан намотал на кожаную свою лапу ...

– Теперь ты свои песенки насчет «се ля ви» и зверинца споешь Хозяину и его гостям!..

Людвиг замотал головой.

– Что? Не будешь?

– Вам бы – спел, а им – никакого желания...

– Подлизываешься? Или уже и до вас слушок докатился про эту слабость мою?

– Про какую?

– Про сочинительскую... – видно было: страсть как нужно было ему поделиться. – Такой, понимаешь, зуд напал – кажется, мясом не корми, только дай две строчки сложить, чтоб в рифму... Ты сам-то не балуешься?

Тут Людвиг покаянно кивнул.

– То-то, я гляжу, – со страху трясет его, а он – песенку впереди себя катит! Силен!

– Про «се ля ви» – это не моя, это старого Барса песня. У меня другие две есть – вот те мои.

– Ишь ты... А я, понимаешь, позавчера только начал. Вот у тебя как началось? Я, к примеру, сперва просто подвывал...

Если у него, у Людвига 14-го, берут консультацию, он – пожалуйста... Понятно ведь: с кем попало не откровенничают на такие темы, нужен опыт и особый настрой души. И более опытный, хотя и совсем еще юный поэт сказал пожилому и начинающему, что подвывать – это правильно. И даже обязательно! Потому что в первые полчаса в тебе гудит какая-то музыка... Максимилиан обрадованно стал выяснять, когда на Людвига в первый раз накатило, – днем? утром? Вот лично на него – ночью. Всю ночь жутко хотелось выть! Вообще-то он воет неплохо: в молодости на деревенском конкурсе второе и третье места брал, даже чаще – второе...

Вдруг замолчал Максимилиан и глянул на своего пленника подозрительно:

– А не зря я с тобой так откровенно-то? Может, все ты врешь? А ну, дай-ка мне рифму на слово ОШЕЙНИК!

Не задумываясь, Людвиг выдал ответ:

– МОШЕННИК!

– Ха!.. Лихо... Но это легко тебе... в любую лужу глянул – и там мошенник отразится! А вот словечко потрудней: «ОЗЕРО»... Ну-ка? «Озеро» – раз...»озеро» – два... «озеро» – два с половиной...