Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг. - В Барышников

Ответственность за произошедшую трагедию автор всецело возложил на СССР: «Нацию привела к войне неспровоцированная советская агрессия», поэтому «финны могли избежать войны… если бы только подняли белый флаг в ответ на военные действия Советов в июне 1941 г.».[169] Читая это, финский историк В. Ниитемаа дал такую оценку работе Д. Вуоринена, из которой следует ее националистическая направленность.[170]

В целом в первой половине 1960-х годов откровенно консервативные взгляды преобладали в научно-исследовательских работах финских историков. Устойчиво продолжали сохраняться и старые представления о том, что «страна оказалась в войне под ногами великих держав против ее желания».[171]

Показательной в этом отношении стала книга финского историка Хейкки Яланти, посвященная событиям 1940–1941 гг. Издав ее первоначально в 1966 г. на французском языке в Швейцарии, затем он опубликовал ее и в Финляндии.[172] Как сам предмет исследования, так и концептуальные построения Яланти оказались в целом недалеки от взглядов А. Корхонена. В книге почти все внимание сосредоточено на отношениях Финляндии с Германией и СССР. Общую же картину он изобразил следующим образом: «между мартом и июнем 1941 г. Финляндия стала жертвой не зависящих от нее событий» и даже «оказалась пешкой на германской шахматной доске».[173] Вопрос же о том, «могла ли Финляндия избежать войны, не представляется возможным выяснить путем исторического исследования», — считает X. Яланти.[174]

Позднее в финской исторической литературе отмечалось, что работа Яланти позволила лишь сделать отдельные уточнения, но не внесла ничего существенного в изучение событий 1940–1941 гг.[175]

Однако именно тогда, когда позиции Корхонена в исторической науке, казалось, являлись незыблемыми, а его выводы о периоде 1940–1941 гг. представлялись безупречными, все же некоторые финские историки концепцию Корхонена стали уже осторожно критиковать. Первым в Финляндии, кто пытался объективно оценить события, связанные с участием ее в войне на стороне Германии, был исследователь уже нового поколения — Туомо Полвинен, ставший затем профессором Хельсинского университета. В опубликованной им в 1964 г. работе «Финляндия в политике великих держав 1941–1944 гг.»[176] он уже отходит от господствующих тогда взглядов Корхонена. Хотя Полвинен в предисловии к своей работе и выражал А. Корхонену благодарность за то, что он «полностью прочитал подготовленную рукопись и сделал многие ценные замечания»,[177] само содержание этой работы уже не подтверждало прежние концептуальные построения Корхонена.

Опираясь на новые документальные материалы и на расширившийся к тому времени круг источников, Т. Полвинен убедительно продемонстрировал, как Финляндия сама определила свой путь в бурных событиях войны, а вовсе не двигалась по воле стихийного течения. Фактический материал, который приводится в работе, позволял уже начать процесс «потопления сплавного бревна». Однако книга этого исследователя в целом была посвящена более позднему периоду — участию Финляндии в войне, и поэтому пока было трудно утверждать, что концепция А. Корхонена в явном виде была поставлена под сомнение именно этим научным исследованием.

Но уже тогда начала подниматься «новая волна» изучения вопроса о вступлении Финляндии во вторую мировую войну. Толчком для более серьезного рассмотрения финскими историками данной проблемы стало появление за рубежом новых работ, посвященных периоду 1940–1941 гг. и политике Финляндии.[178] На основе ранее неизвестных документов в середине 1960-х годов вышли весьма обстоятельные исследования историков Ханса Кросби (США) и Антони Аптона (Великобритания).[179]

В них достаточно аргументировано опровергалась теория так называемого «сплавного бревна». Авторы показали несостоятельность утверждения о стихийном вовлечении Финляндии в войну, подтвердив фактическим материалом то, что финское руководство целеустремленно шло к военному сотрудничеству с Германией, а все детали агрессии против СССР были с нею заранее согласованы.

В частности, опираясь на проведенный им анализ фактического материала, X. Кросби пришел к следующему заключению: тогда «нейтралитет Финляндии уже был заменен тайным договором, согласно которому боевые части Германии сосредоточились у восточной финляндской границы с единственной целью осуществить нападение на финского соседа — нападение, о котором Финляндия, вне всякого сомнения, знала и, со своей стороны, стремилась в нем участвовать».[180] Выводы, к которым пришел X. Кросби, были сделаны на основе использования ряда новых немецких архивных материалов дипломатического и военного характера.

Однако введенные им в научный оборот источники не являлись такими, которые все безусловно и четко доказывали. И, естественно, на это сразу обратили внимание оппоненты Кросби. В частности, отмечалось, что «автору из-за недостатка источников приходится заполнять пробелы своими собственными рассуждениями».[181]

В свою очередь, в исследованиях А. Аптона большое внимание уделялось тому обстоятельству, что определяющим судьбу Финляндии в 1940–1941 гг. оказался «небольшой круг лиц». Именно его представители решающим образом повлияли на выбор Финляндией пути участия во второй мировой войне на стороне Германии. Критически подходя к позиции, занятой финскими историками в оценке рассматриваемых событий, он, в частности, квалифицировал взгляды профессора Л. Пунтила как несостоятельные, особенно это касалось его утверждений о том, что правительство Финляндии якобы «не могло в 1940–1941 гг. помешать своему военному руководству приступить к военному планированию вместе с Германией».[182]

В Финляндии публикации Аптона были встречены весьма неодобрительно. Так, в хельсинкском историческом журнале генерал-лейтенант финской армии Т. В. Вильянен подверг суровому разбору ряд положений Аптона, содержащихся в его книге «Финляндия в кризисе 1940–1941 гг.».[183]

В целом, однако, переведенные на финский язык книги Кросби и Аптона оказали существенное воздействие на научные круги интересующихся историей страны. Стремление понять, как случилось, что Финляндия оказалась вовлеченной в войну, стали проявлять многие, это касалось и руководящих политических деятелей. Президент Урхо Кекконен, неоднократно касавшийся этого вопроса, в одном из публичных выступлений определил свое отношение к нему так: «Финляндия фактически присоединилась к этому фронту (гитлеровской коалиции. — В. Б.) в 1940 году. Не полностью выяснено, когда и как это произошло».[184]

Естественно, высказывание президента не могло остаться незамеченным. Позиции А. Корхонена и его последователей в этой обстановке были заметно поколеблены. Более того, о необходимости пересмотра прежних исторических концепций начали активно выступать наиболее авторитетные финские исследователи. В частности, академик Кустаа Вилку-на выступил с критикой концепции А. Корхонена, обратив внимание на сам факт атаки с территории Финляндии СССР уже 22 июня 1941 г. Он отметил, что такое действие происходило абсолютно согласованно между германскими и финскими военными лицами, и, ссылаясь на имевшиеся в его распоряжении документы, заявил, что финский маршал был информирован о плане «Барбаросса» еще 20 декабря 1940 г.[185]

Такие выступления побуждали продолжить исследование событий минувшей войны. Это прежде всего касалось историков послевоенного поколения.[186] Теперь наступила очередь сказать свое слово новому поколению финских исследователей, которые не были отягощены грузом консерватизма прошлых лет. К тому же на рубеже 1960-1970-х годов появилась возможность изучать ранее закрытые документы финляндских и зарубежных архивов, а также и другие важные источники.

Одним из первых, кто по-новому подошел к рассмотрению проблемы вступления Финляндии во вторую мировую войну был военный историк X. Сеппяля.[187] Он начал свою активную творческую научную деятельность в конце 1960-х годов, возглавив тогда военно-исторический отдел в исследовательском центре финской армии. Само служебное положение обусловило его больший доступ к финским архивным документам и другим источникам того периода. С другой стороны, прошедший сложный путь от солдата — участника войны 1941–1944 гг. до старшего офицера, научного работника, X. Сеппяля мог более глубоко анализировать участие Финляндии в войне. В результате он не стал последователем взглядов приверженцев схемы Корхонена и своего руководителя, начальника исследовательского центра генштаба полковника К. Микола, считавшегося тогда одним из ведущих в исследовании военной истории Финляндии.[188]