Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды - Виталий Аверьянов

Можно указать два главных вектора смещения от Думы к Земскому Собору.

Первый из них – бюрократический – олицетворяет главный победитель выборов, «Единая Россия», зависшая в идеологическом смысле между идеалами общества и общности. В строгом смысле единороссы – это не «партия власти», а «партия узаконенной коррупции». Они движутся не сверху, они движутся вверх: из области администрирования в область публичной политики, из области «услуг населению» в область «национальных героев» и «вождей». Главная проблема этой партии – отсутствие адекватного теоретического самосознания, однако эта проблема была искусственно заморожена, поскольку партийные лидеры сочли за благо занять выжидательную позицию в деле идеологического строительства.

Мотивация единороссов предполагает совсем не «масонский» архетип, поскольку она не зиждется на понятии общества, а несет в себе идею сквозного представительства своей корпорации, своей стаи, своего клана на всех уровнях национальной жизни. Главное стремление «Единой России» как тотальной системной силы – узаконивание сложившегося в российской жизни кланового статус-кво.

Большинство деятелей «Единой России» наверняка впишутся в будущий Земский Собор, однако, они уже не будут носителями интересов коррумпированных кланов. В перспективе неофундаментализма коррупция мечтает стать цивилизованной и легитимной силой, то есть перестать быть собой. Судьба этого направления в России, несмотря на все либеральные проповеди, так и не превратиться в олицетворение «общественного мнения», но сложится в адекватную русской цивилизации органическую силу общности.

Формы «общности», «общака», «общины», казалось бы архаические, на деле неустранимы из российской политической жизни. Проблема единороссов в том, что они комплексуют перед химерой «общественного мнения», которой либералы через свое влияние в СМИ пытались подменить реальное «мнение народное». Хороший бюрократ несовместим с этой химерой и не постигает ее. Он не видит перехода от клана и корпорации к «общественности». И в этом заключается сила и правда бюрократа. «Единой России» следует осознать себя как движение бюрократического неофундаментализма, осознать бюрократизм, управленчество и корпоратизм как свою главную антропологическую и духовную ценность и не стесняться этого.

Второй вектор движения к Земскому собору – идеократический. Его носители – это народные трибуны, проповедники, а не бюрократы. Однако те и другие нужны друг другу и дополняют друг друга. В 90-е годы на пустом поле идеократического творчества процветал В.В. Жириновский. Хотя в целом его ЛДПР является не менее симулятивной политической силой, чем КПРФ или Яблоко, однако, культурологически она была более грамотно выстроена. ЛДПР – это самая игровая, самая постмодерная партия, симулякр симулякров. Живучесть Жириновского связана с неустранимостью провокаторского архетипа в российской политической традиции. Провокаторы необходимы России, являясь частью этой глубинной традиции. Но их миссия в спокойные, несмутные времена – находиться в тревожащей власть оппозиции, в подполье. Только в условиях постмодерной думы, в условиях искусственной системы политических представительств они становятся партией маргиналов, партией русской черни, ключевой партией политического спектакля и театра.

В этом смысле во время последних предвыборных теледебатов произошел знаменательный случай: Жириновский, наконец-то, столкнулся с реальной угрозой быть избитым в кулуарах телевизионной студии (представителем блока «Родина» Андреем Савельевым)[9]. Почтенный актер политического театра, выплескиватель стаканов и таскатель за косы и вихры, на этот раз не на шутку испугался реального мордобоя, что было заснято на пленку и показано уже после выборов.

Блок «Родина» набрал вес не за счет идеологии, а за счет набора убедительных лиц, каждое из которых несет в себе неразвернутую до конца идеологию. Этот блок напоминает собой пока лишь инкубатор новейших идеологий России XXI века. Из «Родины», как из большого бутона, может развиться целый ряд новых политических направлений. Главная проблема «Родины» и близких ей союзных политических сил – практическое отсутствие серьезного влияния в общенациональных СМИ. Это обстоятельство будет объективно тормозить развитие политической жизни. Как только эта проблема получит свое частичное решение, картина станет меняться очень быстро.

Попробую произвести прогностическую реконструкцию этого развития и показать, какие политические силы разовьются из зародыша «Родины». На мой взгляд, это будут идеократические фундаментализмы, которые, однако, сразу выступают не в отдельном, абстрактно-обособленном существовании, а в облике неких союзов (симбиозов).

Во-первых, это национально-государственный фундаментализм, понятый как возрождение традиционно империалистической линии российского (и советского) государства. Это линия Ивана Грозного – Николая I – Сталина. В основе этой идеологии лежат славные победы русского оружия, традиции очищения от ересей, «правых» и «левых» уклонов, формирования «генеральной линии», политической ортодоксии, монологического державного пространства. Учитывая современную технологическую базу, эта версия неофундаментализма может быть весьма утонченной и деликатной, так что ассоциации с «опричниной» XVI века или с НКВД Ежова и Берии могут оказаться слишком грубыми и неточными.

Во-вторых, это религиозный фундаментализм, который будет основываться на союзе традиционных конфессий, то есть православия, ислама и буддизма. Иудаизм и католичество с трудом укладываются в эту парадигму, им скорее будет отведена роль образцово-показательных маргиналий. Не меньшую, чем две эти малочисленные, но амбициозные конфессии, проблему для будущего министерства по делам вероисповеданий могут составить некоторые протестантские общины (баптисты, пятидесятники), так что здесь есть задел для политического творчества.

В-третьих, это малые корпоративные и национальные фундаментализмы: здесь блок «Родина» вступает в смычку с бюрократическим фундаментализмом единороссов и может до неразличимости срастаться с ним, в зависимости от конъюнктуры. Наполнение программы реставрации корпоративной иерархии в России может быть различным. Однако существо этого наполнения вполне ясно: речь пойдет о восстановлении имперского хозяйственного и технологического пространства в опоре на существующие корпоративные, национальные, локальные уклады. Ясно, что обслуживание государственного неофундаментализма потребует решительных инвестиций в ВПК и смежные высокотехнологичные отрасли на уровне, не уступающем советскому. Восстановление и развитие многоукладного имперского хозяйства будет определяться геоэкономическими мотивами, и темп политического обустройства империи будет задавать темп экономических решений. При этом инфраструктура восстанавливаемого пространства сама может диктовать конкретные политические шаги, нужды инфраструктуры отчасти определяют конкретику экономических программ.

Новые политические реалии потребуют новых конститутивных форм государственности. Вероятно, эти формы будут напоминать наши старые Земские Соборы, которые некоторые из иностранцев того времени называли «парламентами», а не «подобиями парламента», как стыдливо именовал их В.О. Ключевский. Не исключено, что и само имя новых политических форм будет позаимствовано из нашей традиции. Если позволить себе небольшой историко-теоретический экскурс, то, во-первых, следовало бы отметить, что созыв первого Земского Собора в XVI в. осмысливался не как нововведение, но как восстановление, реставрация русского государства в том виде, как оно существовало до своего разъединения. Россия в тот момент вышла из состояния раздробленности на уделы, каждому из которых было мало дела до другого. По мысли историка И.Д. Беляева, Собор «должен был увенчать собою объединение Русской земли», когда вся Русь «начала тянуть к Москве», опять стала ориентироваться на единый центр.

Принципом соборного зова был не выбор депутатов, но скорее отбор общинами лучших и важнейших своих представителей, «лучших, крепких и разумных людей», как отмечают исторические источники. Известно, что крепкие крестьяне и посадские люди с большой неохотой бросали свои дела, поскольку были кормильцами и реальными руководителями своих хозяйств – представительство на Соборе было для них не политическим карьеризмом, а государственным долгом и заботой со стороны населения о России в целом.

Даже безотносительно Земских Соборов соборность оставалась всегда в России существенной моделью социального мироустроения. Это не выдумка русских религиозных философов, а серьезная понятийная категория, которая неплохо «работает» как объяснительная схема на всем пространстве русской истории, за исключением трех Смутных времен (начала XVII в., начала XX в., конца XX в.). Можно даже сказать, что Смутные времена являлись у нас кризисами соборности, тогда как в остальные периоды (в том числе советский) мы видим ее как не всегда сознаваемую, но действующую модель внутрироссийских взаимоотношений. Сложная переплетенность интересов и обязанностей различных общин, групп и корпораций разрешалась в соборности не через конфликтную парадигму («война всех против всех»), а через парадигму сострадательности. Решение не принималось до тех пор, пока не вырабатывалось единодушного мнения.