Золото. Назад в СССР 3 (СИ) - Хлебов Адам

Сейчас же он был арестован за сущий пустяк. Ему показали фотографию, как он угощается сигаретой из пачки английского дипломата.

По его словам хотели ему пришить измену Родине и шпионаж в пользу Британии. Он довольно подробно рассказывал про старые дела.

Через какое-то время, мне начало казаться, что все его рассказы больше напоминают сюжеты каких-то дешевых детективов, нежели реальные дела.

Моя интуиция меня не обманула. Это был крах. Удар от которого я долго не мог оправиться. За время совместного пребывания я успел выболтать Райхельгаузу все подробности своего дела.

Выяснилось, что он, штопанный кондом, актеришко, какого-то подмосковного театра, которого действительно поймали на валютных махинациях с долларами для еврейских эмигрантов. Будучи стукачом КГБ он взялся «направлять» меня в нужное русло.

Узнал я это, когда следователь показал мне подробные рукописные отчеты о наших разговорах с Райхельгаузом, написанные моим соседом. Тогда же следователь рассказал мне о его профессии. В этот же день меня перевели обратно в первую камеру.

Я был готов сдохнуть от обиды, преданного доверия и дичайшей, можно сказать библейского масштаба, несправедливости. Так я познал второе правило «Не верь», после «не проси».

Мое психологическое состояние было настолько тяжелым, что на следующих допросах я признался во всем, что требовалось следователю, кроме информации о машинистке Марине, подписал абсолютно все протоколы допросов, не читая и не проверяя.

Следователь был очень доволен, я не знаю кем больше — мной или Райхельгаузом, но именно по этой причине он сначала заинтересовался Мариной, но потом заключил со мной джентльменское соглашение насчет неё.

Я думаю, что чувствовал, что он врал насчет того, что проверит ее, а потом тут же оставит в покое. Но мне нужна была хоть какая-то моральная опора для того, чтобы дальше жить.

Я таким образом убеждал себя в том, что спасаю хотя бы ее. Ведь к этому времени я дал показания на своих товарищей, которые были задействованы в самиздате и еще в кое-каких делах.

Потом от других фигурантов, уже на зоне я узнал, что он сделал Марину сексотом и своей любовницей. Скорее всего так и есть.

Очень удобно. Если ты следователь, то у тебя красивая девушка под боком, на крючке, которая сообщает о делах и новых поступлениях в самиздате. Это я ее со всеми познакомил, хотел показать, какой я крутой.

Но теперь ни о чем не жалею, потому что оказалось, что мои подельники и Марина сдали меня намного раньше, чем я их. Чуть ли не на следующий день после моего ареста. Так, что мы вроде квиты — в расчете.

— Андрей, ну неужели тебе за Архипелаг-Гулаг срок дали? Разве за такое сажают?

— Там было еще кое-что.

Я помолчал, предоставив ему право самому выбирать отвечать или нет.

— Пообещай, что никому не расскажешь. Это личное. Касается только меня. Если про это узнают на зоне, то мне крышка.

Он смотрел на меня вопросительно.

— Обещаю. Ну только, если ты своим рассказом не подставишь меня. Поэтому подумай сначала.

— Не переживай, точно не подставлю. Вообщем, я очень люблю фантастику. Вся эта история с самиздатом больше из-за нее. Мне обещали дать перепечатывать книги Брэдбери, если я перепечатаю статьи из журнала «Посев». Мне журнал не нравился, его издавала организация НТС. В «Посеве» эмигранты, новые и старые, в том числе бывшие фашисты, статьи про СССР публикуют. Взялся потому что без этой работы фантастики было не видать, как своих ушей. Если в зоне узнают, забьют как фашиста. А я не фашист. Я за наших.

— Вот не пойму я тебя, Латкин. Как же ты за наших, если ты антисоветскую литературу добровольно распространял?

— Я против коммунистов и советского строя.

— И чем же тебе советский строй не нравится?

Он еще раз подозрительно посмотрел на меня, вспомнив про правило «не верь» и актера Райхельгауза.

— Эх, я и так много наговорил. Если продолжу, то еще на один срок наговорю.

— Да ты не бойся, я не стану на тебя стучать.

— Ну хорошо, во-первых, меня не устраивает то, что везде идеологическое засилье и цензура. Причем в тех вопросах, которые вполне можно было отпустить. Давление идеологии, которая не может ответить на вопросы.

— Тогда это не давление, а вакуум. Старая кончилась, ее мало кто воспринимает всерьез. Новой нет. Партбилет — уже не та ценность. Вернее, ценность для меньшинства. Что значит засилье?

— Ну это значит, что перебор с тупым навязыванием идеологии, понимаешь. В некоторых ВУЗах примерно четверть времени на первых двух курсах изучаются непрофильные, идеологизированные предметы. Марксистско-Ленинская теория История КПСС, Диамат. Про диамат загадку знаешь?

— Нет, расскажи.

— Ну у студента спрашивают: В чем различие между матом и диаматом? Он отвечает: Мат все знают, но притворяются, что не знают. Диамат никто не знает, но все притворяются, что знают. А в чем сходство? И то и другое является мощным оружием в руках пролетариата.

— Кхех, — я улыбнулся, а Латкин продолжил:

— При этом самое страшное в том, что эти захватившие власть идеологи были абсолютно безграмотны во всех вопросах, в том числе и в самой марксистской теории. А ты знаешь, что Маркс не очень то и жаловал царскую Россию?

Он посмотрел на меня испытующе. Я кивнул.

— Не любить Русскую монархию и Россию не одно и тоже, они с Энгельсом так «не любили» Россию, что начали в 1869 году учить русский язык. Допустим, идеология, что еще не нравится

— Долгострой. Просто огромные объемы замороженного долгостроя. Ты видел, как долго строятся дома в городах?

— Долго по сравнению с чем или с кем?

— Да с той же Америкой.

— Есть такое, наши могут строить долго. Проблема с проектами, со стройматериалами, персоналом. У нас климат сам знаешь какой, но как построят, то моментально заселяют. На Западе строят быстро, но полно жилья пустует. Стоят невыкупленные и уже построенные дома, которые даже в аренду трудно сдать.

— Ну тебя послушать у нас все хорошо. Где производство ТНП? Мы же отстаем в производстве ТНП. Одни танки и ракеты. Нам говорят, что мы превосходим НАТО в обычном вооружении. По ядерному оружию, чуть ли не в десять раз. Нужно ли СССР такое превосходство? Зачем иметь возможность уничтожить Землю десять раз, если мы можем это сделать пять раз? Лучше пустить эти деньги на производство джинсов или кроссовок.

— Объемы производства ТНП в стране большие, просто огромные. В Госплане и у заводов иная проблема: делается много ненужного и не производится то, что нужно. Это действительно проблема, только не совсем понятно кто ее создал: Госплан или советская торговля, дающая статистику. По оружию сложно ответить. Но армия должна быть сильной. Еще Наполеон сказал: «Кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить чужую». Что еще?

— Вранье сплошное несут отовсюду: из телевизора, по радио, с партийных трибун. В новостях, во всех нам рисуют картину полного и абсолютного благополучия во всём, чего в жизни не бывает. Ведь люди видят в реальности косяк на косяке. Лицемерие. В кино, газетах и книгах мясники, торгаши, директора универмагов и рынков воспевались, как «люди труда». Разве они «люди труда»?

— Ну тут может и соглашусь.

— Какие они «люди труда»? Спекулянты, наживающиеся на всем. Но в жизни простой народ очень старается иметь таких знакомых, чтобы что-то можно было достать. Понятно, за исключением тех, кому по должности было положено. Эти бояре имеют доступ ко всем благам, не зависящим от таких знакомств.

— Мне много не надо, поэтому от них не завишу. Хороший инструмент, одежда и обувь для геолога, пока еще на Севере вполне доступны. Вот когда женюсь не знаю, что делать. Наверно заведу знакомого мясника или директора магазина.

Я от души улыбнулся. Латкин завелся и продолжал. Если бе не ружье в моих руках, при взгляде на нас со стороны, то можно было подумать, что мы с ним не беглый зэк и выживший инженер-геолог, а два друга сидящих на кухне и травящих обычные советские споры