Девоншир - Михаил Харитонов

— Зачем?

— Он должен получить позволение сэра Чарльза убить его. Без этого я не мог бы действовать. Ведь я — всего лишь слуга Баскервилей.

— Но вы же говорили, что Баскервиль после превращения в собаку потерял рассудок?

— Рассудок в таких делах не требуется. Впрочем, словами этого не объяснишь. Просто смотрите.

Ватсон прищурился — и вдруг почувствовал то же самое, что и тогда, когда смотрел на портрет дамы в голубом. Его засасывало внутрь.

— Осторожнее, — донёсся откуда-то издалека голос болотника.

Но Ватсону уже было не до того. Он стоял посреди Гримпенской трясины, светящейся мёртвым колдовским светом, и перед ним лежала чёрная туша острова.

Острый силуэт Холмса чуть сдвинулся вперёд. Потом ещё и ещё. Наконец, он растворился в тени.

Ватсон медленно пошёл вперёд, стараясь не задевать чёрные паутины. Всё-таки задел одну. Рука прошла сквозь неё, но осталось ощущение какой-то липкой грязи, испачкавшей кожу не снаружи, а изнутри.

Чёрный силуэт выступил из тени. И он был не один — рядом с ним, у самых ног, лежал огромный пёс со светящимися пятнами глаз.

Холмс откашлялся. Звук прозвучал резко, как выстрел.

— Уважаемый сэр Чарльз, меня зовут Шерлок Холмс, — начал он спокойным и деловитым тоном, как будто каждую ночь вёл светские беседы с адкими псами. — И вы и я попали в затруднительное положение, и увы, по собственной воле. Вами двигала страсть, мной — любопытство и высокомерие. Теперь мы оба знаем, чем приходится платить за эти пороки. Мы оба перестали быть собой.

Ватсон решился подойти поближе.

— Позвольте, я объясню положение дел, — сказал Холмс. — Вы пали жертвой родового проклятия. Теперь вы до конца своих дней будете скитаться в собачьей шкуре. Это недолгий век, и, признаться, довольно паршивый. У вас не будет никаких радостей, и даже никаких желаний, кроме одного-единственного — убивать близких вам по крови людей. Но убийства лишь усугубят ваши муки. Впрочем, и этого не будет. Ваш нынешний хозяин, Стэплтон, готовится принести вас в жертву своим отвратительным богам. Я не смогу вам объяснить, что ждёт вашу душу. Я сам не знаю этого. Но, насколько мне известно из компетентных источников, обычная смерть по сравнению с этим — большая удача.

Собака недовольно заворчала. Рык был негромким, но очень страшным. Походить поближе Ватсону сразу расхотелось.

— Я знаю, что вы меня не понимаете, сэр Чарльз. Ваш рассудок помрачён. Но ваше сердце осталось прежним, и оно видит всё, — столь же спокойно сказал сыщик-маг.

Пёс ощерился. Из пасти полыхнуло холодным светом.

— Ваша плоть слаба, она хочет жить во что бы то ни стало. Но ваше сердце стремится к высшей цели, я верю в это, — продолжал Холмс. — Поэтому я освобождаю вас.

Он вскинул руки к небу. Наверху полыхнуло голубым. Сила сошла с неба и перелилась в его руки: Ватсон видел голубые искры, мечущиеся между пальцев.

Рука опустилась на морду пса, тот дёрнулся, но не отпрянул. Тихо зазвенел металл. Ватсон понял, что это упала цепь.

— Вот так, — сказал Холмс. — Теперь у вас есть выбор. Вы можете спрятаться здесь, на острове. Тогда вы достанетесь Стэплтону. Или вы сумеете бежать. Тогда вас убьём мы. Ваша душа сможет предстать перед вышним судом — и, может быть, оправдаться.

Пёс поднял к небу заострённую морду и завыл.

— У вас будет время — совсем немного, но вашему сердцу хватит. А потом вы решитесь. Yes or No.

Пёс снова завыл. В этом вое было столько тоски и отчаяния, что Ватсон невольно всхлипнул и потянулся за носовым платком.

Это простое действие что-то нарушило. Картинка пошла рябью и пропала. Ватсон снова сидел за столом и пялился на скатерть, разрисованную водяными созданиями.

— Решение сердца, — тихо сказал болотник. — Вот что нам было нужно.

— А что было дальше? — Ватсон знал ответ.

— Мы вместе с Холмсом разорвали нити лоа. Сэр Чарльз вырвался на свободу — как раз когда Стэплтон — подготовил всё для своего жертвоприношения. Потом он учуял сэра Генри и побежал. Под пули.

10

— Мне очень жаль, — пробормотал доктор, пытаясь припомнить, сколько именно зарядов он всадил в адского пса.

— Напротив, вы оказали ему большую услугу, — доктор Мортимер склонил голову в вежливом полупоклоне. — Иначе бокор совершил бы жертвоприношение, и душа сэра Чарльза навеки канула бы в бездну Агве. Кстати, — добавил он, — Стэплтон собирался принести в жертву и свою жрицу-супругу.

Ватсон вспомнил дом Стэплтона, подпорку под балясиной, фигуру, укутанную с головы до ног простынями, и внезапно понял, что именно его так смутило и напугало в ту ночь: белая пелена, ритуальное одеяние.

— Мерзавец, — искренне сказал Ватсон.

— Оба хороши. Она бы тоже не отказалась обрести великую силу, просто Стэплтон успел околдовать её раньше. Но потом, когда мы её освободили от жертвенных пелен и чары рассеялись — помните, как она жаждала крови своего супруга-брата?

— И в самом деле. Так что же, сэр Генри послужил приманкой для сэра Чарльза? А Стэплтон, значит, был ни при чём?

— Ну да, — ответил Мортимер. — Стэплтон вообще не собирался убивать молодого Баскервиля. Хотя, если бы захотел, то извёл бы его в неделю, не касаясь и пальцем. Просто в коллекции мотыльков появилась бы ещё одна бабочка на булавке.

— Вообще-то, — заметил Ватсон — у него были личные причины не любить сэра Генри.

— Вы имеете в виду заигрывания его жены-сестры? Гм, Ватсон, вы и в самом деле не понимаете некоторых вещей. На самом деле Стэплтон, можно сказать, спасал сэра Генри от своей супруги. Отнюдь не по доброте душевной — он просто не хотел лишних неприятностей. После жертвоприношения эти места стали бы его местом силы. Он собирался жить в этих краях ещё очень долго, может быть — несколько сотен лет. А высосанный досуха труп владельца крупного поместья привлёк бы слишком много внимания, понимаете?

— Высосанный? — не понял Ватсон.

— Ну, я не имею в виду кровь. Просто после того, как сэр Генри оказался бы в её постели, он вряд ли протянул бы долго. Мамба выпила бы из него жизненную энергию… определённым способом. Ватсон, вас и в самом деле интересуют свойства магии этого типа?

— Нет, конечно, — добродетельный доктор содрогнулся от отвращения. — Меня больше интересует, кто всё-таки убил каторжника Селдена. Неужели собака?

— Дался вам этот Селден! Извините, Ватсон, просто я и сам не знаю, кто его убил. В нашем пасьянсе это лишняя карта. Может, выкинуть её, да и дело с концом?

— Это был я, — вдруг сказал Бэрримор, о чём молчаливом присутствии Ватсон успел забыть.