Мэри Поппинс для квартета (СИ) - Тур Тереза

— Пели, — ответил несчастный, что принес дурные вести.

— Пели, — задумчиво проговорил бизнесмен, перед этим задумчиво покатав какое-то слово на языке. — Не напелись они, значит, на репетиции. И пошли… в караоке.

— Получается, так. Пришли вчетвером. Выпили — умеренно. Они пели, просто пели, там сидела компания, — затараторил несчастный. — Наши хотели «Ветер перемен». Другие — «Владимирский централ». Очередь не поделили, их освистали, про Артура сказали, что он поет как баба, а про Ивана, что он…

Мужчины синхронно посмотрели на меня и вздохнули. Ситуация была сверхсерьезная, умом я понимала, но смех давила с трудом. Консерваторские мальчики в караоке… Освистанные местными завсегдатаями. Какой удар по эго. И, должно быть, по мордасам…

— Вызываем адвоката? — спросил почему-то у меня Томбасов. — Будем этих Фоксов с кичи вынимать? Или пусть сидят?

— Наверное, надо… вытаскивать.

Я что-то больше всего переживала, не разбили ли им кому-то лицо в драке. Или не свернули ли челюсть. А то с пением могут быть проблемы. Фатального характера.

— И, кстати, вызовите мне пиар-менеджера, — распорядился Томбасов. — Мне любопытно, как она видит развитие бренда группы.

— А у ребят есть пиар-менеджер? — удивилась я.

— Есть. Они сами кого-то нашли после ухода Сергея. Я не вмешивался.

— Ага, — кивнула я, а про себя подумала, что в последнее время видела на просторах Инета либо что-то неприличное, типа их спевки, когда они приглашали на концерт в Твери — такое впечатление, что они были нетрезвые. Ну, и безголосые совсем. Либо у рояля или звездил Лева отдельно, печально, проникновенно и волшебно поющий о любви. Вот на него было приятно посмотреть, не сказать об остальных.

Надо будет посмотреть на этого самого пиар-менеджера. Да и задать ненароком пару вопросов.

— Самуил Абрамович едет, — тем временем доложил охранник. И мы отправились вызволять наших хулиганов из полиции.

— Хорошо. Олеся Владимировна, вы с нами?

— Конечно, только предупрежу Машу.

Глава девятая

Хочется в XIX век, уехать на воды,

лечить истерзанные нервы,

закрутить роман с гусаром,

а не это все…

(с) Интернет

Нас встретила в отделении полиции тяжелая железная дверь. Звонок. И голос в динамике, который долго и изо всех сил не хотел понимать, что от него надо и изо всех сил советовавший приходить завтра. Послезавтра. А лучше — никогда.

На что сначала Томбасов, а потом примкнувший к нему адвокат рекомендовали допустить их до тел господ артистов.

— Нам бы еще все по-тихому сделать, — ворчал Томбасов. — Не хватало еще хулиганки этим… гениям вокала.

Наконец мы прорвались. И не только в дежурку, к стеклянным уже дверям, но и в конечном итоге, к телам господ артистов, чудесно смотревшимися в переполненном, шумном обезьяннике.

Выглядели герои дня «изрядно ощипанными, но непобежденными», если цитировать «Бременских музыкантов».

— Как вы красивы сегодня, — резюмировал Томбасов, пристально глядя на музыкантов. Они как-то попытались отступить за сотоварищей по камере. Потом поняли, что им это не удастся. Вздохнули — вот меня просто поражало, насколько в такт.

— Добрый вечер, — поприветствовали они личного Карабаса Барабаса слаженно и дружно. И как-то не храбро что ли.

— Черепно-мозговые, челюстные? — спросила я, подходя к клетке. — В травму кому- то надо? Пальцы?

— Вы что — тоже адвокат? — поинтересовался у меня седой благообразный импозантнейший мужчина, у которого был вместо галстука шейный платок. — Или доктор?

Я отрицательно помотала головой:

— Я классный руководитель буйного восьмого «В» — головной боли не только родителей. Но и всей нашей несчастной школы.

Взгляд адвоката, обращенный к Томбасову был полон крайнего изумления.

— Это Олеся Владимировна, руководитель нашей боевой четверки, — ответил Томбасов адвокату. — Я подумал, что кто-то, умеющий обращаться с безмозглостью и делающей из них человекообразное, нам очень и очень пригодится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К нам присоединился майор:

— Сегодня у нас просто аншлаг, господа, — он печально покачал головой. — Полнолуние действует на психов, наших обычных клиентов и примкнувших к ним несознательных элементов.

Несознательные элементы вздыхали, но молчали, правильно понимая бешенство господина Томбасова, на которого было жутковато смотреть.

— Мы же все понимаем, что на моих клиентов было совершено нападение? — начал было адвокат.

— Если вы посмотрите записи камер, то увидите, то первыми в драку полезли они, — кивок на понурую четверку. — Особенно отличился вот этот. Белый.

Иван, светленький, тоненький, эдакий ангел в вертепе разбойников, тяжело вздохнул. И покраснел.

— Кстати, для музыкантов они вполне прилично дерутся.

И взгляды такие у всех… Проникновенные. «Кто умеет драться? Мы?! Это же наверняка фотошоп!»

9-2

Самуил Абрамович отвел полицейского в сторону. И они заговорили. Практически беззвучно, но весьма оживленно.

Через полчаса мы покинули гостеприимное отделение полиции.

— С вас штраф, — адвокат укоризненно качал головой, — возместите ущерб в караоке- баре, выкупите записи. И шефский концерт на день полиции. Вы уяснили, что такое шефский. Будете петь как птички. Даром.

Все четверо кивали синхронно, опасаясь даже смотреть в сторону Томбасова.

Адвокат раскланялся со всеми, пожал протянутую ему руку господина бизнесмена, посмотрел на меня еще раз — внимательно, как будто рентген делал. И удалился в сторону своего бентли.

— Адвоката оплачиваете сами, — прорычал Томбасов. — Как и сверхурочные Олесе Владимировне.

Снова покаянные кивки. Но на бизнесмена они подействовали как-то странно — они его взбесили еще больше.

— В следующий раз при каком-то подобном демарше, я просто откажусь от вас. Делайте, что хотите. От вас одни неприятности! И только вечное недовольство! Мной, работой, друг другом! Один… — кивок в сторону Ивана.

Он задохнулся от гнева. И я поняла, что он сейчас выскажется в таком ключе, что это разрушит их отношения навсегда. Ребята просто не смогут перешагнуть через этот момент. Как сделать, чтобы он замолчал? Я стояла чуть позади него — и положила руку на мощное плечо, которое тоже подрагивало от ярости.

Я сделала это надеясь отвлечь его. И как-то заставить осознать, что происходит.

Рык был мне ответом. Томбасов резко развернулся, практически вжался в меня. Навис огромной мощно глыбой… Я вздрогнула и забыла, как дышать. Мне стало жутко, как людям, которые боятся темноты, но сталкиваются с ней на границе сна и яви.

— Что? — прорычал он.

Я посмотрела в бешеные глаза — и дрожь охватила меня. Должно быть, он почувствовал это и… шагнул назад, стремительно приходя в себя.

— Олеся… — тихо проговорил он. — Олеся Викторовна, простите… Я…

Сделал шаг ко мне — я отшатнулась. Глупо, но слезы как-то закипели у меня на глазах.

— Олег, — очнулся Сергей. Голос его звучал предостерегающе.

Я развернулась — и пошла прочь. Да провались ты пропадом со своей работой, деньгами и перспективами. Еще не хватало терпеть подобное обращение. Да в конце концов!

— Олеся, — раздался за спиной голос Томбасова. Я вытерла глаза и развернулась, чуть не налетев на него. Оказывается, он шел вслед за мной. — Не решайте сгоряча. Пожалуйста. Я не хотел вас напугать.

— Мне надо подумать, — прошлое нахлынуло волной, удушающей, горячей, стыдной. И умом я, наверное, понимала, что вот этот сильный человек не хотел сделать мне ничего плохого, что это привет не от него, но… Жажда убежать, спрятаться и рыдать без остановки, захлебываясь…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— В любом случае, поехали, я отвезу вас домой.

«Домой». В роскошный особняк с репетиционной залой больше моей квартиры раза в два, где есть концертный рояль. Ну, не смешно ли… Нелепость какая. Я бы ушла, чтобы никого и ничего не видеть, но вдруг поняла, что не найду дороги. Я не знаю, ни того городка в Московской области, куда меня занесло, ни местоположения особняка, где осталась Машка.