Дитя падшего бога - Барб Хенди

То, что ему удалось прочесть, содержало, судя по всему, заметки о лечении болезней и травм. Целая подборка записей повествовала о борьбе с легочным недугом, который охватил несколько деревень в одной из войнордских провинций. Местами записи не ограничивались только простым перечислением случаев заболевания — здесь приводились подробные сведения о том, какие способы лечения применялись и оказались неудачными либо же помогли страждущим. В некоторых случаях автор записи высказывал мнение либо предположение о том, какие лечебные средства стоит применять в будущем.

В руках Чейна были рабочие заметки целителей.

Он отшвыривал один лист за другим, прока не просмотрел всю стопку. Судя по датам, стоявшим под именами и названиями различных мест, самые ранние записи были сделаны семь лет назад. Но ведь эта обитель явно существует гораздо дольше. Откуда же взялась в трапезной эта пачка листов и есть ли другие записи?

Чейн и так уже пробыл тут дольше, чем следовало. Вельстил станет злиться на его нерасторопность. Времени на поиски не осталось.

Чейн бросился в кладовые. Найдя стопку одеял, он разодрал одно одеяло на полосы и опрометью помчался к лестнице, которая вела на второй этаж.

Вельстил, хмурясь от нетерпения, стоял перед первой дверью по правую сторону коридора — дверью, за которой размещались живые пленники. Стремительным рывком он выдернул из дверной ручки деревянную жердь и распахнул дверь. Посреди кельи съежились трое монахов.

— Почему вы с нами так поступаете? — спросил по-стравински один из них. — Что вы хотите с нами сделать?

Подбородок у него порос седоватой щетиной, хотя с виду монах был отнюдь не стар. Вельстил, не обратив на него ни малейшего внимания, устремил взгляд на двух других узников. Оба они выглядели моложе, чем их разговорчивый сотоварищ. Вельстил шагнул в келью и схватил одного из молодых монахов за ворот рясы.

Юноша попытался разжать пальцы Вельстила, но все его усилия оказались тщетны.

— Куда ты его ведешь? — вскочив, выкрикнул пожилой монах.

Вельстил свободной ладонью плашмя ударил его по лицу.

Старик рухнул поперек узкой неубранной кровати. Второй монашек торопливо отполз в дальний угол кельи.

Чейн, стоявший позади Вельстила, едва не рванулся к своему спутнику, но все же подавил непонятно откуда взявшийся гнев. И, оставшись на месте, смотрел, как Вельстил развернулся и вышвырнул свою полузадохшуюся добычу в коридор.

Монашек покатился по полу и ударился всем телом о стену напротив, как раз между первыми двумя дверями, запертыми на железные штыри. Тотчас из-за дверей донеслись пронзительные вопли и глухой лихорадочный стук.

— Свяжи его! — рыкнул Вельстил и, с грохотом захлопнув дверь кельи, где остались еще двое монахов, снова запер ее деревянной жердью. — Мне ни к чему будут излишние трудности, когда мы отнимем его у наших питомцев.

Чейн не понял, что он имеет в виду, однако навалился на монашка, распростертого на полу, прижал его лицом вниз и заломил руки за спину, чтобы связать запястья.

— Ох, нет, нет, не надо! — закричал юноша. — Я тебе дам все, что захочешь! Мы не приемлем насилия!

Это нытье, а в особенности последние слова монашка только ожесточили Чейна — он всегда презирал тех, кто не желал сражаться, чтобы защитить свою жизнь.

— И рот ему заткни, — распорядился Вельстил. — Не хочу, чтобы он вздумал потолковать со своими бывшими сотоварищами, которые ждут его с таким нетерпением.

Чейн трижды обмотал голову монашка полосой одеяла и затянул концы тугим узлом. Раздался скрежет железного шеста, выдернутого из дверной ручки. Чейн испуганно развернулся, услышав крик Вельстила:

— Назад! Эй, вы, оба! Прочь!

Вельстил с искаженным лицом стоял в дверном проеме и шипел. Переступив по коридору, Чейн выглянул из-за его плеча.

Дверь кельи изнутри была измочалена в щепки и покрыта темными смазанными пятнами, точно ее полосовали окровавленными когтями. На полу застыла черная вязкая лужа. Там же валялась растерзанная монашка, вернее, то, что от нее осталось.

Ее горло было совершенно искромсано, из-под изодранных в лоскуты рясы и нижнего белья виднелось бледное тело, исполосованное кое-где до костей. Самое чудовищное, что она при этом еще двигалась. Голова ее повернулась к двери, и прозрачно-бесцветные глаза открылись, уставившись на Вельстила. Ни страха, ни боли не было в этих глазах — только голод.

Чейн смотрел на женщину, и в нем эхом отзывалась жажда крови, написанная на ее лице. Рот монашки приоткрылся, из уголка губ вытекла струйка черной жидкости.

Позади женщины притаились двое мужчин — один скорчился на заляпанной черным койке, другой забился за небольшой ночной столик, вцепившись в его прочную ножку. Оба монаха безостановочно тряслись, содрогаясь всем телом, как если бы хотели вскочить, но не могли.

Чейну было хорошо знакомо это состояние. Точно так же он пытался противиться приказам своего создателя Торета.

Сверкающие глаза монахов, глубоко запавшие на бледных, забрызганных черной жидкостью лицах, неотрывно глядели на Вельстила. И с дрожащих, измазанных черным губ срывалось тихое звериное поскуливание.

— Приглядись к ним внимательно, Чейн, — прошептал Вельстил. — Погляди на себя самого! Вот кто ты есть, вот кто прячется у тебя внутри — зверь, укрывшийся под маской разума. Помни об этом… ты, всегда стоящий одной ногой на Дикой Тропе. Поддаться ее зову, стать таким, как они, или выстоять — выбор за тобой. А теперь принеси пищу.

Эти слова вывели Чейна из оцепенения, с которым он вглядывался в обитателей кельи. Он наклонился и одной рукой рывком поднял с пола связанного монашка.

Тот дернулся было, пытаясь вырваться, но тут он увидел, что творится в келье, — и юноша словно окостенел.

Вельстил выдернул его у Чейна и втолкнул в келью. Монашек повалился ничком, со всей силы грянулся о пол и тут же попытался отползти назад, к двери. Вельстил поднял ногу и пинком отшвырнул его назад.

— Кормитесь! — приказал он.

Двое монахов разом прыгнули на своего живого собрата.

Оба метили добраться до его горла. Более крупный монах ударил другого по лицу, оттолкнув его, затем железными пальцами обхватил лицо связанного монашка и задрал его подбородок. Келью прорезал пронзительный вопль жертвы, приглушенный кляпом. И тут же оборвался булькающим хрипом — это рослый монах вонзил зубы в содрогающееся горло юноши.

Худосочный монах обиженно взвыл и зашипел от ярости. Подпрыгивая за спиной у своего рослого сотоварища, он искал способа добраться до горла жертвы. Наконец он лихорадочно запустил зубы в рясу монашка и, проткнув насквозь ткань, впился в его бедро. Позади них женщина, распластавшаяся на полу, скребла ногтями каменные плиты, безуспешно пытаясь подползти к месту пиршества.