Листьев медь (сборник) - Наталия Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошли гуськом, но не вверх, а вниз. Вниз было шесть этажей – вверх три. Наверху-то что? Тот, что вровень с водой – этаж вертухаев. Им вышки, как на материке – ни к чему. Кто в такую ледяную воду кинется? А вот шлюзы, подходы к острову – их следует охранять. Здесь и посты и казармы. Здесь ночевал и Анпилогов. И здесь всосались вся ненависть и все зло, которые потом жили в нем.
Выше шел этаж полковников – здесь рядовой Анпилогов никогда не бывал, но именно оттуда поступали приказы, сюда ползли медные телефонные провода и летели радиограммы с материка, и этот этаж был продолжением ненависти.
А на самом верху как раз и находилось то, ради чего все создавалось и гибли люди. Там – где ровным бесцветным слоем, а где специально устроенными ледчатыми заторами, переливающимися горами-айсбергами, горбатыми торосами и мелкой гульбой – лежал искусственно намороженный лед. Правда, лед пронизывал весь остров – он составлял его основу, окутывал со всех сторон, составлял главный поплавок снизу, под конструкциями.
Помимо льда здесь были ангары для оборудования, которое могло понадобиться в любую минуту, наблюдательные инженерные посты и – самое основное – три нефтяные вышки, из сердцевины которых, вглубь, к шельфу, шли бесконечно длинные вертикальные трубы-шахты. От вертухайского этажа до самого низу простирались инженерные службы – генераторные, вакуумные, холодильные, котловые.
Здесь стоял бесконечный гул, сновали полуголые мураши с лопатами и гаечными ключами. Внизу же, под инженерными, шли склады, полные ячеек-резервуаров, еще ниже – казармы для мурашей и заказных, а в толще, в самой низу, то есть, вроде бы, в аду, находился, наоборот – местный вымученный рай.
Здесь образовался вспомогательный складской этаж, куда спускали сухие отходы, залежалые груды, списанные механизмы, пустые канистры. В то же время, здесь было довольно много запасных пустующих отсеков, где мудрецы-заказные устроили себе рекреацию и, как говорил Явич, последнюю аптеку.
Здесь в ящиках из-под винтовок, в опилках из столярки, Явич развел грибные грядки и густые заросли крапивы. Споры он привез с материка в кармане, там же сохранил и несколько крапивных корней. Сюда он натащил мешков с еловыми ветками и корой, которые умудрился заказать, якобы, для полковничьей бани – для наведения запаха. Хотя такими ветками никакого запаха создавать не принято.
И еще там стояли корзины с мелкой каменной крошкой – Явич уверял, что это – для абсорбции вредных газов, хотя заказные только удивленно поднимали брови.
Урожай грибов собирали несколько раз в месяц, варили похлебку или жарили на углях, добытых с топливного этажа. Похлебку Явич давал самым слабым, а жевать кору и хвою велел всем из заказников. И, хотя рядового Анпилогова кормили остатками с вертухайской столовки, Явич заставлял и его жевать кору. Зубы выпадали не только у заключенных.
Устраивать подобное – ящики с грибами и ростками крапивы, мешки с корой и корзины с мелкой каменной крошкой, можно было только на острове, потому что это было необычное место, и, несмотря на строжайший режим, Ледостров производил на многих впечатление почти магическое, неземное, или, как стало принято говорить в последнее время – внетерриальное. Именно поэтому отношения между обычными заключенными – мурашами, учеными и инженерами, которые работали над конструкцией острова, и над иными никому не известными задачами – заказными, то есть доставленными сюда по заказу (а, видимо, и арестованными в свое время тоже по чьему-то заказу) сложились совсем не такие, как на материке. Бежать отсюда было практически невозможно, опытные, да и просто привыкшие с тяжелейшей местной обстановке люди – крайне необходимы, без них всем было бы просто не выжить. Поэтому на рай закрывали глаза.
В тот раз конвой привез новую партию заказных, и рядовой Анпилогов вместе с двумя ребятами из служб повел их на второй этаж. Там уже собрались инженерные подполковники и старики заказные, которые строили остров с самого начала, да и работали над его чертежами еще на материке, под городом Нифонтовском.
Сделали перекличку, отметили списки, а потом из группы стариков заказных вышел высокий мужик в особом прорезиненной ватнике, отлично подогнанным по фигуре, так, чтобы не было никаких выпуклостей и зазоров, не приникали жестокий ветер и вода (что у заказных встречалось редко и указывало на непростое положение заключенного), с гордо посаженной головой, с не выбритыми до корней, а с откинутыми назад, правда уже сильно поредевшими волосами, осмотрел прибывших и громко и властно спросил:
– С физико-математическим образованием есть? Топология, теория графов, сложные структуры?
Сначала все задавленно молчали, а самый тихий полковник искал что-то в бумагах. Потом отчаянно дернулся человек с длинным бритым черепом и небольшими синими глазами на красном, болезненно обветренном лице:
– Я!
– Кто это – я?
– Да Федор, нашли же уже! – нетерпеливо заворчал тихий полковник, – это действительно, человек из математического института, академический НИИ, доктор… погоди… очки сползли, доктор физмат-наук, работы в области квантовой механики…
– Свободен, проходи! – скомандовал высокий Федор в непромокаемом ватнике и увел математика за собой.
19
ДемураДом стоял перед ними, раскрытый как тетрадка. Узкие окна– клетки рядами уходили вверх и кое-где были подкрашены оранжевым и голубоватым. С двух сторон стерегли дом прикрытые навесами подъезды, и как два полуткрытых рта зияли над ними овальные застекленные отверстия.
Уля дрожала, Николай прижимался спиной к спинке лавочки и видел эту дрожь на ее губах.
– Выбирай себе окно, – сказал он.
– Вот, вот это, – ответила Уля.
– Это? – указал куда-то Николай.
– Нет, третье от рыжего.
– Почему именно это?
– Я хочу быть там.
– Ну, пойдем.
– Нет, правда?
– Правда. Я там живу.
Но она все же не двигалась, словно хотела спросить и спросила.
– Что ты делал… Что ты делал там с моей рукой?
– Да. С рукой.
Николай унесся обратно сквозь теплый воздух над всей их путанной, перечерченной тенями дорогой, заглянул в красное окно под крышей фабрики и заметил там спящего пожарного, потом попал обратно в душный зал де-ка и забрал себе ее руку.
Нет. У нее была просто горячая влажная рука. Нежная, с мягкой, но негладкой кожей. Все.
– Что ты делал с ней? Я подумала, что заболела.
Уля встала, прошла к подъезду и обернулась к Николаю. Тогда Николай преодолел эти несколько метров до ступенек, открыл дверь, нашел в темноте Улю, взял за плечи, провел впереди себя по лестнице на третий этаж, повернул к обитой черным дерматином двери и достал ключи..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});