Действующая модель Ада - Павел Крусанов

Для тех революционеров-демократов, кто дожил до Октябрьской революции и при этом успел умереть вовремя (то есть до начала массовых репрессий и до того момента, когда большевики принялись изобличать своих исторических предшественников как заблуждавшихся), 20-е годы были счастливым временем. Наверное, редко кому выпадает на долю пережить такое глубокое чувство собственной нужности: народ наконец победил — жизнь прожита не зря. Ко всему, ветеранам революции оказывают повсеместный почет и внимание: встречи с общественностью, с пионерами, публикация книг, возможность водить экскурсии по местам заключения… Чем не полное торжество социальной справедливости?

Михаил Новорусский умер вовремя — в 1925 году. Можно ли все случившееся с ним после 1905 года считать моральной компенсацией за восемнадцать лет заключения? Именно заключения, а не осмысленной революционной борьбы, которой, по большому счету, не было?

Тюрьма сделала из Новорусского образцового обывателя, а дальнейшая жизнь, окутанная фимиамом общественного признания, закрепила ощущение правильности пройденного пути. Страшная и счастливая судьба одновременно. Выбор оценки зависит от облюбованного ракурса.

Может ли подобная судьба служить заразительным примером, мерцающим в глухой ночи обыденности маяком? Определенно нет — рутина огорода напрочь портит дело, да и Ананьиных немного жалко. И знаете (здесь хочется вздохнуть свободно), это хорошо…

7. Террор в России первого десятилетия XX века: действующая модель ада

Первым событием политического террора в XX веке стало убийство министра народного просвещения Боголепова, совершенное 4 февраля 1901 года исключенным из университета студентом Петром Карповичем. Некоторые исследователи революционного движения в России полагали, что основное значение этого теракта заключалось в том, что он оправдал предсказание, данное ранее сразу несколькими революционными деятелями: мол, первая удачно брошенная бомба соберет под знамя террора тысячи сторонников, и тогда деньги потекут в революцию рекой.

Действительно, после убийства Александра II и разгрома "Народной воли" волна революционного террора пошла на спад — за это время не было организовано ни одного достаточно громкого террористического акта (за исключением неудавшегося покушения на жизнь Александра III 1 марта 1887 года, предпринятого группой подпольщиков, в которую входил Александр Ульянов). Нет, по мелочи кое-что было, но эти несущественные и немногочисленные акции совершались в основном экстремистами с неопределенными идейными убеждениями, не принадлежавшими ни к каким организациям и действовавшими по собственной инициативе. Некоторые из них и вовсе прибегали к беспорядочному насилию по сугубо личным мотивам. Так некий рабочий Андреев, уволенный мастером с фабрики, выразил свое недовольство социально-экономическим порядком через нападение на представителя власти — армейского генерала, приехавшего на концерт в Павловск.

За годы бездействия радикалы устали от пустопорожней траты времени, от бесконечных споров по теоретическим и программным вопросам — революция застоялась, определенно ей пора было размять косточки. Тем более что либеральная общественность видела тогда в действиях террористов примеры самопожертвования и героизма, а такое отношение только способствует экстремизму, поскольку, согласно известному западному исследователю терроризма Манфреду Гильдермейеру, "как правило, террористы добиваются наибольшего успеха, если им удается заручиться пусть небольшой практической, но зато широкой моральной поддержкой в уже нестабильном обществе". Так и случилось — воодушевленное удавшимся покушением на Боголепова революционное движение начало стремительно набирать обороты. В начале 1901 года образуется экстремистская группа, члены которой называли себя социалистами-террористами и своей первой задачей объявили убийство министра внутренних дел Дмитрия Сипягина, объясняя выбор жертвы в частности тем, что ликвидация реакционного министра получит одобрение со стороны не только оппозиции, но и всего русского общества (вот он, урок суда над Засулич, давший террористам в руки козырь общественного оправдания пролитой ими крови). Следующими на очереди были заявлены оберпрокурор Синода Константин Победоносцев и Николай II.

Оживились анархисты и представители народнических кругов, верные заветам разгромленной "Народной воли". В конце 1901 года возникает партия социалистов-революционеров с ее откровенно протеррористической позицией и теоретическим обоснованием террора как формы борьбы с правительством (история Боевой организации эсеров стала сегодня едва ли не хрестоматийной). Одним словом, в среде российских радикалов, как отмечалось в докладе директору Департамента полиции от 22 декабря 1901 года, все больше преобладало мнение, что "пока правит деспот, пока все в стране решает самодержавное правительство, никакие дебаты, программы, манифесты не помогут. Необходимо действие, настоящее действие… и единственно возможное действие при нынешних условиях — это самый широкий, разносторонний террор".

Что касается денег, то они и впрямь потекли в революцию рекой — российские и особенно заграничные спонсоры, желавшие поддержать революционное движение, предпочитали осуществлять пожертвования не в пользу мелких экстремистских группировок или отдельных террористов, а в пользу организованной политической партии, что сразу сказалось на финансовом положении эсеров (да и других радикальных обществ, преобразованных в революционные партии). Так что теперь регулярно пополняющаяся партийная казна позволяла уже не только содержать боевиков, но и широко закупать оружие и динамит за границей, а разветвленная партийная сеть значительно облегчила задачу незаконного ввоза подобного товара в Россию.

Характерно, что в то же время происходит оживление во всех сферах русской жизни — экономической, градостроительной, интеллектуальной, артистической. Выходят журналы "Мир искусств", «Весы», "Золотое руно"; в 1903 году торжественно открывается Троицкий мост и Петроградская сторона столицы становится царством art nouveau — ее застраивают лучшие архитекторы северного югендстиля: Лидваль, Шауб, Гоген, Белогруд; промышленники получают огромные правительственные заказы (чего стоит только один указ Николая II об отпуске 90 миллионов рублей на постройку военных судов "независимо от увеличения ассигнования по смете морского министерства"), экономика развивается небывалыми темпами.

Если действительно уместна попытка перенесения модели горячих и холодных культур из сферы художественного в социально-политический план, то нет ничего удивительного в том, что русский терроризм получил небывалое доселе распространение в то время, когда, по словам американского историка Вильяма Брюса Линкольна, "убийства, самоубийства, сексуальные извращения, опиум, алкоголь были реалиями русского Серебряного века". Это и вправду был период культурного и интеллектуального брожения, период декадентства, когда многие мечущиеся, бунтующие умы под влиянием жажды модного тогда артистического экстаза искали поэзию в смерти. Видимо, существуют некие пока еще не до конца выявленные законы (помимо ослабления государственного порядка и либерализации общества, всегда способствующих активизации не только гражданских сил государства, но и всякого рода нечисти), которые одновременно влияют на всплеск активности людей как в высших проявлениях духа, так и в бездне порока, преступления, греха.

Итак, радикалы были готовы взять в руки оружие и только ждали сигнала, рокового знамения, удара "колокола народного гнева", зовущего к началу широкой террористической кампании и открытой революционной борьбе. И колокол ударил — 9 января 1905 года.

Конечно, революционеры и до этого могли похвастать громкими политическими делами: в апреле 1902 эсером Степаном Балмашевым был убит министр внутренних дел Сипягин. Спустя несколько месяцев были совершены покушения на виленского губернатора Владимира Валя и губернатора Харькова Ивана Оболенского. В мае 1903 Григорий Гершуни стрелял в губернатора Уфы Николая Богдановича, а еще через месяц Евгений Шуман смертельно ранил генерал-губернатора Финляндии Николая Бобрикова. Наконец в июле 1904 Сазонов в клочки разнес бомбой преемника Сипягина на посту министра внутренних дел Вячеслава фон Плеве. Список можно было бы продолжить, однако это, так сказать, были всего лишь отдельные акты террора, большая часть которых лежала на совести одной группы — Боевой организации партии эсеров. Но когда прогремели залпы на подступах к Зимнему дворцу, когда насилие власти и вообще все виды насилия приобрели массовый характер, тогда уже действительно в небывалых масштабах обрушились на страну бомбометания, убийства чиновников, грабежи по политическим мотивам (радикалы называли их «экспроприациями» или просто "эксами"), вооруженные нападения, похищения, вымогательство и шантаж в партийных интересах, политическая вендетта — словом, все формы деятельности, подпадающие под широкое определение революционного террора.