Ящик Пандоры. Книги 1 – 2 - Элизабет Гейдж

Элеонор не знала, была ли в этой истории правда, но сомневалась, что этот предок действительно мог обладать странной смесью резкого поведения Ланкастеров и легкостью, присущей молодому Хэлу, что делало его более завершенным и желанным как мужчину. В одном она была уверена: Хэл был сокровищем семьи, ее бриллиантом. Стюарт был тоже красив, как всякий Ланкастер, но по-другому – каждая его черта замечательна, но предсказуема.

Возможно, думала она иногда, это было и к лучшему, что великая судьба обладания властью и обязанностями распорядилась так, что Хэл мог быть свободен от установившейся жизни Ланкастеров и найти в себе индивидуальные склонности, в которых всегда отказывали его предкам. По крайней мере она надеялась, что так оно и будет.

Мальчик все еще держал ее за руку.

– Мама, – сказал он, – откуда взялась эта Депрессия? Ее брови нахмурились.

– Это случилось от того, – сказала она медленно, – что все кругом стали бедными, Хэл. Все деньги были взяты из бизнеса и банков, что и привело мир в упадок. И все люди, которые работали за деньги, потеряли свою работу, потому что им не могли заплатить.

– Куда же делись деньги? Она вздохнула.

– Я и сама это плохо понимаю. Деньги – это что-то вроде воды. Люди стали бояться, и они не хотят вкладывать свои деньги в банки или бизнес, чтобы он мог развиваться.

– Деньги должны уменьшаться или расти? – спросил он. – А не могут ли они стоять на месте?

– Может, это звучит глупо, но нет, дорогой. – Элеонор грустно улыбнулась. – Деньги – это странная вещь.

Она взглянула на него. Какой же он был умный! И как это похоже на него: задавать вопросы ей, а не идти за ответом к Рейду. Но на этот вопрос она не могла ответить. Это был вопрос типичного Ланкастера, полный любопытства о состоянии дел в мире и о структурах, его поддерживающих. Но Хэл льстил ей своим доверием. Стюарт бы никогда не стал так поступать.

Стюарт нашел бы ответ заранее в этом мистическом мире, в котором мужчины семьи Ланкастеров общались между собой, делясь своими секретами и целями. И, тем не менее, Хэл обращался к ней. И его собственная формула была такой разумной. В самом деле, деньги не могли стоять на месте, потому что мир не стоял на месте. Они проскальзывали сквозь пальцы как песок, и уже от людей зависело, заставить ли их работать на себя, или же быть разрушенными ими. Сегодня миру не хватало мужества для этой битвы. Ветер дул в противоположную сторону. Это была Депрессия – страх, который заставлял людей покидать арену боевых действий, на которой человек так успешно сражался всего несколько лет назад. Элеонор Ланкастер понимала это, потому что она знала страх.

– Но мы же не бедные, – сказал мальчик.

– Нет, – ответила она. – Нам повезло. У нас много денег. Депрессия тоже оказывает на нас свое влияние, но не так, как на других людей.

– Почему у нас много денег?

Она потрепала его волосы, выдумывая ответ. Чувство, которое она испытывала от его близости, мешало ей ясно думать. Она ответила:

– Наша семья – твой отец и мой отец – несколько лет назад мудро вложили свои деньги и всегда заставляли их расти. Денег становилось больше, и они продолжали их вкладывать. Потом мы стали очень богатыми, и мы все еще продолжаем богатеть.

В ее голосе звучала трогательная грусть, когда она говорила о хищном мире бизнеса и успеха, который окружал их обоих подобно стенам с ушами. Она не хотела думать, что Хэлу предстоит жить в этом мире, который поглотит его душу, если он позволит. Так как, несмотря ни на что, в нем текла кровь Ланкастеров, которая рано или поздно примет вызов. Сегодня она соприкоснулась с нежной стороной его юной души. Как долго она будет бороться с другой стороной, она не могла сказать.

– А мы делимся нашими деньгами с другими людьми? – спросил он, нахмурив брови.

– Да, конечно, мы отдаем деньги на благотворительность, мы дарим вещи… Каждый год мы отдаем огромное количество денег.

– Каким людям? Мы их знаем?

– Нет, – призналась она. – Я их никогда не встречала. Они получают деньги через агентства.

Хэл задумался.

– Я бы хотел познакомиться с ними, – ответил он. – Я бы хотел, чтобы они приходили за деньгами сюда.

От его слов у нее сжалось сердце. Он чувствовал одиночество от богатства, свою оторванность от обычных людей, то, к чему обязывало богатство.

– Когда я вырасту, – сказал он, – я стану врачом. Так я смогу узнать все типы людей, потому что когда они заболеют, они придут ко мне.

«Каким хорошим врачом ты будешь», – думала она.

– Кто такой Гитлер? – спросил он, перескакивая на другой предмет. Может их пребывание в Европе навело его на мысль о Гитлере.

– Гитлер – канцлер Германии, – ответила она. – Он очень злой, и многие люди боятся его. Но некоторые считают, что он – то, что нужно Германии. Я не знаю.

Хэл собрался идти. Она чувствовала это.

– Ты обнимешь меня? – спросила она почти просящим голосом.

Он обнял ее и привычным жестом задержал свою руку в ее ладони.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Я тебя тоже.

– Расскажешь мне потом свой сон?

– Да.

Она улыбалась, глядя, как он выходил из комнаты. Как только он вышел, вошла няня с Сибил.

– Пора сказать маме «спокойной ночи», – произнесла няня, как только появление беленьких кудряшек Сибил затмило посещение Хэла. Сделав над собой усилие, Элеонор перестроилась на Сибил, посмотрев в вопросительные глазки своей пятилетней дочки.

Хэл немного задержался в коридоре, слушая, как мать прощается на ночь с Сибил.

– Спи хорошенько, – долетел до него звук ее голоса. – Поцелуй мамочку. Я зайду взглянуть на тебя, когда вернусь.

Ни слова о любви. Только «я зайду взглянуть на тебя». Мать как будто хотела возместить в будущем то, чего лишала ее в настоящем. Хэл впервые услышал это несколько лет тому назад. Это его покоробило. Он поднялся к себе в комнату – новую и загадочную, в которой все – картины и столы, и своеобразный британский запах – так отличалось от его родного дома. Он все это обследует завтра и в последующие дни. Он сел на кровать и взял книгу об истории Британии, которую привез с собой. Хотя он уже прочитал ее, он начал перелистывать страницы, ища свои любимые места.

Он уже забыл о том, что слышал. Через несколько минут настанет его очередь поцеловать Сиб на ночь. Ему было жаль ее и он был озадачен поведением родителей по отношению к ней. Он чувствовал, что мать недолюбливала ее, никогда не относилась к ней тепло. Отец же едва замечал ее существование. Хэл был еще слишком юным, чтобы понять, как глубоко зачатие и рождение Сибил расстроили деликатную натуру Элеонор Ланкастер. Женщина, будучи уже в среднем возрасте, наконец-то нашла свое место среди Ланкастеров – не без усилий и жертв с ее стороны – когда вдруг неожиданно забеременела. Она уже смирилась с одиночеством своего существования с мужем и уже подарила ему двух сыновей. Она пережила множество потрясений, воспитывая двух здоровых и энергичных мальчиков. Однажды Стью сбросила лошадь в Ларкмонте, в другой раз его яхта исчезла во время бури в Ньюорте, и береговая охрана принесла весть о том, что он спасся, когда Элеонор уже приготовилась к худшему. И эта ревматическая лихорадка Хэла, которая продержала его в постели четыре с половиной месяца. Маленький храбрец, в работоспособности его сердца доктора сомневались до полного выздоровления. Это отняло у Элеонор что-то, чего уже нельзя было восстановить. Все эти ужасы были уже позади, и она была занята тем, что ухаживала за своей умирающей матерью, когда вдруг появилась Сибил. Прошлое забрало у Элеонор все. У нее больше не было сил. Другая мать была бы счастлива иметь дочь после двух здоровых сыновей от отдалившегося от нее мужа, и воспитала бы ее как своего любимого ребенка, всю бы себя посвятила ей, надеясь, что женственность с годами возобладает в ней. Но Элеонор все лучшее, что в ней было, уже отдала Хэлу. И кроме того, в свои сорок лет она вовсе не была уверена в своей женственности, чтобы еще делиться ей с очаровательной белокурой малышкой, которая вызывала охи и ахи у всех членов семьи Ланкастер. Наконец она просто чувствовала себя слишком усталой, чтобы еще ходить за ребенком, волнуясь о том, как бы он не обжегся, заболел или ушибся. Сибил, как оказалось, была лишней головной болью, не говоря уже о более позднем времени, когда начнут возникать проблемы с мальчиками, и новыми платьями, и разбитыми сердцами, и с правильным выбором колледжа, и правильным выбором мужа. У Элеонор самой были непростые отношения с матерью. Она искала, но так и не смогла найти точку соприкосновения с дочерью. Может из-за Элеонор, а может по какой-то другой причине возникло такое отношение к Сибил. Что-то было не так, и хотя на первый взгляд, все было в порядке, все члены семьи не могли не замечать этого. Даже несмотря на то, что Сиб была еще ребенком, в ней чувствовалась какая-то отчужденность, поглощенность собой, отсутствие улыбки, смеха и энергии, присущей маленьким детям. Ее тяжелый взгляд отталкивал. Даже те родственники, которые обожали ее, пока она была младенцем, к тому времени, как ей исполнилось два года, держались от нее на расстоянии.