Гони! - Джеймс Саллис

— Ну, видишь ли, в одних семьях все становятся врачами, в других — адвокатами…

Парнишка снял туфлю, выудил из-под вкладыша две стодолларовых купюры и выложил их на барную стойку. Часть заначки у него уйдет, чтобы найти поручителя, использовать как доказательство против обвинений в бродяжничестве, на подкуп или же просто «на всякий пожарный» — известная привычка заключенных.

Док взглянул на купюры.

— Как тебя зовут, малыш?

— Эрик. Эрик Гусман. Считай это платой за срочный вызов.

— Думаешь, тебе вскоре понадобится медицинская помощь?

— Ха! Нет, не мне. Я всегда осторожен. Все просчитываю заранее.

Да какого черта?! Наверное, вся жизнь этого парнишки была сплошной серией логических ошибок. Пиво не могло так ударить ему в голову. Только не «Бад» и только не за те два часа, что пацан его цедил.

Док взглянул ему в глаза: зрачки у парня были с булавочную головку. Ага. Ну, тогда понятно.

— Я планирую все заранее. Случись что, я буду знать, куда идти. Правильно?

Ни хрена он не знает. Теперь никто из них ни хрена не знает. Все до одного мнят себя крутыми, готовыми пуститься во все, что против правил.

Док вытерпел еще полчаса с Эриком Гусманом, а потом извинился и, с трудом стащив свою несчастную задницу с барного стула, поволок ее домой. Этого получаса Гусману хватило, чтобы посвятить Дока в тайну его заманчивого дельца. Они с подельщиками собирались обчистить магазин электроники на Центральной улице, но уже за пределами города: там она вроде как сходила на нет, вокруг находились только склады, базы и тому подобное. В уик-энд хозяева устраивали полную распродажу товара, и Гусман сделал вывод, что к воскресенью магазин будет битком набит наличкой. Охранников — раз, два и обчелся. Команда собрана, нужен только водитель.

На улице возле дома Дока поджидала Мисс Дикинсон: она принялась жаловаться на жизнь. С год назад как-то вечером он открыл дверь нараспашку, и она к нему забрела — уличная кошка с явной примесью русской голубой, с драным левым ухом и без двух пальцев на левой передней лапе. С тех пор он ее кормил.

— И в который раз вы сегодня у меня обедаете, а, Мисс Ди? — осведомился Док. Ее регулярные визиты уже начинали ему докучать. Док подозревал, что она целыми днями наматывает круги по всей округе, от одного дома к другому. И все же он откупорил банку тунца и поставил на пол в углу, где Мисс Дикинсон могла легко до нее добраться, а не бродить по всей комнате; впрочем, после еды она все равно принималась гонять пустую банку.

Он так и не прибрал в квартире после предыдущей ночи. Повсюду лежали клочья пропитанной кровью ткани, марли, лотки с перекисью водорода и бетадином. Хлорка, швейные иголки из нержавеющей стали, бутылки со спиртом.

Приятно снова почувствовать себя нужным.

Не успел он покончить с уборкой, как Мисс Дикинсон покончила с тунцом и пришла проконтролировать, чем он занят. Она наморщила нос, ткнувшись в хлорку и дезинфицирующие вещества, сильно пахнущие перекисью водорода и бетадином, однако выказала чрезвычайный интерес к испачканным кровью тряпкам и пыталась выудить их лапой из лотков и пластиковых контейнеров.

Новый пациент придет на повторный осмотр в пятницу. Док сказал ему, что опасается инфекции. А теперь он начинал думать, что инфекция, пожалуй, не самая большая опасность. Стоит предупредить пациента насчет Эрика Гусмана.

Глава 18

После смерти Стандарда он долго не брал никаких заказов. Не то чтобы к нему не обращались — слухи о нем ходили повсюду. Он часто смотрел вместе с Беницио телевизор, готовил грандиозные обеды или ужины для Ирины и вместе с ней. «Выучился для самозащиты», — объяснил он Ирине, когда однажды она поинтересовалась, как он овладел искусством приготовления пищи. Потом, натирая свежий пармезан и выкладывая итальянские сосиски на кухонный стол, чтобы они согрелись, рассказал ей о своей матери. Они чокнулись и выпили. Хорошее и недорогое белое, «Совиньон».

Раз или два в неделю он посещал киностудию, выполнял то, что от него хотели, и возвращался домой, чтобы успеть к приходу Беницио из садика. Суммы на чеках, что слал ему Джимми, росли с каждым месяцем. Он мог жить так вечно. Но все золотое зыбко,[3] как сказано в стихотворении, прочитанном в старших классах.

Хотя в Лос-Анджелесе нелегко отделить одно время года от другого без помощи календаря, осень все же наступила. Ночи стали прохладными и ветреными. Каждый вечер свет распластывался по горизонту в героической попытке задержаться подольше — и исчезал.

Вернувшись домой с новой работы — она устроилась на службу в местную «неотложку», — Ирина, как обычно, наполнила бокалы.

— Выпьем за…

Он помнил, как выпал из ее руки бокал и разлетелся на осколки, ударившись об пол.

Он помнил фонтанчик крови у нее на лбу, помнил, как кровь змейкой поползла по ее щеке, пока она пыталась выплюнуть то, что было у нее во рту, перед тем как упасть замертво.

Он помнил, как поймал ее, когда она падала… Потом довольно значительный промежуток времени выпал из его памяти.

«Гангстеры, — впоследствии объяснят ему полицейские. — Полагаем, какие-то местные разборки».

Поскольку у Водителя не было законных прав на то, чтобы Беницио остался с ним, мальчика отправили в Мехико к бабушке с дедушкой. Почти год Водитель писал малышу каждую неделю, а Беницио присылал в ответ свои рисунки. Все они немедленно крепились на холодильник в каждой квартире, где жил Водитель, — если, конечно, там был холодильник. Некоторое время он провел в постоянных переездах, каждые месяц-два меняя жилье: из старого Голливуда в Эко-парк, оттуда в Силверлейк — вдруг удастся спастись? Время шло по своему обыкновению. И однажды его вдруг осенило, что он давно не получает вестей от мальчика. Он попытался позвонить, но номер не обслуживался.

Ненавидя одиночество, необходимость возвращаться в пустые квартиры и терпеть свободные дневные часы, Водитель старался себя чем-нибудь занять. Брался за все, что предлагали, порой сам искал дополнительную работу. Даже однажды получил в каком-то фильме эпизодическую роль со словами за полчаса до съемок, когда оказалось, что актер заболел.

Режиссер все ему объяснил.

— Ты подъезжаешь на машине. Там стоит тот парень. Ты качаешь головой, как будто тебе жаль этого несчастного сукина сына, а потом выходишь из машины и облокачиваешься на дверь. Говоришь ему: «Решай сам». Понял?

Водитель кивнул.

— От твоих слов просто веяло угрозой! — восхищался режиссер, когда начался обеденный перерыв. — Всего лишь два слова — каких-то гребаных два слова!.. Великолепно. Тебе стоит серьезно подумать о том, чтобы сниматься еще!

Он и думал, только в другом смысле.

В свое время Стандард довольно часто наведывался в заведение под названием «Буффало-пожиратель» неподалеку от Бродвея в деловой части Лос-Анджелеса. Еду там не подавали со времен Никсона, но название почему-то сохранилось, как уцелело и последнее меню, написанное мелом на доске над стойкой. Так что Водитель начал захаживать в то местечко после обеда — завязывать беседы, ставить выпивку, упоминать о своей былой дружбе со Стандардом, спрашивать, не ищет ли кто профессионального водителя. Через две недели он стал уже завсегдатаем, всех знал по именам и был обеспечен работой невпроворот.

Тем временем он начал пропускать съемки — и чем больше пропускал, тем тоньше становился ручеек стекающихся к нему предложений.

— Что мне им говорить? — вопрошал Джимми первые несколько раз.

Через несколько недель агент сменил пластинку. «Им нужен лучший. Они все мне это твердят». Звонил даже именитый итальянец со всеми его бородавками и складками на лбу, сказал Джимми, причем лично, не через какого-то там секретаря или помощника. Лично, черт побери!

«Слушай, — звучал голос Джимми в автоответчике, к тому времени Водитель перестал снимать трубку. — Даже если ты жив, мне, черт побери, уже все равно, если ты понимаешь, о чем я».

В его последнем послании говорилось:

«Мы славно поработали, парень, но я потерял твой номер».

Глава 19

Из телефонной кабинки Водитель набрал номер, указанный на найденных у Главаря купонах. На другом конце провода телефон все звонил и звонил — в конце концов, время было раннее. Тот, кто в итоге все же взял трубку, английским владел ужасно и вконец исковеркал сие варварское наречие. Человек сказал, что «У Нино» еще закрыто и чтобы, пожалуйста, перезвонили после одиннадцати.

— Я бы и перезвонил, — отозвался Водитель, — но, быть может, твоему боссу не понравится, что ты заставил его ждать.

Похоже, слишком трудно для понимания.

— А еще, быть может, ты все же передашь трубку тому, кто мало-мальски говорит по-английски.

Мимо по улице проковылял, толкая перед собой чем-то битком набитую магазинную тележку, какой-то бездомный. Водителю опять вспомнился Сэмми с его телегой, запряженной мулом и груженной никому не нужным хламом.