University. Повести - Алексей Александрович Федотов

ведь совсем не то. И теперь, после увольнения Бориса Николаевича, он из-за этого теряет свою самобытность.

Бубнова успокаивала его как могла; сказала, что есть идея заменить Котова ректором – работа ведь как раз по его интеллектуальным и моральным способностям.

– Боюсь, что он не согласится, – недовольно возражал дракон, – и что тогда? Разве это озеро?

– Озеро, – уверенно отвечала проректор по инновациям, которой нравилось, что теперь ей приходится плыть на остров дракона семь метров вместо пятнадцати и в менее мерзкой жидкости.

А тот видел ее насквозь:

– Ну, Оксана Александровна, о чем вы думаете? Плавание именно по той жидкости, которая была, очень полезно именно для таких, как вы. Вам сейчас бы думать о том, как получить полную власть над университетом, а вы радуетесь тому, что сук, на котором вы сидите того и гляди сломается…

– А на каком суку я сижу? – удивилась Бубнова.

– Это образное выражение, которое не нужно понимать прямо.

– А что вы имели в виду?

– То, что чем меньше мой авторитет, тем меньше мои возможности, а соответственно и ваши, и все это связано с размером озера.

– Заставим Иванова, никуда не денется! – безапелляционно заявила проректор.

– Вот вы так уверены в этом: а если он и с поста ректора не захочет уходить?

– Захочет, – уверенно сказала Бубнова. – С ним уже поговорили из областного правительства и через час позвонят из Минобрнауки.

– А с вами приятно иметь дело, недаром ваш облик почти столь же совершенен как мой, – одобрительно ответил зеленый змей.

– Это имеется в виду в переносном плане? –уточнила Оксана Александровна.

– Во всех, – ответил дракон, завершив на этом аудиенцию.

Звонок

Акакий Мардариевич, выйдя из кабинета заместителя губернатора, вызвал к зданию областного правительства университетскую машину. Она приехала быстро; ректор сел на переднее сиденье и сказал водителю – немногословному чувашу лет сорока – всего одно слово: – Поехали! – при этом зачем-то махнул рукой.

– Куда? – невозмутимо спросил тот.

– За город. Но сначала заедем в магазин: нужно что-то выпить!

Купив бутылку коньяка и бутылку холодной пепси-колы, Иванов по очереди отхлебывал то из одной бутылки, то из другой.

– Почему пепси-кола, «буратино» подешевле? – также флегматично поинтересовался водитель.

– Чтобы взять от жизни все! – возбужденно ответил ректор.

Они выехали за город. Недовольно смотря в открытое окно на заросли борщевика выше человеческого роста, Акакий Мардариевич сказал:

– Вот занесли нам эдакую гадость! И ведь какая ядовитая дрянь!

–– Мы вообще-то его у себя в деревне едим, и нам очень даже нравится, – без тени эмоций в голосе отозвался водитель.

Иванов посмотрел на него как раз в момент, когда тот пальцем вычищал у себя серу из ушей и размазывал по рулю. «Хорошо, что я сам за рулем не езжу», – подумал ректор.

– Слышал, чего наш проректор по научной работе придумал? – спросил он водителя.

– Нет, а чего?

– Создал инновационную концепцию, как из русских китайцев делать.

– На фига?

– Ну мало ли: вдруг понадобится.

– И как?

– Предложил набрать группу добровольцев и давать им бесплатно в день по три бутылки водки. Высчитал гаденыш, что через какое-то время у них глаза сузятся, еще через какое-то кожа пожелтеет, потому что печень откажет, еще через какое-то время они не смогут писать и можно будет сказать, что это шаг к написанию иероглифов, а потом и говорить внятно не смогут, и можно будет сказать, что это шаг к освоению китайского языка…

– А смысл?

– Деньги хотел на это получить, как на фундаментальное научное исследование.

– Неуж дали?

– Нет, конечно. И не в последнюю очередь потому, что на моем примере показали, что на достойного русского человека три бутылки водки в день никак не действуют! – гордо заявил ректор.

Наконец, они остановились. Поочередно отхлебывая то из одной бутылки, то из другой, Акакий Мардариевич начал было забываться; думать, что может жизнь не так уж и плоха. Что может еще и найдется выход… Его размышления прервал резкий звонок мобильного.

– Владимир Михайлович, рад слышать, – сказал сразу снявший трубку ректор, увидевший знакомый номер важного министерского чиновника.

– Взаимно, – ответил тот. – Акакий Мардариевич, а вы мне ничего не хотите сказать?

– О чем?

– О предложении вашего регионального правительства, которое вам поступило.

– Но откуда…

– Я знаю? Да знаю вот. Заместитель губернатора, который с вами говорил, звонил заместителю министра, и встретил понимание. Так что сегодня отдохните, а через пять дней ждем ваш ответ.

– А что с нашим присоединением к другому вузу?

– Вопрос пока снят: министр новый, новые взгляды.

«Отсчет пошел, – задумался ректор, закончив разговор. – Дракон сказал семь дней, Земляника шесть, а этот вот уже пять… Как время-то летит… И что им ответить?»

Про левиафанов и эгрегоров и не только про них

Профессора Иван Александрович и Сергей Александрович пили кофе в небольшом кабинете, предназначенном для преподавателей кафедры философии. То, что их занимало, казfлось раздвигало стены кабинета, они забывали где находились, думая о вещах никак не связанных с обыденностью.

– Возвращаясь к нашему разговору об эгрегорах, – сказал Сергей Александрович. – Помните, у Гоббса в его знаменитом «Левиафане» он пишет, что «искусством человека» создан «тот великий Левиафан, который называется Республикой или государством и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан». И далее он описывает функции членов этого тела: верховная власть – это искусственная душа, должностные лица – искусственные суставы, награда и наказание – это нервы и т. д. Эгрегоры, как вы их представляете, тоже созданы «искусством человека»?

– Я их, к счастью, не очень представляю, эгрегоров, – ответил Иван Александрович. – Но думаю, что «искусством» это вряд ли можно назвать. Насколько я понимаю, объединенные сильные эмоции разных людей, направленных на одно и то же, создают эгрегора…

– Создают или дают силы реально существующему независимо от этих людей духу, вот в xем ключевой вопрос?

– Возможно и так.

– Тогда возвращусь к Гоббсу. Он писал о государстве: «Это больше, чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномачиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенных таким образом в одном лице, называются государством, по латыни – civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того