Врата тьмы - Таня Хафф

Иван на минуту задумался, а Ребекка одарила Роланда такой благодарной улыбкой, что ему неожиданно захотелось совершить ради нее какой-нибудь необъяснимый поступок: взбираться на горы, биться с драконами, прогнать Тьму голыми руками… «Ладно. Не бери в голову».

На последней мысли он постарался сосредоточиться.

— Не, — ответила наконец кариатида. — Я только являюсь. — Она показала тощей, искореженной каменной рукой на футляр с гитарой. — У тебя там есть чего выпить?

— Нет, просто гитара.

— Гитара? — вздохнула каменная фигура. — Как давно я не слышал музыки… Сыграй мне песню.

Роланд открыл было рот, чтобы послать кариатиду куда подальше, но тут же закрыл его. Если музыка может радовать… Он положил футляр на газон и вынул свою старую «Ямаху». Когда он купил ее больше десяти лет назад, это было лучшее, что он мог себе позволить, но все равно до супера ей далеко. Тем не менее за все годы на улице, на всех фестивалях, в бесчисленном количестве прокуренных комнат она не подвела его ни разу, и голос ее был так же сладок и чист, как в первые дни. Общаясь с ней, Роланд называл ее «Терпеливая», хотя ни одной живой душе об этом не говорил.

Закинув ремень на шею, он сел на нижнюю ступеньку каменной лестницы. Он ощутил камень, выбитый тысячами ног.

Ребекка и статуя, которая была Иваном, терпеливо ждали.

Ой ты, ветер, ты по степи веешь,Ты колышешь ветлу над прудом,Отнеси же ты весточку, ветер,В мой далекий, покинутый дом.

Музыка старой русской народной песни сложена была для бандуры, и Роланд так увлекся ее переложением, что не мог следить за публикой. К счастью, слова и мелодия были простыми, и вскоре Роланд погрузился в песню.

Ты скажи, расскажи ты родимой,Что сынок не вернется домой.Над моею могилою, ветер,Мне о матушке песню пропой.

Отзвучали последние аккорды, и воцарилась тишина.

И вот из статуи медленно вышел туман и превратился в фигуру высокого мужчины с крупными чертами лица, одетого в черное, в конической шляпе и в фартуке каменщика. По щеке его, сверкнув в свете близкого фонаря, скатилась одинокая слеза.

Разведя в стороны большие руки в царапинах от камня и железа, он проговорил:

— Обнял бы тебя, если б мог. Ты отнес меня в Россию-матушку, где я уже сто лет не был. Проси чего хочешь, и я сделаю.

— Отнеси и ты наше приглашение Свету. Это все, что нам нужно.

— Так я и сделаю, — наклонил голову Иван. — Ты вновь пробудил в моем сердце чувство.

— Это вы тут играли?

Ребекка тихо вскрикнула, и Роланд взвился, оборачиваясь. На краю газона стоял офицер службы безопасности кампуса. До Роланда вдруг дошло, что они тут, на ступенях самого старого университетского здания, открыты всему, и доброму и злому, каждому, кто только удосужится пройти по тротуару, по дороге, по траве. А он тут играет старые русские песни для призрака.

— А разве нельзя, офицер?

— Да нет, чего там. — Полицейский широко улыбнулся. — Я тут просто делал обход, услышал вас и подивился, как это красиво звучит. Приятно услышать настоящую песню, а не этот теперешний шум.

— Ну спасибо.

— В такое время вы никого не потревожите — жилые дома там, за колледжем, да и в них сейчас мало кто живет в это время года. Так что, ребята, можете… — Он удивленно остановился и почесал в затылке. — Смешно, но я присягнул бы, что вас тут было трое. Такой большой парень в смешной шляпе…

— Это Иван, — серьезно объяснила Ребекка.

— Резникофф? Призрак? — Он тихо засмеялся. — Да уж, конечно. Давайте, ребята, все-таки проходите, раз вам призраки мерещатся.

Роланд наклонился, чтобы уложить гитару в футляр.

— Да мы и так уже идем.

— Я не подведу тебя, певец. Твое послание дойдет до Света. — Иван повернулся к Ребекке, дотронулся до края шляпы и растаял.

От офицера полиции избавиться было труднее. Он проводил их вдоль всего Круга Кингз-колледжа, а по дороге убедил Роланда, что знает все названия и первые куплеты всех песен, которые «битлам» случилось написать.

— А мне больше всех нравится эта: «Да, да, да», — вставила Ребекка, когда они проходили мимо Конвокэйшн-холла.

— Почему? — спросил Роланд.

— Потому что я там могу почти все слова запомнить.

Офицер полиции у нее за плечом покрутил пальцем у виска. В ответ Роланд бросил на него испепеляющий взгляд, которого тот не заметил, так как по долгу службы обратил внимание на группу теней, идущих через газон, оживляя темноту точками сигарет.

— Придется идти, а то эти детки тут все могут спалить — на такой сухой траве курить нельзя. Особенно если они травку курят — вы меня понимаете? Приятно было побеседовать.

И он ушел.

— Роланд?

— Чего?

— Ты сегодня очень хорошую вещь сделал для Ивана.

— Спасибо, детка.

Он даже сам удивился, что ее слова так много для него значат. Дальше до угла они шли молча.

На Колледж-стрит, прекрасно освещенной магистрали, ведущей прямо к дому Ребекки, Роланд оглянулся и посмотрел на то место, откуда они пришли. Через небольшой отрезок Кингз-колледж-роуд, через Круг и темную поляну, туда, где в темноте нависала выщербленная и покореженная статуя. Он только что говорил с каменщиком, который уже больше ста лет мертв. Получил таинственный совет от тряпичницы. Видел, как умирает сказочный маленький человечек. Ну и ночка выдалась! Теперь наконец работа окончена — они попросили помощи. Оставалось надеяться, что вдруг открывшийся невидимый мир не исчезнет с той же внезапностью.

В глаза Роланду ударил далекий свет фар со стороны Круга, и он, несмотря на расстояние, услышал рев двигателя. Спортивная машина, подумал он, пока Ребекка внимательно поглядывала то в одну, то в другую сторону перед тем как перейти дорогу.

Рев усилился; свет фар обогнул Круг и устремился прямо к ним.

Роланд нырнул вперед, но Ребекка застыла, пригвожденная этим светом.

Мир замедлился. Роланд, поворачиваясь к Ребекке, уже знал, что не успеет.

…И тут ее бросило к нему в руки, и они покатились по мостовой, а сияющее красное крыло лишь слегка задело ее подошву.

Взвизгнули шины, машина свернула на Колледж-стрит, вильнула и умчалась. Что-то приземистое и странно светящееся прицепилось к заднему бамперу, махнуло им рукой в салюте и принялось засовывать себе в рот полные горсти металла, пробираясь к кузову.

Роланд рывком поставил Ребекку на ноги и протащил дальше до тротуара. Она не казалась испуганной — лишь потрясенной. Потому что, подумал он, она не нарушала правил, и все это — не ее вина.