Африка под покровом обычая - Владимир Корочанцев

Было бы опрометчиво отрицать влияние христианства, всегда располагавшего солидным арсеналом средств духовного подчинения людей. Повсюду в Тропической Африке и на Мадагаскаре население, исповедующее христианство и даже ислам, соединяет местные, традиционные верования и обряды с этими религиями. Понимая всю неустойчивость своего влияния на африканские массы при сохранении религиозного дуализма, христианские пастыри пытаются приноровить друг к другу постулаты Библии и местные верования. Особенно в этом преуспевает католическое духовенство. Например, пятую заповедь «Чти отца своего и мать свою» связывают с культом предков, дабы разрушить нежелательное представление в народе о христианстве как «религии белого человека». В Экваториальной Гвинее я купил грампластинку католической обрядовой музыки, переложенной на африканский лад. Литургические службы «Месса Луба» и «Креольская месса» после их внимательного прослушивания представляются не только своеобразным водоразделом между двумя религиозными мирами, но и свидетельством их сближения. Значительный вклад в синкретизацию языческих обрядов и католицизма внесли в Камеруне архиепископ Яунде Жан Зоа и отец Энжельбер Мвенг, известные в Африке также как видные историки и этнографы. Богослужения на открытом воздухе, которые проводят Мвенг и другой священник — ни Клод Нгуму, на первых порах вызывали споры и даже нарекания ортодоксов католицизма, упрекавших камерунских пастырей в преображении христианства в язычество. Во всяком случае, сосуществование традиционных культов и христианства в Африке несомненно. Именно поэтому во время моих путешествий по Африке мне бросилось в глаза, что африканец по-разному ведет себя в церкви и дома. В этом, как объясняли друзья-африканцы, кроется мощное воздействие родо-племенных институтов на своего члена, пусть даже достигшего государственных высот в своей стране. «Если племя захочет…» — говорили и еще говорят во многих уголках континента, и от этого факта не уйдешь.

Нет убедительнее довода против отчуждения личности, культуры и, скажем, народа (ибо отчуждение целого народа — конечная цель культурной экспансии империализма), чем быт простых тружеников. Первые же встречи с фангами Рио-Муни убеждают, что по натуре и установившемуся образу жизни и мышления они типичные африканские крестьяне. Их жизнь мало чем отличается от жизни других народов банту: четырехугольные хижины с относительно высокими стенами на пальмовых нервюрах, селения, вытянувшиеся вдоль дороги, множество домашних животных, сельское хозяйство, где главную работу делает женщина.

Женщина в земледельческой Африке — главная рабочая сила, и это особенно наглядно проявляется у фангов. Ее зависимая роль в семье и общине предопределена обычаем. Она обрабатывает землю, сажает растения, ухаживает за посевами и собирает урожай. Стоический ее труд достоин низкого поклона, но нельзя не сказать, что здешнее земледелие ждет иная будущность, когда к нему наконец в полную силу подключатся мужчины, многие из которых нередко по старинке держатся, например, за полигамию, как гарантию беззаботной жизни.

Главные продукты питания фангов — маланга (местная разновидность маниоки), юкка, бананы, среди которых выделяются внушительными размерами плантены. В деревне нередко готовят пальмовое вино. Пальмовый сок (в естественном виде превосходный освежающий напиток) подвергают брожению, в результате чего «родится» опьяняющая жидкость, еще один вид «воды жизни», а попросту говоря, самогон.

Крестьяне Экваториальной Гвинеи не знают сливочного масла и сыра, не пьют испанских вин, поэтому экономическая блокада острова, с помощью которой бывшие колонизаторы пытались вызвать сожаление у нищих земледельцев по поводу утраченного их страной статуса колонии, была заранее обречена на провал.

Реки и речушки Рио-Муни вдоволь снабжают фангов рыбой. Рыболовство — также промысел женщин, которым помогают дети. Один из способов рыбной ловли такой: глубоко в реку погружают подобие корзины без дна, сплетенной из топкого волокна. Корзина пропитывается экстрактами алоэ или строфантуса, дурманящих своим запахом рыбу. Одурмапенная рыба слабеет и всплывает на поверхность, где становится легкой добычей находчивых рыбачек. В реках водятся крупные креветки, которых называют графис, — любимое лакомство как местных жителей, так и заезжих европейцев. Основное занятие мужчин — охота. Когда им удается подстрелить слона, то целую неделю вся деревня запивает мясо гиганта пальмовым вином, не задумываясь о заброшенной работе.

Родо-племенные устои общества фангов претерпели значительные изменения. Той «походной» организации, которая когда-то специально была создана для ведения обан (войны), уже нет и в помине. Фанги — ныне, в условиях независимости, гостеприимные, добродушные крестьяне, ничуть не похожие на отчаянных до безрассудства воинов, которые еще в 20-х годах нашего века с луками и стрелами подстерегали в лесах испанцев. Несмотря на глубоко вторгшийся в их быт католицизм, они одновременно упорно продолжают исповедовать дома культ предков биери — традиционную религию тысячелетнего прошлого, а в трудную минуту обращаются к услугам воует — деревенских знахарей и колдунов.

В этой преданности традиционной религии — предупредим об этом заранее — можно различить не только стихийный отказ принимать навязываемые извне влияния и иноплеменные нормы морали, но и одно из опасных проявлений трибализма, племенной замкнутости. Традиционную религию нельзя рассматривать как синоним народной культуры, некое объединяющее начало. Общий успех борьбы с культурной ассимиляцией, с колониализмом и неоколониализмом в конечном итоге зависит от процесса социальной дифференциации, от роста политического самосознания масс, и в частности от очищения культурного наследия прошлого от культовых, религиозных традиций, стесняющих свободу мышления и действия. «Самый опасный и непримиримый наш враг — это тот вид колониализма, который мы носим в себе, в своем духе и теле», — справедливо заметил поэт Ги Тирольен в предисловии к книге Анри Лопеса «Остатки трибализма».

В деревнях Рио-Муни регулярно отмечается старинный праздник очищения — ариба. Мне однажды довелось увидеть этот старинный ритуал. Ои предназначен для отпугивания злых духов (по крайней мере наиболее опасных из них, которые насылают бесплодие на женщин или голод на селения) и привлечения на свою сторону добрых духов.

Церемонию ариба поручают вести только справедливому человеку, пользующемуся доброй репутацией. Зло должно быть в прямом смысле изгнапо добром. Этот избранник деревни получает имя «мбомебира». Перед обрядом ему вручают жертвенного петуха, без которого ритуал не будет иметь силу.