Жизнь Марии Медичи - Сергей Юрьевич Нечаев

— Так почему вы это терпите, сир? — угрюмо спросил де Сюлли. — Отправьте этих авантюристов восвояси. Пусть они убираются в свою Флоренцию со всеми своими пожитками…

Генрих возбужденно перебил его.

— Я уже подумываю об этом. Да, другого пути у меня нет. А вы можете это устроить?

Исходя из своего прошлого опыта общения с королем, герцог ничего другого и не ожидал. Он уже успел неплохо поднатореть в решении подобных задачек, но никогда прежде положение не бывало таким сложным.

— Ну, разумеется, сир. Однако ваша супруга может потребовать за эту жертву чего-то большего. Она совершенно точно вновь поднимет вопрос о своей коронации.

Лицо Генриха IV омрачилось.

— Вы же знаете, я всегда подсознательно боялся этой коронации. И мой страх только увеличился после ее заявления о том, что я не доживу и до шестидесяти… Впрочем, если она этого потребует, мы, наверное, должны будем уступить. И все же, как же мне все это не нравится…

— Но, сир…

— Знаете, очень давно мне нагадали, что я встречу смерть в день пышного праздника, находясь в своей карете.

— Но тогда я, будь на вашем месте, уехал бы из Парижа и обходил бы кареты стороной. Я отложил бы коронацию на более поздний срок…

— Конечно, вы правы, герцог… Но что подумает моя жена? Она только и говорит о коронации, о регентстве, о будущем нашего сына. Видимо, все-таки она права, и мне придется ей уступить…

На этом король и его министр финансов, начальник артиллерии и инспектор всех крепостей расстались. Напоследок герцог еще раз напомнил Генриху, что тот больше не должен видеться с юной красавицей Шарлоттой Маргаритой де Монморанси.

— Клянусь вам, друг мой, я буду уважать священные узы брака, которыми сам же связал своего племянника с Шарлоттой Маргаритой. Я заглушу в себе эту страсть, — с готовностью пообещал Генрих.

Впоследствии герцог де Сюлли так прокомментировал это обещание в своих «Мемуарах»:

«Я полностью полагался бы на его заверения, не знай я, как легко обманываются нежные и страстные сердца, подобные его собственному сердцу».

Воистину лишь настоящий друг или истинный мудрец мог найти такие слова, чтобы выразить свое полное неверие в обещания короля.

На самом деле, Мария Медичи совершенно официально потребовала своей коронации. Важно отметить, что она заявила, что хочет, чтобы все было сделано непременно до начала готовившейся войны, которую Генрих IV — человек, ставший почти легендой, в котором сочетались черты развеселого гуляки и мудрого государственного деятеля, считал главным делом своей жизни. (Он мечтал ликвидировать в Европе гегемонию испанских и австрийских Габсбургов, с трех сторон зажимавших в клещи его любимую Францию.)

В принципе Генрих уже был даже и не против коронации. Прежде всего, это был шанс избавиться от ненавистного Кончино Кончини и Леоноры Галигаи. (В этом, кстати, король ошибался: Мария Медичи и слышать не желала об изгнании своих фаворитов, к которым была глубоко привязана.) Во-вторых, в рассуждениях жены относительно их сына тоже был определенный резон. К тому же неисправимый и безрассудный романтик Генрих — как же хорошо все-таки его знал герцог де Сюлли! — решил, что это может быть прекрасным предлогом, чтобы заставить его Шарлотту Маргариту вернуться в Париж. Еще немного подумав для проформы, он заявил:

— Я согласен, но при условии, что ОНА будет украшением коронации!

Марии, как и любой женщине, подобное предложение-условие очень не понравилось.

— За кого вы меня принимаете?! — закричала она. — И когда вы только прекратите выставлять себя на всеобщее посмешище с этой вашей малолетней замухрышкой де Конде…

Понимая, что обратить все в шутку не удастся и очередного страшного скандала не избежать, Генрих не стал настаивать. Муки совести превратили его в труса. Он так несправедливо обращался с женой в личной жизни, что был вынужден идти на уступки, дабы хоть как-то возместить нанесенный ей ущерб. Эта слабость короля была проявлением своего рода комплекса, связанного с Марией. Для его отношения к ней были характерны перепады и крайности: доверие и подозрительность, уважение и безразличие, увлеченность и холодность. Порой королю приходило в голову вовсе избавиться от такой жены, а порой он думал и говорил, что она — самый мудрый из членов его Совета. Даже получая доказательства ее вероломства, даже негодуя, он тем не менее справедливо признавал, что во многом сам провоцировал ее. Именно поэтому он согласился мириться с женой на ее условиях и поклялся никогда больше не упоминать имя Шарлотты Маргариты.

Церемония коронации Марии Медичи состоялась 13 мая 1610 года в церкви Сен-Дени.

В этот день весь Париж был залит огнями. С высоких башен Бастилии беспрестанно палили пушки, на балконах Лувра развевались богато расшитые флаги, толпы народа с песнями разгуливали по улицам.

Лицо флорентийки светилось торжеством. Отчасти она уже достигла своей цели. Она долго просила Генриха, и он наконец-то согласился! И вот сегодня был день ее коронации! Самый прекрасный день в ее жизни, ибо все происходившее означало лишь одно — укрепление ее власти. Конечно, сейчас она короновалась и становилась регентшей королевства на время отсутствия мужа, т. е. власть ее еще не была абсолютной. Но ее муж отсутствовал довольно часто. К тому же скоро должна была начаться очередная война, и он мог вообще не вернуться, ведь на войне всякое может случиться… Вот тогда-то она и станет неограниченной властительницей Франции. Кончино Кончини и его жена всеми силами старались обратить ее внимание на реальность такой возможности, ведь ее сын — наследник престола — был еще совсем мальчиком. В самом деле, если Генриха вдруг не станет королем,