Православие и грядущие судьбы России - Архиепископ Никон Рождественский

Впрочем — помнят: новый год, это — величайший у них праздник. Почему? Конечно, потому, что в полночь на этот день они совершают возлияние тому богу, коему служат с особым усердием всю свою жизнь. Скажите: христиане это?

II

Под праздник идет в театре кощунственная пьеса; со страхом верующий помышляет: сохрани Бог — за такое кощунство обрушится театр и похоронит несчастных зрителей, которые привели сюда — увы! — даже деток своих... А зрители благодушествуют, участвуют в кощунстве. Опять скажите: да неужели можно назвать их христианами?

Скажут: зачем же разрешают? Нет, скажи мне ты, именующий себя православным: зачем ты-то идешь в театр? Не столь виновен тот, кто соблазняет тебя: он делает свое дело: потеряв совесть, он наживает себе деньги; начальство не препятствует ему в том, ибо полагает, что ты — не дитя и тебя ведь никто не тащит в театр насильно; чего доброго — пожалуй, ты еще будешь роптать, если запретить театр, хотя и следовало бы запретить; но я спрашиваю тебя: где твоя-то совесть, если ты христианин? Да разве христиане не могут, если только захотят, сделать все театры пустыми? Стоит им только твердо сказать: «Не пойдем!» — и театры опустеют. Но театры полны: где же христианство?

То же — с печатью. Жалуемся, что задушила нас грязная, порнографическая литература, что отравляет нас иудейско-масонская печать: кто же виноват? Иудеи и масоны, опять скажу, делают свое дело — отравляют нас, подрывают под самые основы нашего государства, нашей Церкви — но, господа, ведь они не могут же навязывать нам своих книжек, своих газет — насильно; ведь можем же мы с негодованием отвращаться от этой отравы: кто же виноват, что мы отравляемся? Кто же мешает православным русским людям согласиться — в руки не брать ни одного иудейского листка, не подписываться ни на одну вредную газету? Ведь если бы мы в самом деле дорожили святынями православия, если бы ревновали о славе имени Христова, то не посмел бы ни один враг христианства проникнуть в нашу среду, ни один листок, ни одна газета не нашла бы себе читателя среди нас. Но этого нет; безбожная литература свободно гуляет не только среди легкомысленной молодежи, но и среди людей степенных, пожилых, которым, казалось бы, если они христиане, было и грешно, и стыдно брать в руки такую дрянь. Иудейские газеты распространяются сотнями тысяч экземпляров, безбожные книжонки выдерживают по нескольку изданий, их читают, создают около себя губительную атмосферу мысли, задыхаются в ней и жалуются еще: жить тяжело! Дышать нечем!.. Да и поделом: оставили источник воды живой, благодатной — учение Христа Спасителя и Его Церкви, отравляетесь мутью всяческих лжеучений, становитесь бессознательно Язычниками в своем миросозерцании; кто же виноват? Где ваше христианство? Пойдем дальше.

III

Кому неизвестно, чем отличились наши учебные заведения — средние и высшие — в последние годы? Кто там учит? Много ли там оказалось педагогов-христиан, твердых, крепких в вере, готовых на все ради Христа? Увы, если и были немногие, то им пришлось перенести чуть ли не мученичество от сведенной с ума молодежи. А где же были родители учащихся? Почему они не заступились? Да странно было и говорить о таком заступничестве: вот именно родители-то, в огромном большинстве, и оказались на стороне развратителей их детей, они-то и травили немногих наставников, не преклонивших колена пред современным Ваалом безбожия и безначалия. Что ж, ужели можно назвать таких отцов и матерей — увы! — были и матери в числе сих травителей! — ужели, говорю, можно, не оскорбляя христианства, назвать их христианами?! До чего мы дошли! До какого позора пред всем миром христианским!..

Но и этого мало: мало было развращения средней и высшей школы. Оно спустилось и в низшую народную. И сюда направились толпы ни во что не верующих, никаких авторитетов не признающих учителей и учительниц, чтоб развращать души малых сих, младенцев в вере — детей народа. С изумлением смотрел народ на то, что творится в его школах. Ко мне лично приходили простые мужички и плакали, рассказывая о том, что возмущало их душу. Наши протесты, протесты даже повыше нас стоящих иерархов Церкви Христовой — оставались без последствий. Приходилось одно: учить добрых крестьян забастовкам против таких учителей и учительниц, которые губили их детей. Это средство иногда действовало: учащих переводили, только переводили, а не удаляли совсем из народной школы. Зараза переносилась в другое место. А если не удаляли, то крестьяне, выведенные из терпения открытою пропагандою учащих; — бывали случаи — сами расправлялись — секли негодных учащих. Знаю два случая с учительницами и могу сказать, что это средство оказывалось действительнее забастовки, ибо учительницы те улетучились в другую губернию. Так вот что творилось — а кто поручится, что и теперь не творится? — в нашей народной школе. Немного переменилось с того времени и теперь. Еще в январе месяце пришлось читать официальное донесение священника, законоучителя земской школы, о том, что учитель дал ему пощечину — ни за что ни про что. Еще на днях писал мне один уездный о. наблюдатель, как один почтенный г. становой пристав на именинном обеде поднял земского учителя за густую его шевелюру во время тоста за Государя Императора и продержал в стоячем положении, пока пели «Многие лета», потому что сей земский учитель не изволил добровольно встать во время тоста, показавшегося ему «несимпатичным...». Да, еще много и теперь — о, как много таких педагогов по селам и деревням Русской земли!

Вот, в Москве в конце лета нынешнего 1910 года собирается большой съезд деятелей по народному образованию. Что-то не слышно, пригласят ли на него деятелей наших церковных школ. А таких школ на Руси побольше 40 000, с 2 миллионами учащихся: казалось бы, стоило оказать внимание нашим деятелям, следовало бы выслушать их авторитетный голос... Но церковной школы для этого съезда будто не существует вовсе...

Так вот и судите, и решите: в христианской ли земле мы живем? А ведь если бы мы были христиане, то просто не допустили бы у себя ничего подобного. Раз учитель — где бы то ни было — в средней или низшей школе — безбожник, и мы это знаем, то — ни одно дитя не пойдет в такую школу! Пусть г. учитель сидит без учеников! А учебному начальству — требование, именно требование, а не просьба — сменить безбожника-анархиста! Но, увы, я уже выше сказал: такому-то учителю везде и поддержка... Так как же смеем мы называть себя христианами?!

IV

В нашем законодательстве тоже не все здорово, не все строится по началам христианства. Возьмем хотя бы ту же народную школу. В последнее время много говорят о решении думской комиссии по народному образованию передать все церковные школы в ведение Министерства народного просвещения. Во имя и ради чего? Говорят: надобно объединить все школы в одном специальном ведомстве. Так, но почему же начинают не с того конца? Почему ни слова не говорят об изъятии школ из всех других ведомств, ни малейшего прикосновения к воспитанию души народной не имеющих, — ну хотя бы железнодорожного? Почему хотят отнять народные школы именно у Церкви-матери? Почему именно эти школы хотят извести измором — не давая на их строительные нужды ни гроша, всячески сокращая на них кредиты, а главное — клевеща на них без зазрения совести? Ведь чего-чего ни говорят, чего ни печатают о них! И слабы-то они, и «духовносословны», и народ-то к ним «безучастлив», и духовенство-то ничего не делает, и прочие безумные глаголы... Но ведь все это — сама бессовестная ложь! Ведь этого доказать никто не может! Но нашим «законодателям» дела нет до правды: им нужно во что бы то ни стало вырвать из рук духовенства это могучее средство воздействия на народ, лишить духовенство возможности воспитывать народ в духе Церкви, в заветах родной старины, поставить их «под педагогический надзор» и земства, и якобы министерства, на самом же деле — гг. Родичевых, Милюковых и кого-то еще похуже... Эти господа уже позаботятся наполнить школы родными им по духу учителями, вроде тех, о коих я только что говорил. Ведь они всею душою ненавидят Церковь Христову, они стремятся к ее разрушению, к вытравлению заветов Христовых из народной души: министерство тут — только ширма одна, а в земстве у них всюду есть свои люди, которые сумеют свое дело сделать незаметно, постепенно, вливая яд каплю по капле, захватывая душу народную во исполнение завета гг. Писарева, Чернышевского и комп., заповедавших еще полсотни лет тому назад: «поймать таракана...» И особенно возмутительно то, что ведь эти радетели народного образования, ставящие «конфессиональность после интенсивной грамотности, арифметики, маленькой географии и маленькой истории родной страны» — последнее, конечно, с устранением всякого упоминания о том, что составляет душу нашей истории, ее жизненный нерв, — все эти господа ведь именуют себя христианами, да еще — поди — едва ли не самыми идеальными христианами! Один из них ухитрился недавно с кафедры Государственного Совета бросить мне обвинение в атеизме за то, что по вопросу о свободе совести я в своей записке высказался в смысле недопущения полной свободы проповеди для сектантов и раскольников и вообще для иноверцев, ибо совесть раскольника иногда требует Царя называть антихристом, а Церковь — вавилонскою блудницею... Вот каковы эти гг. «христиане»! Вот каковы наши «лучшие люди», избранники якобы народа, наши законодатели! Они смеют прикрываться именем христиан, будучи на деле толстовцами! Толстовщина так глубоко пустила корни в нашу Государственную Думу, что, кажется, уже получила право гражданства во многих законах. Самое главное зло — это новый принцип: быть милосердее Самого Господа Бога к нераскаянным преступникам. Разве не из этого принципа вырос законопроект, например — об «условном» осуждении? Человек сделал преступление и не думает раскаиваться в нем, а его уже прощают — не говорите мне, что это не прощение, а условное осуждение: останется безнаказанным лишь тогда, если не повторит преступления, — он проще поймет, что «первая вина прощается». Благо, такая пословица есть. Но пословица имеет не юридический, а нравственный смысл, она подразумевает раскаяние. Но и этого мало нашим толстовцам: они поднимают вопрос об отмене смертной казни. Господа! Да примите же во внимание, что нынешние преступники нередко сами себя казнят, но не каются — кончают самоубийством, но не открывают тайных пружин своего злодеяния. Хотя бы поставили вы условием: если приносит искреннее раскаяние — смертная казнь заменяется гражданской смертью так или иначе. Если вы веруете в вечную правду Божию, то не идите же ей наперекор! Господь простил разбойника на кресте только одного — покаявшегося. Да и то — простил, рай обещал, а от креста не освободил. И сам покаявшийся разбойник снятия со креста не просил, он покорно умер на кресте. Господь пошлет грешников на Страшном суде Своем — в муки вечные, правда, не им, а диаволу и аггелам его уготованные, а все же внимайте, как грозен будет суд Его на грешников. Так ужели вы хотите быть милосердее Его — воплощенного милосердия? Но с сими господами говорить бесполезно: разве они говорят искренно? Они ведь только закрываются лоскутками, вырванными из Евангелия, а в целом его не хотят читать. Что им до Христова учения? Им бы только смутить совесть в простых верующих: разве это — христиане?..