Путешествие в Иваново автора, Коврова и Баранова - Родион Белецкий

Потом Лопатник ещё раз спасал мне если не жизнь, то здоровье. После одной вечеринки мы шли пьяной компанией мимо здания ТАСС. Увидев милицейский наряд, я, будучи пьяным в хлам, пропел в блюзовой манере: «Вон идут менты с автома-а-а-а-тами». Один из ментов собирался уже ударить меня прикладом, но Лопатник заболтал и их. Нас со скрипом отпустили. Вот что значит уметь заговорить врага и лишить его возможности проявить агрессию.

В доме отдыха под Клином я вернулся на своё место и попытался уснуть. Неприятное волнение охватило меня.

Отвратительное чувство. Лежишь под одеялом, сучишь ногами, и тебе плохо и грустно. Как будто то, что тебе предстоит заснуть, очень пугает тебя. Почти всё в жизни можно сделать, приложив усилия. И только уснуть, приложив усилия, у тебя не получится. Тут расслабиться нужно.

Однажды я проснулся посреди ночи. Одеяло в пододеяльнике сбилось не как обычно, к ногам, а к голове. Не открывая глаз, я попытался вернуть одеяло на место. Ноги мои при этом двигались так, будто я кручу педали велосипеда. Жена спросила, что я делаю.

– Я ищу ФИНАЛ ОДЕЯЛА.

Выражение «конец одеяла» спросонья показалось мне слишком неприличным.

…Я, Ковров и Баранов проснулись в доме отдыха под Клином. Настроение паршивое. Дошли до станции. Сели в электричку. В вагоне было полным-полно народу.

Как лично вы разделяете людей на плохих и хороших? Лично я всегда прикидываю, как повёл бы себя тот или иной человек, оказавшись в армии со мной в одной эскадрилье? Грубый способ, но он практически никогда меня не подводил.

Я, Ковров и Баранов ехали с позором домой. Поездка нам ничего не дала. Разве что мы сменили обстановку. Не знаю, может ли это решить хоть какие-то проблемы человека.

Я вспомнил, как ездил со своим другом Андрюшей в туристический поход. Андрюша – интересная личность. Старше меня на пятнадцать лет. Заядлый, я бы даже сказал, «прожжённый» турист. Умеет собирать рюкзак и петь туристические песни. Других недостатков у него нет. Позвал он меня в поездку за клюквой или за какой-то другой кислой ягодой, я уже не помню. Я взял с собой одноклассницу Мусю. Андрюша, в свою очередь, не мог обойтись без единомышленников – любителей авторской песни. С нами поехали две девушки в возрасте и мужчина с красным лицом и русой бородой, водолаз по профессии. Сев в электричку, Андрей и его друзья стали распевать бардовские песни. Недавно один знакомый сказал мне, что появление сочинителей и исполнителей авторской песни спровоцировал КГБ. Для того, чтобы легче было контролировать инакомыслящих бородачей с гитарами. Думаю, знакомый был прав. Только КГБ могло создать такую гадость, как бардовская песня. Заунывные пассажи разносились по вагону. Кому-то из наших попутчиков это явно нравилось. Я был далеко не в восторге. Сейчас я, наверное, поступил бы взвешенно и рассудительно: просто встал бы и разбил Андрюшину гитару вдребезги. Но тогда я был моложе. Я начал нервничать и подпевать ослиным голосом: «Как здорово, что все мы здесь…» Очень хотелось сорвать Андрюшино выступление. Туристы обиделись на меня смертельно.

Когда мы с электрички пересели на поезд и решили поужинать, водолаз заявил, что я сильно подвёл их туристическое братство и ужинать сегодня недостоин. Он, вероятно, думал, что я пойду в тамбур расстраиваться и плакать. Но на меня законы палаточного городка не действовали. Я немедленно залез на верхнюю полку и стал воровать оттуда колбасу. Туристы не ожидали подобной наглости и вовсе потеряли ко мне уважение.

Далее следует замечательная картина. Глухой лес. Три палатки, стоящие на поляне входами друг к другу. Шесть часов утра. Дрожа от холода, я высовываюсь наружу и вижу, как одна из туристок сидит у входа в палатку и накладывает на лицо макияж. Особенно долго она красила глаза и поправляла обесцвеченный чубчик. Накрасившись, она вместе со всеми отправилась в болото по ягоды. Я остался в лагере. Неуважение туристов превратилось в презрение. Вернулись они к полудню и сразу завалились спать. Я попробовал поприставать к Мусе. Она меня выгнала из палатки. Я вышел и сел возле тлеющего костра. Минут через пятнадцать ко мне присоединилась Муся. Заснуть она так и не смогла. Мы сидели и тихо беседовали. Вокруг тишина. Солнце светит сквозь кроны высоких деревьев. И ветер, сильный и приятный. Тут случилось невероятное. Из палатки вылез Андрюша. Конечно, ничего невероятного в том, что Андрюша вылез из палатки, не было. Странность была в другом. Андрюша был злой. Андрюша – человек, никогда не повышавший голоса. Взгляд у него был зверский, а руки сжаты в кулаки. Прибавьте к этому спутавшиеся ото сна волосы.

– Вы чего здесь сидите?! – заорал он на нас с Мусей.

Мы от неожиданности потеряли дар речи.

– Ну-ка быстро, суки, картошку чистить!

Мы с Мусей не посмели ослушаться и кинулись выполнять приказание. А Андрюша нырнул обратно в палатку.

Сидя на берегу реки и бросая в котёл белый, лишённый кожуры картофель, мы обсуждали метаморфозу, произошедшую с Андрюшей. Пришли к одному мнению: Андрюша сошёл с ума. Объяснить как-то иначе это странное превращение было невозможно.

– Может, его кто-нибудь укусил? – предположила Муся.

Вдруг появился Андрюша. Мы думали, что он пришёл нас побить. А он оказался прежним – добрым, ласковым и отзывчивым.

– Андрюш, ты чего такой злой-то был? – спросила Муся.

– Я злой?!

Оказалось, Андрюша ничего не помнил. То есть, заснув после похода за ягодами, он во сне встал, наорал на нас с Мусей и лёг спать. Одно из двух: или он умело скрывает свою агрессивную сущность, или же Андрюша – это настоящий доктор Джекилл и мистер Хайд. Картошки мы начистили огромную кастрюлю.

…Я, Ковров и Баранов подъезжали к Москве. Я посмотрел на своих друзей. Мне почему-то стало стыдно. Стыд вызвал вид Баранова. Вид Коврова не вызвал ничего. Я вспомнил ужасный случай. Два с половиной года я работал в организации, сотрудники которой все без исключения были большими юмористами. Баранов к этой организации не имел отношения. Просто изредка там подрабатывал. Однажды я сидел в кругу своих коллег и судорожно вспоминал что-нибудь смешное, чтобы не опростоволоситься, когда до меня дойдёт очередь. Очередь подошла. И я не нашёл ничего лучше, как рассказать о девушке Баранова. Помню, у него были сложные отношения с одной девицей. Так вот, я и описал их роман как что-то уж совсем ненормальное. Повеселил окружающих. Встал, начал показывать Баранова и девицу в лицах. Добился всеобщего хохота и криков «Ещё!». В этот момент, как говорят в театре – «на реплику», вошёл Баранов. Могу со стопроцентной уверенностью сказать, что в тот день ему нечего было делать у меня на работе. Но он пришёл, как будто специально, именно в тот момент, когда я его поносил. Стыдно было очень. Я сразу замолк. Надеялся, что он ничего не поймёт и мне всё сойдёт с рук. Но не тут-то было. Бритая почти наголо секретарша (которую я до сих пор ненавижу) заорала:

– А чего ты замолчал? Продолжай!

– О чём речь была? – насторожился Баранов.

Бритая ему с удовольствием всё рассказала. Баранов обиделся крепко. Мне пришлось извиняться.

Судьба у меня такая – всегда извиняться. Одни люди всю жизнь принимают извинения, а другие всю жизнь краснеют и извиняются.

Было ещё одно подобное появление – «на реплику». Праздновали день рождения сына Баранова. Мы с Ковровым и Данилой переоделись в ростовые куклы, чтобы поздравить детей. Я был, кажется, Микки-Маусом, Ковров – Дракончиком, а Данила выступал в костюме Бабы-яги. При нашем появлении барановский сын страшно перепугался. Залез под стол и больше оттуда уже не выходил. На остальных детей мы не произвели столь гнетущего впечатления. Надо заметить, что в больших поролоновых масках мы видели окружающую картинку лишь отчасти. При очередном повороте головы сквозь сетчатый глаз я увидел Гиту Атласман. Атласман работала одно время со мной в той самой организации. Любила она меня доставать. Постоянно подкалывала. Чем-то я её злил, уж не знаю чем. Атласман была брюнетка с пухлыми розовыми щеками. Тип женщины, который вызывает у меня что-то вроде любви-ненависти. Ходила она в чёрном, чтобы скрыть полноту. Очень любила прийти на работу и громким голосом рассказывать, как у неё дела. Дела у неё были мелкие и ничтожные. Атласман имела своё мнение по любому вопросу. И мнения её были настолько глупыми, что, когда она их высказывала, некоторые отводили в сторону глаза. Им за Атласман было стыдно. Атласман я ненавидел. Работая с ней, терпел все её придирки. Тогда я ещё не мог представить, что женщину тоже можно послать куда подальше. Увидев Атласман сквозь глаз огромной маски, я расстроился. Решил не показывать ей своего лица. Мы, три идиотские маски, поплясали, повеселили детей, позагадывали им загадки, поводили хоровод вокруг стола, под которым прятался именинник, и спели поздравительную песню. После того как маски исполнили всё, что задумали, они убрались в раздевалку. В раздевалке, снимая мокрый костюм, я сказал Коврову: