Таинство христианской жизни - Софроний Сахаров

Поскольку подлинная любовь переносит жизнь в существо любимое, так что возлюбленное становится содержанием нашей жизни, поэтому, доколе в нас живет самолюбие, не можем мы любить Бога в полноте. Совершенная любовь к Богу возможна лишь при условии святой ненависти к себе. И когда нам дается такая любовь, тогда только Бог будет вся наша жизнь; тогда умрет в нас семя тления; тогда Господь с Отцом и Духом Святым творят из нас Свою вечную обитель. Тогда Бог познается не отвлеченно, но всем нашим существом. И наша личная жизнь сливается с Божией воедино, становится событием. Это есть также и истинное богословие как состояние нашего духа. Нам нужно не забывать о таком роде нашей жизни. Все тяжкие положения составят наш «крест».

Когда все это совершается с нами, тогда наша персональность, личность, ипостась достигает своей актуализации как завершение нашего возрастания в Боге, как достижение нами полноты Образа, по Которому мы созданы.

«Много скорбей праведному» (Пс. 33:20), но одна из самых глубоких, когда делатель любви Христовой в ответ на свое смирение встречает отвержение и даже ненависть со стороны тех, по отношению к кому была проявлена любовь.

Обратимся духом к созерцанию жизни Богоматери. Она, движимая сверхъестественным состраданием к страждущему человечеству, Своею молитвою привлекла на Землю Единородное Слово Отчее. И вот после того, как благоволением Отца Небесного Она родила непостижимым для нас образом Бога Слова плотью, была поставлена в положение, о котором страшно и говорить. Те, за кого Она молилась, те, которых Она любила и ради которых влекла Его на Землю, отвергли и распяли Ее Единородного Сына, несравненного, безмерно любимого. Есть ли некое подобие сему страданию? Представим себе женщину, глубоко и сильно любящую своего мужа и единственного сына. И вот, этот последний в порыве своего безумного гнева убивает отца, трудившегося над его воспитанием. Я думаю, что даже такая женщина еще не достигает меры страданий Богоматери. Святой Симеон Богоприимец пророчествовал о Ней: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2:35).

За мою жизнь более чем полвека монашества я встретил отцов, с глубоким плачем о всем мире молящихся Богу. И удивляюсь, что этот мир в ответ на их любовь отвечает совершенно непонятной неприязнью, клеветой, часто гонениями, даже в наше время, до массовых убийств подвижников любви Божией. В то время как терпят неизбывные безобразия миллионов молодых и нередко даже немолодых людей, совершающих всякого рода наглости, насилия и подобное, за малейшее уклонение от норм высокой нравственности какого-либо монаха требуют уничтожения всего сего «бесполезного рода». В этом они, монахи, уподобляются Христу, которого за Его любовь распяли люди мира сего. Да будет и в этом воля Отца Небесного, посылающего нам сию чашу.

Прямой путь есть внутреннее монашество (монашество-покаяние). Идущие этим путем до конца — вожди человечества в плане познания Истинного Бога. Вне сего прямого пути до конца нет полноты познания. Служить ближнему, прежде чем сам познаешь Бога, конечно, по-настоящему невозможно. Все те, которые начинают свое шествие к Отцу Небесному через служение ближнему, видимое служение, хотя и носят в себе весьма доброе и даже богоугодное стремление, однако помогают братьям своим лишь на поверхности, а не на глубинах Бытия. Многие верующие, к сожалению, не понимают совершенной необходимости существования «прямого», мироотреченного монашества не только для их личного спасения, но и для сохранения духовного предания отцов, для более углубленного проникновения в мир Божественный всего церковного тела. Все понимают важность — и для науки, и для искусства — наличия людей, отдающих этой задаче все свои силы, всю свою жизнь, но в сфере богопознания, превосходящей безмерно все иные области знания, предполагают достаточным отдать для молитвы лишь немного времени. И это настолько, что доходят до мысли о ненужности вообще монашества.

Прежде чем стать способным служить, да еще в качестве наставника или руководителя, нужно самому пройти ад покаяния, победить вековой спор человека с Богом в самом себе, получить от него благословение через озарение Несозданным Светом, утвердиться в преданной любви к Отцу нашему, терпеливо нести постоянное присутствие Его, Страшный Суд Его на каждом шагу нашей повседневной жизни. Без всего этого как может кто-либо явиться вождем других к Богу? «Слепой слепца» водить не способен, ибо оба они падут в яму, по слову Господа (см.: Мф. 15:14).

Сознавая себя не обладающим даром служения, со дня моего призвания к сей чрезвычайно важной функции в Церкви я пребываю всегда в болезненном страдании и за себя самого, и за всех других, обращающихся ко мне. Молюсь всей силой души моей, чтобы Господь Сам нашел бы способ восполнить мои недостатки неотступным пребыванием со мною в часы моего духовнического служения. Внутренним криком молюсь о помощи мне, слепому, не попустить мне впасть в ошибки, могущие повредить брату моему на его пути к Богу.

Школьное богословие дает сведения об учении Церкви, о событиях в истории ее, об отцах и подобное, но редко сообщает бытийное познание Бога. Можно это выразить такой формулой: «Знать, что учит Церковь о Боге, — одно, а знать Бога через пришествие Его в человека — другое». Те служители Церкви, что полагаются на свои дипломы, могут при руководстве людьми или управлении церковными делами впадать в весьма опасные ошибки не только для отдельных лиц, но и для всей Церкви. Им важно осознать свою недостаточность в порученном им служении и не без страха пред судом Божиим восчувствовать свою ответственность. И им совершенно необходима самая усердная молитва на всякий день, при всяком деле, вымаливать сердечным плачем благоугодное для Бога слово. Только при этом условии — и их литургическое служение, и административное или пастырское — таковое будет насыщено дыханием свыше и оживотворит все Тело Вселенской Церкви.

О пройденном пути

Нормально в моем возрасте ощущать приближение конца. Также естественно остановить свой взгляд на прошлом в его целом. Конечно, я весьма многое забыл, и неудивительно: ведь в течение десятилетий мой ум не возвращался на себя. Благополучнее обстоит дело с моими духовными опытами, врезавшимися в тело моего бытия, быть может, неизгладимо. Прежде всего имею в виду мои преступления пред Богом и затем Его благодеяния, излитые на меня щедро. По мере продвижения моей работы восстанавливались в памяти моей события, о которых я не вспоминал уже полвека. Не исключено, что многое стерлось уже совсем или скрывается в глубинах моего существа до времени Страшного Суда Божиего.

Если когда-нибудь кто-либо будет читать написанное мною, то прошу его молиться за меня, не отягощаться неизбежными повторениями, хранить в памяти перечисленные основы христианской жизни, не требовать от меня точных формулировок (что и невозможно вообще), потому что меняются способы выражений, смысл многих слов в течение времени также подвержен изменениям. Искать через молитву мою мысль в ее бытийной реальности, а не индивидуальной деформации, возможной всегда в силу неодинакового процесса вхождения в Божественные сферы бытия.

На мою долю выпало в прошлом немало скорбей; и я множество раз бывал в обстоятельствах, которые ставили меня пред лицом смерти. И волею, и неволею, наблюдая страшные бедствия и катастрофы, сначала в пределах моей родины, затем и в других странах, я научился жить мои тяготы не только в узких рамках моей индивидуальности, но и как откровение о страданиях всего человечества в планетарных масштабах, в вековом потоке нашей трагической истории. Молитва моя принимала при этом формы агонии, и в ночной тишине Святой Горы слезы иногда текли ручьями и подолгу, до изнеможения. Откуда сообщалась мне такая сила, Кто тогда бывал со мною? Конечно, Он, Христос, потому что мой ум и сердце жили в Нем и через Него уже я жил Отца и Святого Духа, да и все человечество... В моем настоящем опустошении я теперь не узнаю себя.

Моя жизнь совпала с эпохой страшных событий в мире вообще, и в первую очередь, и особенно в той стране, где я родился. Всякий раз, когда в моем сознании возникает прошлое, я до глубины и с благодарностью удивляюсь Промыслу Бога моего обо мне: столько раз я бывал в положениях, в которых люди погибают, но я выживал, опасности удалялись, и Господь находил для меня новый приют. В моей молитве за мир я жил все человечество, поэтому всякое место было для меня Богом данное: повсюду я был гражданином всей Земли. Но мое социальное положение, как русского эмигранта, было далеко не легким. И я, как и подавляющее большинство моих соотечественников, переносил общественную деградацию, нищету, бесправие, беззащитность, скитания. Этого рода испытания, с одной стороны, дали мне на моей шкуре узнать, что значит насилиями сколоченная пирамида общественной жизни, с другой — соответствовали моей духовной потребности, когда необходимым было быть свободным от материальных забот ради изобильного досуга для молитвы; и главным образом в пустыне: там я действительно был одним из самых нищих пустынников. Но этот опыт драгоценен для меня, как дар исключительной привилегии: молиться «чистым умом».