Возрождение Феникса. Том 10 - Григорий Володин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что вас волнует, Ваше Благородие? — хриплым, даже томным голосом спрашивает Катя. — Ассортимент продукции? Количество людей на заводе? Может быть, наши клиенты?
— Нет, Катя, меня волнует прибыль, — смотрю ей прямо в глаза. — А точнее, ее отсутствие. Как следствие, хреновые прогнозы меня волнуют. А тебя нет, заместитель гендиректора?
Она удивленно отшатывается. Как это знакомо. Тогда она тоже думала совратить пацана, и игрался с ней я подольше.
Я, конечно, мог бы поиграть в глупого мальчишку с краснеющими от смущения щеками. Но некогда. Мне уже прислали смску о выезде Гиврина. «Псы войны» следят за предателем, и он наконец созрел поработать.
— Хреновые прогнозы? — удивленно переспрашивает брюнетка.
— Паршивые даже, — фыркаю. — В общем, так, Кать, у меня мало времени. А посему слушай внимательно. Гендиректор у нас на заводе меняется. Ты новый гендиректор, — она едва не падает со стула. — Ну, формально. Подчиняешься мне. Первое, что делаешь — налаживаешь сбор данных для прогнозов и сокращаешь объем складов. Подробности посмотришь на почте.
— Арсений Всеволодович, — она растерянно хлопает глазами. — Что вы такое говорите…
— Даю поручения. Ты меня слушала?
— Да, но…
Дверь резко распахивается, на пороге стоит удивленный и злой Гиврин.
— Арсений Всеволодович, — протягивает он. — А что вы делаете в моем кабинете на моем месте? — взгляд в сторону Кати. — С моим заместителем.
Катя вертит головой, ничего не понимая. Впрочем, как и Гиврин.
— Паша, я…— растерянно мямлит брюнетка.
— Назначаю нового гендиректора, Павел Афанасьевич, — пожимаю плечами. — А что не так?
Катя второй раз чуть не падает со стула. Ротик приоткрывается, огромные глаза на пол-лица. Мужчина теряет дар речи, супится, переваривает информацию. Настороженно озирается: нет ли поблизости бугаев из охраны, которые свернут ему шею за предательство. Но никто его за шиворот не хватает, наручники на запястьях не сцепляет, и он приободряется, мальчишка явно тупой и вообще недееспособный слюнтяй, Гиврин о нем уже узнавал и опасности в этом покалеченном щенке не видел. Надо пожаловаться Елизавете Юрьевне. Пускай надает ему ремнем.
— Понятно-понятно, — не спорит Гиврин. — Ну я побуду пока в своем кабинете, вы не против? Поприсутствую, так сказать. Не бойтесь, я посижу в уголке, послушаю.
Катя бледнеет, прекрасная высокая грудь дрожит. Ссориться с начальством она совсем не горит желанием.
— Я уделю вам больше внимания, Павел Афанасьевич, — усмехаюсь. — Вы у нас влиятельная личность, общаетесь с важными людьми, с цветом тверского дворянства, так что игнорировать вас будет невежливо.
Гиврин замирает соляным столбом.
— Арсений Всеволодович, — медленно произносит он. — О чем вы? О каком «цвете дворянства» речь?
— О Свиридове Анатолии Игоревиче, конечно, — делаю удивленное лицо. — О ком же еще?
— Я…я… — не находится он, что сказать.
— Не помните? Освежить вам память? — кладу телефон на стеклянную столешницу, нажимаю кнопку проигрывателя плеера, затем скрещиваю пальцы перед собой. — Пожалуйста.
Играет запись двух голосов:
— Беркутов тебя разоблачил?
— Елизавета Юрьевна? Нет, ни в коем случае.
— Не она. Мальчишка. Он знает, что на заводе крыса.
— Крыса?
— Мой агент…
На лице Гиврина уже поблескивает пот. Катя как-то резко успокаивается, хоть и не совсем, но бросает на меня полный уважения взгляд. Хотя и тревоги в нем хватает.
— Екатерина Игоревна, зайдите ко мне минут через пятнадцать, — я смотрю точно в глаза гниде. Как удав на обреченного кролика. Гипнотизирую, так сказать, силой воли, чтобы не сбежал. — Дообсудим ваше новое назначение.
— Хоррошо, Аррсений Всеволодович, — голосок дрожит, всё-таки переволновалась.
Она спешно уходит, прикрыв бесшумно дверь. Я же встаю и направляюсь прямо к Гивирину, по-прежнему смотря ему в глаза.
— Последнее слово, мерзавец.
Он молчит. Отступает спиной назад, смертельно бледный, пока не утыкается спиной в дверь.
— Я жду, — требую.
Солнце играет на стеклянной поверхности шкафа справа. Отблески света играют в догонялки друг за другом, круглые и желтые, почти золотые. Гиврин смотрит на них, слезы бегут по его щекам. Наверное, осознал какого прекрасного мира сейчас лишится. Ведь это конец. Договорной вассалитет попран, за это преступление допустимо только одно наказание. Смерть.
— Прошу, — плачет подлец. — Пощадите, я выдам вам Свиридова, всё что делал для него. Всё! Обещаю.
— Этот мир красив, — киваю. Мы стоим на расстоянии двух шагов друг от друга. — Но не настолько, чтобы ради него совершать два подряд предательства.
Резкий удар рукой в основание горла. Трахея с хрустом рвется, и мертвое тело Гиврина падает на пол.
Отлично. Крыса мертва. Я не позволил ей пачкать мир своим еще одним предательством. Второй раз не позволил.
Подойдя к рабочему телефону, набираю охрану завода.
— Уберите тело Гиврина, — сообщаю. — И вызовите Управу благочиния. Да, сообщите, что дворянин убил предателя, требуется запротоколировать.
Ох уж, эта бюрократическая волокита. Но необходимо объяснить полицейским свой поступок. Потом еще выступить в формальном суде. Обычно принято подавать заранее иск на нанрушителя вассалитета, но нередко и постфактум проходят разбирательства.
Охранники задерживаются на пять минут. Когда же наконец тело в черном мешке выносят, на пороге кабинета появляется Катя. Она в ужасе смотрит на завернутого Гиврина.
— Вы убили его, — выдыхает брюнетка.
— Он пил кровь из моего рода, — пожимаю плечами. — Мне жаль, что вы увидели труп, я рассчитывал, что к вашему приходу его уже здесь не будет. Но, к сожалению, вышло как вышло. Присаживайтесь.
Она торопливо слушается, падает на ближайший стул. Я наливаю из графина воду.
— Пейте, — она пригубливает стакан и делает спешный глоток, не отрывая от меня взгляда. — Так вы подумали над своими обязанностями?
— Вы серьезно? — оторопело спрашивает.
— Вы еще не поняли, насколько я серьезен? — фыркаю.
Она косится на распахнутую дверь, куда только что унесли тело.
— Поняла, простите… господин, — кивает она, голосок ее ломается, но тут же берет себя в руки и говорит решительно. — Я не подведу вас, обещаю.
— Это и требовалось услышать, — позволяю себе мягкую улыбку, моя рука касается плеча девушки, она вздрагивает, но не отшатывается, а наоборот подается ближе, тяжело дыша. Что ж, Кате всегда
