Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак

Какая-то женщина - старая, морщинистая, окруженная кучей детей принялась ругать стражников.

Ей палкой переломили шею.

Обыски продолжались.

Солдаты выдергивали доски из полов и стен, выламывали замки сундуков, разбивали горшки, рвали тюки мехов, вспарывали тюфяки и одеяла.

Невинные терпеливо ждали. Стояли на коленях, низко опустив головы, видя, кроме сырой земли, только ноги солдат. Но бояться им было нечего. Если они действительно не совершили ничего противозаконного, им ничего не грозило. Больше того, после окончания облавы они могли отправиться на банов двор и получить возмещение за понесенный ущерб.

Ничего нет проще. Живи спокойно и безопасно, пока можешь. Но стоит тебе совершить ошибку, малейшую провинность - и страх охватит твои мысли.

Те, у кого было что-то на совести, тряслись от страха. Они знали, что люди бана ищут краски и бесхвостые беличьи шкурки, но при случае могут найти и кое-что другое: например, шкуры бобров и медведей, а на этих животных охотиться имели право только дворцовые егеря. Телячьи шкуры, клейменные не в городе или купленные у грабителей, прореживающих бановы стада. О, найти можно было много чего. Да.

Больше всех тряслись те, кто совершил самое страшное преступление помогал Шепчущим. Когда стоишь, согнув шею, и не видишь ничего, кроме травы, не знаешь, придет ли вот-вот избавление или же на спину свалится палка... Когда стоишь так в неуверенности, то постепенно становишься готовым сказать все и предать любого. Об этом знал сотник и его воины. Они не спешили. Десятники медленно прохаживались вдоль строя людей, внимательно наблюдая за ними.

Крик поднялся в четвертом обыскиваемом доме. Десятники тут же отправились туда, и солдаты кинули к их ногам три связки беличьих шкурок. Через минуту вытащили и преступника - темноволосого мужчину.

- Где хвосты? - десятник ударил его по лицу. - Где хвосты?

- Продал я, продал я, господин. Купцам из Гавра, там ими шапки украшают.

- Где живут купцы? - Снова удар.

Мужчина прикрыл рукой разбитый нос. Провел пальцами по лицу, размазывая кровь по щекам и лбу.

- Не знаю. Они приходили ко мне.

- Почему только к тебе? А к другим на этой улице нет...

- Не знаю.

Сотник ударил особенно старательно. Так, чтобы выбить зубы, но не сломать носа.

- Пойдешь в Горчем. Ты и вся твоя свора.

Скорняк плевался кровью.

Городовые докладывали. Во всех остальных домах беличьи шкурки, как и полагается, оказались с хвостами.

- Я не виновен, - пробормотал черноволосый.

- Каждый - виновен. - Сотник усмехнулся и выбил ему следующие два зуба.

Запели роги. Барабанщики принялись выбивать дробь, усилились стук колотушек, трескотня вертушек.

На турнирную площадь вступил бан со свитой.

Одет он был соответственно. Сапожки из красного сафьяна, расшитые цветными нитями, штаны из зеленого сукна, льняная белая рубаха. Грудь украшало ожерелье из Стеклянных Слез - наследственная драгоценность владык Лесистых Гор. Волосы он остриг коротко. В правой руке держал боевой молот, знак власти, в левой - небольшую деревянную куклу.

Дорон беспокойно пошевелился. Мало кто на этой площади мог почувствовать то, что ощутил он. В кукле были заключены души всех противников, убитых Пенге Афрой и его предками. И тут они будут находиться до тех пор, пока не угаснет линия Афров. Стоило к кукле прикоснуться обычному человеку, и он свалится замертво. Дорон снова вздрогнул. Кукла кричала тысячами голосов.

Рядом с Пенге Афрой шел его сын. Он двигался медленно, руки в соответствии с извечной традицией хозяев Даборы были связаны за спиной.

За ними шли два человека - эйенни Гвардии и воевода Даборы Кер Пайзас. Дальше вышагивали другие сановники - кормилец молодого Афры, каморник, ловчий и городовой, за ними - катепаны, приехавшие в Дабору на турнир. Все, кроме эйенни, были в простых одеждах, в волосах - петушиные перья родовых расцветок. В руках - оружие: карогги, топоры или копья. За сановниками на игрище проследовали пятьдесят лейб-гвардейцев, лучших бойцов бановой армии. Высокие, мускулистые, в черных йопанах и штанах из оленьей кожи, с большими круглыми щитами. За спинами луки, в руках карогги.

Как только сановники расселись по ложам, а бан занял место на троне, солдаты выстроились вдоль главной трибуны и застыли как изваяния.

На площади осталась только эйенни.

Йопан на ней был желтый, брюки и башмаки - черные. Дорон внимательно рассматривал ее одежду. В Даборе редко доводилось видеть латы такого рода. На стеганый йопан была нашита ременная плетенка, в узлах которой размещались маленькие камушки. Шлем из дубленой кожи прикрывал голову.

Воительница стояла одна посреди пустой площади.

Утихли барабаны и трещотки. Стадион тоже молчал, заполненный немым ожиданием. Этот момент, в точности повторявшийся, всегда удивлял Дорона. Пять тысяч молчащих людей... Редко доводилось видеть сразу такую массу взрослых мужчин и юношей, влиятельных воителей и земледельцев, богатых купцов и их челядь. И каждый привел с собой жену и детей. Сейчас они сидели на дубовых скамьях, стояли, столпившись у невысокого заборчика, отделяющего трибуны от поля боя. И молчали, глядя в одно только место вход на плац, расположенный против главной трибуны, через который выйдут восемь лучших. Но это потом.

А сейчас - тишина.

Только ветер шевелил ветви окружающих плац деревьев да где-то далеко лаяла собака.

Тихо, очень тихо, а потом с каждой минутой все громче и громче заворчал барабанчик Ведущего.

На стадион вступала Гвардия.

Они шли шестерками. Ведущий отплясывал в такт отбиваемому им ритму и все время вертел головой, будто рассматривал, наблюдал собравшихся на плацу людей, хотел запомнить их лица, судьбы, жизнь вплести в ритм барабана, заточить в сумасшедшем ритме.

Пустые глазницы глядели на людей.

Всхлипнула какая-то женщина - Ведущий остановил на ней взгляд заросших кожей глазниц.

Но ему не было дела до ее крика. Он вел сотню, так же, как вел ее всегда с того дня, когда ему выкололи глаза и выучили магии.

Гвардейцы принесли Десницу Гая.

Там, далеко, куда не доходили даборские купцы, но добрался Дорон, пожалуй, единственный человек с Лесистых Гор, растет Гай. Священные Деревья.

Там стоит Дуб Исполин, дающий силу. Там растет Явор с Мягким Сердцем, раздающий благословения. Там вздымается в небо Благородный Ясень, отбирающий силу у ядов. И Ольха с Человеческими Руками, и Липа, Благословляющая Юных, и древнейший Каштан с коричневой корой, изрытой бороздами старости.

Эти гигантские деревья-родители окружены другими деревьями - обычными и в то же время необычными, поскольку каждого из них коснулась десница Пестуньи, и на каждое падает тень Дуба, и тот же ветер играет в их кронах, что и меж ветвями Липы, орошает тот же дождь, что сплывает по листьям Явора. Поэтому хоть и рождены они из семян, но на деревья эти сошла благодать от близости священных спутников и таится в них могущественная сила.