Средневековая педагогика в лицах и текстах - Послушник и школяр

А всякий наставляемый, полагаясь на учение своего учителя, состоит сыном ему. "Сын мой! — говорит Соломон, — наставления моего не забывай" (Прит. 3, 1).

<…>

4. Науки светские не менее чем и богословие имеют происхождение Божественное.

…А что общим именем «мудрости» Писание называет вообще все мирские науки и искусства — все, до постижения чего ум человеческий мог дойти и что он был в состоянии измыслить, и что всякое техническое и теоретическое знание происходит от Бога, это совершенно ясно будет, если мы приведем еще следующие выражения Писания: "И сказал Господь Моисею, говоря:

Вот, я называю Веселиила, сына Урии, сына Орова, из племени Иудина. И Я исполнил его Божественным Духом мудрости и смышленостью и ведением, чтобы разумел он во всяком деле и способен был к созиданию, к работам из золота, из серебра, из меди, из голубой, пурпурной и червленой шерсти, к исполнению всех работ строительных из камня и из дерева" и так далее даже до слов: "и вообще всяких работ" (Исх. 31, 2–5). Потом, все ра нее сказанное объединяя, в Писании употребляется такое выражение: "И в сердце всякого разумного Я это вложил разумение" (Исх. 31, б)12, то есть в сердце всякого, кто в состоянии то разумение усвоить напряжением и упражнением.

И опять со всей определенностью от имени Господня написано: "И скажи это всем, кои умом мудры, коих Я исполнил духом смышлености" (Исх. 28, 3). Эти "мудрые умом" отличаются особенной одаренностью натуры. Выказывая особенные способности, они тем обнаруживают, что получили двойную меру разумения; я сказал бы даже, что из первообразной премудрости излился в сердце им двойной дух мудрости.

Уже и техническое отношение к искусствам отзывается перевесом на развитии некоторых внешних чувств. У так называемых музыкантов оказывается особенно развитым чувство слуха, у скульпторов — осязание, у певцов — голос, у парфюмеров — обоняние, у резчиков печатей — зрение. У посвящающих себя научным занятиям чувство также становится восприимчивее. У поэта особенно развивается чувство меры, у оратора чувство стиля, у диалектика способность суждения, у философов — то, что до них касается, — умозрение. К изобретениям и размышлениям делает способным именно чувство; лишь чувством определяется направление занятий и умственных. А благодаря постоянству упражнений способность к известного рода занятиям усиливается и расширяется. Апостол совершенно справедливо говорит, что "многоразличная премудрость Божия" (Еф. 3, 10) во благо нам обнаруживает свое богатство «многократно»[20] "и многообразно"[21] (Евр. 1, 1), искусствами, науками, верой, даром пророчества. "Всякая премудрость от Господа и с Ним пребывает вовек", как говорит Книга Премудрости Иисуса (Сир. 1, 1). "Потому что если будешь ты голосом сильным призывать знание и взывать к разуму, если будешь ты искать его, как ищут серебра, и если будешь ты его отыскивать так же, как сокровища разыскивают, и если с усилием будешь его выслеживать, то поймешь, в чем состоит Богу угодное служение, и примечать будешь твоими чувствами Божественное" (Прит. 2, 3–5). Священный писатель говорит о чувстве Божественного в отличие от чувства, погруженного в науки светские, которых в выражениях прекрасных и величественных впрочем также советует нам заботливо искать, дабы в уразумении совершенного служения Богу и благочестия двигаться вперед. Противополагает он этим светским наукам понимание обязанностей, на нас возлагаемых богопочитанием, и, разумея под оным содержание истинной религии, выражает это следующим образом: "Ибо из своих уст Господь источает мудрость, а вместе знание и разумение и в лице праведных помогает, собирая в них на голодные годы как бы в житнице сокровища спасения" (Прит. 2, 6–7). В просвещенности философией[22] скрывается помощь нам; такой просвещенностью обусловливается тонкость чувства, ведущая к истинным богопочитанию и благочестию.

5. Философия состоит служанкой Богословия. Разъясняется это аллегорическим толкованием истории Сарры и Агари.

…[23] позволяет извлекать пользу из человеческих знаний, их применяя к жизни, но не дает оно права нам на той мирской учености успокаиваться окончательно. Интеллектуальные богатства, свойственные во всякое данное время каждой нации, для всех них состоят лишь пропедевтикой, располагающей их к принятию учения Господня. Конечно, постоянно бывали люди, кои, будучи обморочены любовными напитками служанок,[24] презрительно относились к госпоже дома, то есть философии, и состарились одни на музыке, другие на геометрии, иные на грамматике, а большинство на ораторском искусстве13. Но так называемые курсовые науки, обязательные для людей свободных, представляют собой ступени, способствующие восхождению по ним к философии, которая состоит их повелительницей. И как они служебны философии, так и сама она есть пособница к приобретению истинной мудрости14; мудрость же есть знание вещей Божеских и человеческих с причинами их15.

Мудрость, значит, состоит госпожою над философией, подобно тому как философия состоит госпожою среди наук предварительных. Потому что если задача философии проповедовать воздержанность в употреблении языка, в пользовании вещами, кои с чревом и подчревностью имеют связь, и если она собой посредствует добродетель, то во много раз для нее достопочтеннее и превосходнее подвизаться во славу Божию и споспешествовать познанию о Боге.

Климент Александрийский. Строматы / Пер. с греч. Н. Корсунского. Ярославль, 1892.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Что для Климента самое важное в воспитании и обучении?

2. Каково должно быть, согласно этому автору, содержание образования для различных учащихся?

3. Климент Александрийский не возведен православной Церковью в ранг Святого Отца. Как вы считаете, почему? Сравните использованные здесь отрывки с фрагментами из «Педагога», опубликованными в № 1 журнала Отдела религиозного образования и катехизации Московского патриархата "Просветитель".

О ТРАКТАТЕ "ПОУЧЕНИЯ СИЛУАНА" (II–IV вв.)

Начальные века нашей эры были отмечены интенсивными поисками новой воспитательной парадигмы. Благоприятные условия для этого сложились в североегипетском городе Александрии с его смешанным греческо-римско-еврейскокоптским населением и культурой. Настоящий памятник отразил коптскую традицию, которая, впитав в себя и библейскую дидактическую "литературу премудрости"16, и греческую понятийно-логическую систему, сформулировала многие важнейшие педагогические принципы раннего христианства. Текст относится к жанру этико-педагогических наставлений, воплощавшихся в форме поучений отца к сыну (как плотскому, так и духовному). Здесь мы встречаемся, по-видимому, со вторым случаем, с поучением отца духовного, объясняющим духовному сыну, что есть он сам и его душа, каково его место в этом мире и в отношении к Абсолюту. Жанр отеческих поучений транслировал из поколения в поколение образ мыслей и стиль поведения, иначе говоря, формировал систему отношений к этому миру и к Богу.

Безусловно, данный текст рассчитан не на малых детей, а на тех подростков, юношей, взрослых, которые задумывались о своей жизни, о ее смысле, о Боге и о себе. Сначала Силуан описывает помраченное страстями и пороками, далеко от Бога текущее сознание, свойственное сыну. Потом разъясняется, как сын должен правильно познать себя и, увидев реальный мир, изменить свою жизнь, обратить ее к Богу. Автор-наставник дает ему путеводные нити, показывая, что есть добро, а что — зло.

Характерно, что в трактате не противопоставляются вера неверию, знание — незнанию, что, видимо, отражает полученное его автором классическое греческое образование. Греки считали разум более высоким уровнем познания, чем вера, хотя и не умаляли значения последней. Истинное знание воспитывает, а воспитание необходимо для борьбы со страстями, его получение — освобождение от них, его отсутствие — корень всех страстей. Отсюда сформулированная в тексте модель мышления, поведения и действия обучающегося, постепенно создающая образ духовного ученика.

Стиль Силуана, поэтика его текста современному человеку могут показаться весьма непривычными и темными, однако он был близок и доступен в свое время как ближневосточному, так и западноевропейскому средневековому читателю. Вчитавшись в текст и поняв яркие метафорические образы Силуана, такие как страсти и пороки — дикие звери, человек — город, стерегущий от зверей свои ворота, мудрость — мать человека и другие, легко оценить высокую поэтичность и глубокую мудрость трактата.

"Поучения Силуана" явились одним из «мостов», переброшенных от древних педагогических систем к зарождающейся новой, христианской.