Падение Софии (русский роман) - Елена Хаецкая

Она подала мне вычищенные ботинки.

— Пальто я потом, пока вы ля-ля-ля с моей барышней, — прибавила она. — Погодите-ка, еще штаны надо оттереть.

Она прошлась сырой тряпкой по моим брюкам и наконец допустила меня двинуться дальше в дом, громко крикнув:

— Барышня! Новый Городинцев пожаловал, покойного Кузьмы Кузьмича племянник! Попович-то!

Дом загудел, наполняясь могучим голосом горничной, и раскрыл мне свои объятия. Я поднимался по лестнице, которая, скрипя каждой ступенькой по-новому, как будто говорила мне на разные лады:

— Добро пожаловать.

— Привет, попович.

— Здравствуй, Трофим.

— А, Трофим Васильевич!

— Дорогой Трофим Василич, дорогой…

— Наконец!

— Будем знакомы.

— Очень приятно…

И так далее.

Затем начался коридор, покрытый ковром, как в учреждении, а вдали коридора настежь стояли двери, и в проеме я видел длинную комнату с большим прямоугольным столом.

Я поспешил туда. Брюки от колен и ниже были противно-мокрыми, и мне пришлось прикладывать определенные усилия, чтобы не думать об этом.

Госпожа Вязигина оказалась совершенно не той, которую я рассчитывал увидеть. Это была энергичная дама лет пятидесяти, очень маленького роста, щупленькая, со светло-голубыми, как бы налитыми слезой глазами и бледными, поджатыми губами, не знающими помады. Она была одета очень строго, с брошью под горлом. Пепельные свои волосы она забирала в высокую прическу.

Боюсь, я не слишком успешно скрыл свое разочарование, потому что когда я поднял голову после поклона, то увидел недоуменно поднятые брови моей собеседницы.

— Мне показалось, или моя наружность действительно вас удивила? — спросила она, царственно пренебрегая формальностями, вроде «рада вас видеть» и прочее.

— Да, — ответил я столь же прямо, — признаюсь, я удивлен.

— Чем? — спросила опять она.

— Вы… не похожи.

— На кого?

— Ни на «барышню», как выражается ваша горничная, ни на «барыню», как аттестовал вас мой дворник, — я уклонился от правдивого ответа.

— На кого же я похожа? — настаивала она.

— На себя самоё, — объяснил я. — Невозможно было предугадать, какая вы. А вы — это вы.

— Что ж, это объяснение, — удовлетворенно произнесла она. — Садитесь, Трофим Васильевич. Матильда скоро подаст самовар. Как добрались до моих пенатов? Благополучно ли?

— С приключениями, — сознался я.

— Другой раз отринете гордость и обзаведетесь резиновыми сапогами… Что вам еще обо мне рассказывали, помимо того, что я «барыня»?

Она так и впилась в меня глазами.

Я покачал головой:

— Ничего.

— Ну так я сама вам расскажу, пока вам совершенно не задурили голову на мой счет, — объявила Вязигина. — Зовут меня Тамара Игоревна. Мне пятьдесят шесть лет.

— Ой, не может быть! — вырвалось у меня.

Вязигина слегка улыбнулась.

— Вот теперь вы совершенно искренни, — заметила она. — Приму ваши слова как комплимент.

— Не знаю, можно ли считать комплиментом истинные… соображения… — пробормотал я, изумленно рассматривая Вязигину. Она, конечно, не была первой молодости, но — пятьдесят шесть? Как ей это удавалось? Женщины всегда останутся для меня загадкой.

— Итак, вы узнали самое заветное обо мне — возраст. Впрочем, я никогда его и не скрывала. Напротив. Я горжусь своим возрастом. Теперь — другое. Настоящая моя фамилия — не Вязигина, а Потифарова. А, вижу, вы снова удивлены! Что ж, вот вам старый скандал, в который вас так или иначе скоро посвятят. Шесть лет назад я ушла от супруга моего, Петра Артемьевича Потифарова… Вы еще не наносили ему визита, не так ли?

— Нет.

— Хорошо. Он будет вам жаловаться, но вы, прошу вас, приглядитесь к нему пристальнее. И тогда, быть может, поймете меня и одобрите мое решение. Впрочем, все здешнее хорошее общество меня поддержало, за небольшими исключениями. Я ничего более не скажу о Петре Артемьевиче. Я считаю наиболее честным дать вам возможность сделать выводы самостоятельно. Поэтому не будем больше об этом. Покинув мужа, я вернула себе изначальную мою фамилию и отныне, как и в девичестве, зовусь Вязигиной. О роде моих занятий вам тоже не сообщали?

— Нет, Тамара Игоревна, — я покачал головой. Удивление мое росло с каждой минутой. Я даже забыл на время о моей незнакомке с большой дороги. Потифарова-Вязигина интриговала меня не меньше, если не больше.

— Я директор гимназии, — поведала Вязигина.

Тут вошла, пыхтя, Матильда. От нее разило хлоркой. Матильда тащила самовар. Вязигина величественно махнула рукой, указывая на стол, куда Матильда не без облегчения плюхнула свою ношу. Затем настал черед круглого жостовского подноса с чашками, хрустальной вазочки с печеньем, блюдца с творогом и какого-то особенного сливового джема. Я испугался, что Матильда примется разливать чай: мне казалось, я никогда уже не избавлюсь от запаха хлорки; но Матильда только ухмыльнулась, блеснув железными зубами, и вышла, а чаем занялась сама хозяйка.

Руки Тамары Игоревны все же выдавали возраст — кожа была тонкая, сморщенная, с бледными пигментными пятнами. Массивное серебряное кольцо с крупным полудрагоценным камнем подчеркивало хрупкость пальцев.

— Расскажите теперь о себе, — предложила Вязигина.

— Собственно, у меня еще нет истории, — отозвался я. — Я рано потерял родителей, учился в университете, потом получил наследство — и вот сейчас знакомлюсь с соседями.

Вязигина подала мне чашку, наклонилась вперед и накрыла мою ладонь своей. Близко-близко я увидел ее слезливые глаза.

— Не уезжайте из Лембасово, — проговорила Вязигина. — Не продавайте имения. Останьтесь здесь. Что вам Петербург? Одни соблазны, глупости, карточная игра и разврат. Тем более что при продаже имения легко попасть на мошенников и разориться. Вы закончите свои дни в ночлежке, если решитесь на это.

Она отпустила меня, выпрямилась и удовлетворенно отхлебнула чай.

— Я вовсе не собирался… В моих намерениях совершенно не… — забормотал я, недоумевая, отчего Вязигиной пришла в голову столь неожиданная мысль.

Она покивала мне благосклонно.

— Что ж, вы еще молоды, — прибавила она снисходительно. — Скоро вы откроете для себя чудеса деревенской жизни.

— Скажите, Тамара Игоревна, — решился я наконец, — не знаете ли вы даму приблизительно ваших лет, которая имеет обыкновение гулять с компании очень молодого человека?

Не без удивления я увидел, что Вязигина вздрогнула и отставила чашку.

— Вы, конечно же, знакомы с нею? — повторил я. — Она, кажется, принадлежит к обществу.