Хроники Центрального Континента. Книга 3. Стражи Пылающей Ямы - Андрей Акимов

– Рон!

Он устремил взгляд в сторону оклика.

– Рон Сколл, а тебя что не касается то, что велели всем?

К нему обращался настоятель храма Стеклянного Стиля, воспитанником которого Рон был когда-то в давно стертой из сердца и разума реальности. Он осмотрелся вокруг. Они стояли напротив друг друга у главных ворот храма. Горы со всех сторон обступили обитель мастеров и учеников древнейшего искусства магического боя и праведного бытия. Створки ворот поблескивали тысячами впаянных стеклянных фрагментов. Аллея позади настоятеля, ведущая к комплексам храмовых построек, по бокам была обставлена фигурами на постаментах. Он знал, что они всегда были там, но они должны были быть выполнены целиком из хрусталя. Те статуи, которые сейчас находились на постаментах, являлись растерзанными или израненными людьми, покрытыми поблескивающей оболочкой из стекла. На залитых кровью лицах застыли выражения мук и страданий.

– Тебе что, нужно повторять по два раза, Рон Сколл? – грозно процедил упершийся руками в бока седовласый старец.

Рон не знал, чего от него хотел настоятель, но чувствовал, что это требование было неприятным и даже отвратительным. Он решил, что ни за что больше не будет выполнять никаких команд, не подчинится чьим-либо приказам, кроме своей милой госпожи.

Милая госпожа!

Где же она? Эта мысль обварила его, словно чан с кипятком. Он во что бы то ни стало должен отыскать ее. Вот только, похоже, настоятель не собирался его куда-либо отпускать. Но это не могло стать проблемой. Придется разорвать его на куски. Никто не сможет больше остановить зверя.

Посмотрев на свои руки, Рон обомлел. Это были руки человека. Оглядев себя всего, он понял, что все было человеческое – тело, ноги, голова, которую он ощупал судорожными движениями. Это действительно было так, потому что он не чувствовал больше той нечеловеческой мощи, подкатывающей перед схваткой изнутри и обволакивающей мышцы сокрушающим врагов металлом.

Рон вдруг осознал, что полностью обнажен. Чьи-то пальцы схватили его за запястья и заломили руки за спину. Ударами сзади по ногам и давлением на плечи его принудили опуститься на колени. Настоятель уже стоял в шаге от него и надменно взирал свысока какими-то неестественно дикими глазами.

– Ты что, думал избежать своей участи, проклятый сукин сын? – ехидно спросил настоятель, кривя рот в ухмылке.

Рон пытался увидеть тех, кто удерживал его в унизительной позе мертвой хваткой, но их лица были смазанными, дрожащими, словно блеклые знамена на сильном ветру.

– Ничтожество.

Сказав это, настоятель выпустил в Сколла стеклянный луч, который насквозь прошил его левое плечо. Рон стиснул зубы и испустил сдавленный стон.

– Ты никогда не стал бы истинным бойцом!

С этими словами следующий стеклянный луч впился в правое бедро Рона.

– Откройте его глаза! – велел настоятель удерживающим Сколла людям.

Жесткие пальцы запрокинули его голову, ухватившись за волосы, и задрали ему веки, чтобы он не мог их опустить. В следующее мгновение в правой руке настоятеля вырос небольшой стеклянный ком. Он сжал кулак, затем снова раскрыл его. Теперь на ладони обезумевшего старца блестела горсть стеклянной пыли.

– Живи, мальчишка, – щурясь и ухмыляясь, проговорил старик. – Живи, но мечтай о смерти.

Настоятель сдул мелкую, словно мука стеклянную пыль с ладони в лицо Сколла. Насильно раскрытые глаза видели и чувствовали, как в них въедаются крупицы стекла. Глаза медленно плавились, болезненно растворялись с жутким, слышимым только ему шипящим звуком, стекая по щекам бледной розовой лимфой. Свет мерк. Мысли о потере зрения разрывали сердце и голову. Рон надрывно кричал, не в силах ничего сделать. Безликие конвоиры отпустили его руки, опасности он больше не представлял. Рон схватился за лицо.

Глаза слезились, и он убрал от них руки. Способность видеть вернулась, но ощущение недавней слабости и отчаяния еще клубились в кипящем мозгу. Рон оказался на дороге, тянущейся вдоль отвесной стены высокой скалы. По правую руку разбегалось вдаль редколесье. Недалеко впереди возле догоревшего костра рыл землю запряженный летной кабиной ящер. Ночь скрывала в скоплении деревьев и кустов кого-то, зовущего на помощь. Голос был очень знакомым, почти родным. Это была она, милая госпожа! Но он был всего лишь человеком, пусть и мастером магического боя, но сейчас ему это казалось ничем, в сравнении со звериной мощью, которая казалась теперь упорхнувшей заветной мечтой.

Он шел на мелодичный девичий голос в темноту.

– Помоги мне, – доносилась повторяющаяся фраза.

Рон приближался к местонахождению просящей помощи Элливианы. Но почему-то его все больше одолевали мысли, что она просит совсем не его помощи. Он пробирался в глубь редких зарослей и начал различать за очередными сомкнувшимися ветвями подрагивающий свет. Сколл убрал ветки, загораживающие обзор. Картина, представшая перед ним, заставила приоткрыть рот.

Элливиана, та самая нежно любимая им блондинка из прошлого, принцесса его снов, королева его разума сидела на высоком кресле без одежды. Напротив нее за решеткой в маленькой камере томился уродливый зверь, вцепившийся руками в железные прутья. Стройные ноги госпожи были разведены и закинуты на подлокотники кресла. Правой рукой она неистово ублажала себя, глядя на шумно вздыхающего возбужденного мутанта. Пальцы ее левой руки играли с соском левой груди.

– Помоги мне, – томно обращалась она к безобразному пленнику.

И зверь, одним рывком оторвав от безграничных стен решетчатое ограждение, вторым отшвырнул его в темную пустоту. Он шел на своих прогибающихся назад ногах помочь молящей его об этом девушке. Зверь приблизился к ней, схватив за волосы, развернул в нужную сторону. Она покорно прогнулась, и он вошел в нее сзади. Его дикие толчки сопровождались ее встречными движениями. Оба участника перешедшего в бешенство соития устремили взгляды в глаза наблюдающего за ними Рона Сколла.

Эта сцена и пленила и бесила Рона в равной степени. Этот зверь – Сколл сам должен быть им. Но должен ли он был вытворять такое с госпожой? Или вопрос стоило поставить иначе: хотел ли он сделать то же самое со своей госпожой?

Хотел.

Но никогда бы не посмел. И потому то, что происходило на его глазах, в корне противоречило его нерушимой позиции при нынешней жизни. Но что же это была за жизнь? Кто он сам, и кто этот зверь, что жадно и небрежно обладал его хозяйкой, держа ее за волосы, словно последнюю шлюху? Почему они вместе смотрят на него с таким вызовом? Все это вызывало чувства растущей раздраженности, горькой несостоятельности и жгучего стыда.

Конец ознакомительного фрагмента.