Только тишина - Богдан Петецкий

Дальше мы шли пешком. Сразу же за массивом Научного Совета Правительства начинался небольшой городской парк. Мы спустились по узкой аллейке, ощущая под ногами едва заметное содрогание почвы. Это давали о себе знать два более низких, вибрирующих от движения этажа города. Всепоглощающий грохот несколько смягчался, звуки смазались, стали похожими на рокот прибоя, когда им любуешься с прибрежного обрыва.

В результате традиционного освещения улочек получалось так, что парк оказывался погруженным в полутьму. Тем резче обозначались брошенные на небо, распластавшиеся от крыш до зенита рекламные изображения и надписи. Во всех них было что-то такое общее со сном. От мягкого света ночников, проходя через постельные принадлежности, и вплоть до персонажей из мира сказок. Единственный в своем роде сценарий карнавального вечера.

Люди, мелькающие за дверями, все направлялись в одну сторону. Город неторопливо перемещался в направлении спальни. И это было только начало. Срок истекал в двадцать три часа. К тому времени все они будут покоиться в креслах гибернатора, но впервые в истории не для того, чтобы вместе с ними перенестись в другие миры, но, дабы обмануть время на Земле.

— Карнавал, — безразлично бросил я. — Ты не рада?

— Нет, — спокойно ответила она.

Ясное дело, что — нет.

— Как же все будет… с нами? — спросила она голосом не изменившимся.

Я пожал плечами. Потом ответил вопросом на вопрос:

— А что бы ты желала услышать?

Ответил, пожалуй, излишне едко.

Она мотнула головой, но ничего не сказала.

Мы — не дети. Двадцать лет одиночества не равнозначны полеты к ближайшей звезде. Уверения, что время это стечет по человеку как вода, свидетельствовало бы или о недостатке воображения, или обо лжи.

Когда я проснусь, то окажусь старше ее на четырнадцать лет. Фактор тоже немаловажный.

— Думаешь о том, что будет, или же — что я бы хотел? — спросил я наконец.

Она улыбнулась. Улыбка получилась не из веселых.

Потом прошептала:

— Помолчи, — и быстро добавила, голосом неестественно оживленным: — Понимаешь, это должен был быть обычный вечер, словно ничего не происходит. Никаких декораций, развлечений и прочего. Но трудно удивляться…

— Что до меня, — фыркнул я, — так я уже ничему не удивляюсь.

И подумал: самое смешное, что это — правда.

Глянул на часы. Четверть десятого. Последние десять минут. Потом мне придется поторапливаться.

— Да, — произнесла она, наклонив голову. — Нам пора…

Но не тронулась с места. Мы стояли там, где парковая тропинка образовывала расширяющийся полукруг. Обступившие ее деревья позволяли на время забыть о царящем над миром буйстве огней.

Ее поцелуй был коротким. Словно она думала о тех, что последуют в грядущем. Словно день сегодняшний уже перестал приниматься в счет, или же нам он уже не принадлежал.

Я сильно прижал ее к себе, притянул ладонью голову.

— Важно только это, — произнес я вполголоса. — Мы хотим, чтобы было так. И, что бы там ни получилось, не будем иметь друг к другу претензий…

Последовала изрядная пауза, только потом она так же тихо ответила:

— Не будем…

До меня донесся шорох приближающихся шагов. Не оборачиваясь, я потянул ее к краю тропинки. Шаги смолкли.

— Прошу прощения…

— Профессор, — сказала Авия, отстраняясь.

Я оглянулся. В круге света, на фоне деревьев вырисовывался характерный силуэт Марто, экзобиолога, которому я сдавал один из самых ответственных экзаменов перед концом стажировки.

— Добрый день, профессор, — произнес я, делая шаг в его направлении. — А точнее, добрый вечер.

— Доброй ночи, — проворчал он неохотно, здороваясь с Авией. — Доброй ночи. Сейчас это — единственное пожелание, в котором сохранилось хоть немного здравого смысла. Раньше говорили: «Пусть земля будет тебе пухом…»

— Даже там? — спросил я безо всякой улыбки. Было нечто в его голосе, заставляющее думать, что он не шутит. Или — не совсем шутит.

На это он ответил молчанием.

— Вернулся, — произнес он, подходя поближе, чтобы можно было разглядеть мое лицо. — В самую пору. По крайней мере, имеешь возможность отдохнуть. До начала сезона.

— Вы о чем? — рассмеялась Авия.

— Об охоте, — проворчал он. — На бизонов, на пещерных медведей. Может на преродактилей. Разве вы не знаете, что все будет так же, как во времена, когда Земля переживала младенческий возраст творения, без меры и без порядка? Ну как, поохотимся? : — На последних словах голос его превратился в пронзительное шипение. Да, он не шутил.

— А вы, профессор? — спокойно поинтересовался я.

Какое-то время он молчал, потом слабо улыбнулся и пожал плечами, словно пытаясь защититься.

— Я — старый осел, — признался он. — Поймал в парке молодую парочку и начинаю рассказывать им о птеродактилях. Ерунда все это, — сообщил он весьма весело. — Просплюсь, и полный порядок…

— А я серьезно спрашивал. — произнес я настойчиво.

Он оцепенел. Какое-то время молча меня разглядывал, потом покачал головой.

— Не стоит, — сказал он, и прозвучало это с профессиональной весомостью, — игнорировать фактор времени, когда счет идет на целую цивилизацию и ее среду обитания. Если бы какая-нибудь раса, из тех, про которые пишется в детских книжонках, задумала захватить Землю, то ничего бы лучше ей просто не придумать: Это, это, разумеется, фантастика, но достаточно характерная. Поскольку та раса, причинившая наибольшее количество зла на протяжении многих веков, ею же самой и является. Теперь, к примеру, она измыслила один из приятнейших способов… самоубийства.

— Даже так? — повторил я.

— Не знаю, — раздраженно ответил он. — Никто не знает. Ни один из тех болванов, что выписывают сейчас на небесах разную ерунду. Для этого они годятся. Для того, чтобы ничего не видеть. Но остались еще люди, которые знать обязаны. Те, для кого предвидение является необходимостью, поскольку составляет честь их профессиональных качеств. Знать — и сидеть тихо, как мышь у кормушки. Еще раз повторяю. Не стоит рисковать потерей биологического равновесия в размерах целой цивилизации и ее биосферы, если никто не знает, что из всего этого может получиться. Я говорю не о последствиях нарушений в социопсихологии, хотя одного этого было бы достаточно. Но подумайте о тех, кто останется. А ведь и такие найдутся. Хотел бы я хоть одного из них увидеть…

— Профессор, — начала Авия, с улыбкой покосившись на меня.

— Продолжайте, — перебил я. Она быстро глянула на меня и замолчала.

— Вы бы хотели увидеть одного из тех, кто останется… — напомнил я, видя, что Марто словно бы и заколебался. Но он был слишком углублен в себя, чтобы что-либо замечать.