Ельцин и его генералы - Виктор Баранец

А Ельцин лежал под капельницей… Несмотря на успокаивающие заключения врачей, вероятность наихудшего варианта развития событий была высокой. В Кремле хорошо понимали, что прежде всего надо подготовиться к долговременной болезни президента. И тут вставал вопрос о передаче управления главным ядерным чемоданчиком главе правительства. Рассказывали, что Александр Коржаков не хотел об этом и слышать. Передача ядерной кнопки главе правительства означала, что к нему автоматически переходила и вся полнота власти. Наши «агенты» рассказывали, что по этому поводу Коржаков якобы сказал: «Если Черномырдин прилипнет к ядерной кнопке, мы его от нее уже никогда не отдерем» (информация об этом уже пошла гулять по западным СМИ).

С той минуты, 26 октября 1995 года, когда из Кремля стали раздаваться противоречивые заявления о здоровье президента, я понял, что правду мы узнаем очень не скоро…

Правды об истинном состоянии здоровья президента у нас в Генштабе и Минобороны никто не знал. Когда же нам из ФАПСИ принесли радиоперехват, в котором говорилось, что в английском парламенте некоторые сенаторы уже потребовали определить новую политику Великобритании по отношению к России «в связи со смертью Ельцина», наше руководство занервничало и бросилось к «кремлевкам» — срочно звонить знакомым чиновникам в президентском аппарате. Чиновники в один голос твердили, что Борис Николаевич быстро поправляется и совсем скоро приступит к нормальной работе…

Для нас, военных, главным был вопрос — кто в Кремле контролирует ядерную кнопку. В то время министр обороны все еще находился в США, и это еще больше обостряло вопрос.

К президенту не пустили даже его первого помощника Илюшина. Было ясно: Ельцин чувствует себя неважно. Некоторое успокоение наступило тогда, когда пришло сообщение, что в Кремлевской больнице находится дежурный офицер с ядерным чемоданчиком. В тот момент это был единственный человек в России, который напрямую мог получить команду от президента в случае ядерного кризиса. Наконец, врачи открыто сказали, что остаток октября и весь ноябрь уйдет на реабилитацию президента. А Коржаков будто бы распорядился сообщить в СМИ, что президент продолжает контролировать ситуацию в стране. Это было грустно и смешно. По этому поводу у нас в ГШ острословы зло шутили: «Не приходя в сознание, президент управляет страной».

Поскольку министр обороны отсутствовал, страховка ядерного чемоданчика президента автоматически переходила к начальнику Генштаба генералу армии Михаилу Колесникову. Для всех дежурных смен и расчетов Стратегических ядерных сил в очередной раз начинались неуютные времена…

5 ноября 1995 года министр обороны РФ генерал армии Павел Грачев сделал «сенсационное» заявление для прессы: он приглашен на беседу к президенту в Центральную кремлевскую больницу. В МО и ГШ многие уже знали, что основная тема предстоящего разговора — Югославия. К тому моменту Грачев уже провел крайне сложные переговоры с Перри по поводу принципов участия российских десантников в миротворческих силах в Боснии. Многие вопросы так и повисли в воздухе, их Грачеву предстояло доработать в ходе очередной встречи с американцами в Брюсселе 8–9 ноября.

В Америке он так и не смог добиться главного — не допустить того, чтобы российский контингент подчинялся натовскому командованию. Россия шаг за шагом уступала инициативу в явном и скрытом соперничестве с США за влияние на Балканах. У Москвы был прекрасный шанс вырвать стратегическую инициативу в развязывании балканской проблемы — провести встречу трех президентов под эгидой Кремля. Но болезнь Ельцина лишила нас этой возможности. Клинтон, затащив югославских президентов на одну из своих военно-воздушных баз, почти принудил их принять американские условия…

Судя по документам, которые готовились в аппарате Грачева для встречи с президентом 5 ноября, речь должна была идти не только о Югославии, но и о Чечне, финансировании армии, участии Вооруженных Сил в выборах и о состоянии их боеготовности. Но Ельцин так и не принял в тот день министра обороны. И это было еще одним подтверждением того, что президент чувствует себя неважно. Настораживало и другое: в какой уж раз без участия президента решался стратегический военно-политический вопрос, от которого зависели позиции России в Европе. И невозможно было понять, кто же будет нести за это ответственность.

Я в очередной раз убеждался в том, насколько же был несовершенен механизм проработки международных военно-политических вопросов. Внешняя политика — прерогатива президента, который опирался на своего помощника по международной политике Дмитрия Рюрикова. При Рюрикове был аппарат, что-то вроде мини-МИДа, с которым «большой» МИД должен был все согласовывать. Самостоятельных решений часто принимать не мог. В отсутствие Ельцина многое мгновенно стопорилось либо попадало в сложные бюрократические сети нижестоящих инстанций, руководители которых, понятно, не решались принимать на себя ответственность.

Гигантская концентрация единоличной власти в руках президента — Верховного главнокомандующего приводила к тому, что нередко не только стратегические, но и тактические проблемы внешней военной политики находились в «инфарктном состоянии». Было абсолютно ясно, что держать в голове сотни сложнейших вопросов Ельцин не мог, да и физически был не в силах в одиночку решать их, имей он даже бычье здоровье.

Чрезвычайно громоздкий и неповоротливый механизм президентской власти устроен так, что он всецело зависел от личной воли Ельцина, его закорючки на указе или распоряжении, из-за чего нередко множество вопросов, в том числе и военных, не могло решаться оперативно. Из-за этого часто возникали «пробки», генералы вынуждены были ждать последнего слова Верховного, а намеченные мероприятия по линии Совбеза и Совета обороны в очередной раз переносились на неопределенный срок.

Даже серые генштабовские офицеры понимали, что нужны серьезные коррективы в Конституции…

…После возвращения в Кремль, 24 января 1996 года, Борис Ельцин за закрытыми дверями встретился с министром обороны.

Вскоре стало известно, что беседа главным образом шла об углубляющемся кризисе в финансовой сфере армии: справка, которую накануне подготовили Грачеву в Главном управлении военного бюджета и финансирования МО, говорила о жуткой ситуации с выплатой денежного содержания военнослужащим и гражданскому персоналу. Во многих гарнизонах задержки уже составляли до 6 месяцев, «тринадцатую» зарплату за 1995 год не выплатили не только в войсках, но и в центральном аппарате Минобороны и Генштаба.

А накануне парламентских выборов Черномырдин в присутствии высшего руководства Вооруженных Сил поклялся, что государство возвратит долги армии по денежному содержанию к «середине декабря». Ложь — родная мать российской политики. Было ясно, что с ее помощью исполнительная власть в очередной раз пыталась задобрить армию за месяц до выборов в Думу.

И вот уже дикторша телепрограммы «Время» несет войскам и флотам архирадостую весть: во время встречи с министром обороны президент России твердо заявил, что все задержки военным по выплате денежного содержания будут «в ближайшее время ликвидированы».

Что-то подобное мы уже слышали осенью 1995 года, когда долги государства по денежному содержанию военнослужащих перевалили за 2,5 триллиона рублей. Тогда Ельцина сумели убедить, что основной виновник такого положения — руководство Главного управления военного бюджета и финансирования МО. В конце ноября вышел президентский указ о смещении начальника ГУВБиФ генерал-полковника В. Воробьева. Ему инкриминировалось невыполнение решений правительства. В чем именно оно заключалось, Кремль умалчивал. Судя по тому, что Воробьева не уволили из армии, а всего лишь «вывели за штат» и стали подбирать ему новую должность, было абсолютно ясно, что идет игра, о которой Ельцин мог и не знать.

Было понятно и другое: тот, кто отважился на столь опасные маневры за спиной президента, явно заинтересован в спасении Воробьева и занимает сильные позиции в Кремле. Вскоре по МО поползли слухи о причастности главного военного казначея к прокрутке бюджетных денег в коммерческих банках, а затем газета администрации президента сболтнула больше положенного… Но всей правды так никто и не сказал.

Наши офицеры, побывавшие в округах и на флотах, тоже сообщали, что там не возлагают больших надежд на твердые обещания Верховного главнокомандующего. Уже не верят в них и очень многие в Минобороны и Генштабе. Время идет — деньги не выдают. Кто попроворнее — ударился в тайный «левый» промысел. Наиболее удачливы те, у кого есть своя машина. Но и им с каждым днем все труднее — слишком много становится конкурентов в Москве. Да и не каждый начальник отваживается систематически прикрывать «извозчиков» — кто-то же должен и вкалывать.