Великий Краббен (сборник) - Геннадий Прашкевич

PPS

Итак, сейчас апрель.

Месяц назад я отправил несколько писем.

Одно адресовано профессору Иосинори Имаидзуми, второе – Агафону Родионовичу Мальцеву, третье – С. И. Сказкину. Я-то знаю, с кем в действительности столкнулись японские рыбаки. Я-то понимаю, что мой рассказ, пусть и с запозданием, следует приложить к растущему делу о явившемся плезиозавре.

От Агафона пока вестей нет. Но это и не удивительно. Когда еще доберется до бухты Доброе Начало шхуна «Геолог», на борту которой вместе с моим письмом плывут на Итуруп две отличные дворняги!

Зато Сказкин ответил сразу. Он здоров, совершенно не пьет, радуется переменным школьным успехам своего племянника Никисора, а за рассказы о Краббене его, Серпа Ивановича Сказкина, били на островах всего три раза. Правда, один раз легкостью, есть у моряков такой полотняный мешочек, для тяжести наполненный песком. «В последнее время, – оптимистично пишет мне Серп Иванович, – отечественное производство освоило выпуск легкостей из литой резины, но до нашего острова они еще не дошли».

Что касается профессора Иосинори Имаидзуми, то японец пока молчит.

Но и тут я настроен оптимистически: почта будет! Кому-кому, а уж профессору Иосинори Имаидзуми вовсе не должна оказаться безразличной судьба великого Краббена. Лучше испытать стыд ошибки, чем остаться равнодушным к тайне. Вот почему я не теряю надежд, вот почему я с бесконечным терпением ожидаю почтового конверта, на марках которого машут крыльями легкие, как цветы, длинноногие японские журавлики.

Лишь бы в эти дела не вмешалась политика.

Территория греха (Каникулы 1971 года)

Да знаете ли вы, знаете ли вы, что без англичанина еще можно прожить, без Германии можно, без русского человека слишком возможно, без науки можно, без хлеба можно, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете! Вся тайна тут, вся история тут! Сама наука не простоит минуты без красоты, обратится в хамство, гвоздя не выдумаете!

– Нельзя поверить в невозможное! – сказала Алиса.

– Да ну! Просто у тебя мало опыта, – смеясь, ответила Королева. – В твоем возрасте я каждый день уделяла этому хотя бы полчаса! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей еще до завтрака.

Тетрадь первая. Парк-отель «Менделеево»

Остров Кунашир является самым южным и одним из самых значительных по размерам островом Большой Курильской гряды. Он расположен в 8,5 мили от северо-восточного берега острова Хоккайдо и в 20–30 милях от островов Малой Курильской гряды. Остров горист; северная его часть более высокая, чем южная, хотя и в южной имеются горы высотой до 886,9 м. Нижние склоны гор и долины рек поросли смешанным лесом, а верхние склоны – стлаником. Наиболее характерным приметным пунктом на острове Кунашир в южной его части является вулкан Менделеева.

История давняя.

Попробую рассказать.

Научная карьера моего шефа началась с больших потрясений.

Первую статью («Генезис курильских пемз») шеф писал исключительно по собственным полевым материалам. Статья была отрецензирована, одобрена, однако на каких-то инстанциях застряла, в печать не шла. Шеф никак не мог сообразить, что мешает ее напечатанию; подсказали умные люди: «Ну, куда вы смотрите, Паша? – (Шеф в те годы был отменно молод). – Иван Андреевич – ваш завлаб? Ваш. Так почему вам не взять его в соавторы? Александр Иванович, замдиректора? Замдиректора. Ну, так в чем дело? Разве вам помешает такой соавтор? И Михаил Степанович немало помог вам с химанализами…» В итоге соавторов набралось штук семь, зато статья появилась в престижном академическом журнале. Правда, в последний момент по техническим причинам список соавторов был урезан, имя шефа попало в число «и др».

К счастью, с той поры шеф опубликовал не одну монографию, получил не одну престижную премию, был избран в члены-корреспонденты Академии наук, возглавил комплексный научно-исследовательский институт, и многие теперь сами мечтают о том, чтобы членкор П. В. Хлудов поставил свое имя под их работой – как соавтор. Крепкий, подвижный, в свои семьдесят лет продолжающий выезжать на самые сложные полевые работы, обожающий народные приметы («Коль калан покакал в воду – жди хорошую погоду»), – шеф навсегда остался снисходительным к молодым и терпеть не мог халтурщиков. Таких, например, как биолог Кармазьян. («Науке нужен Кармазьян как писсуар для обезьян»). Этот биолог много лет выращивал в нашей институтской теплице длинный и тощий корейский огурец. Правда, при таких длинноногих лаборантках, как у Кармазьяна, любой огурец сам по себе вырастет. По большим праздникам сотрудники института отхватывают от овоща огромные куски, называя их закусью, но всегда, к величайшему торжеству Кармазьяна и к растерянности его постоянных научных оппонентов, бессмертный овощ регенерирует, непременно к очередному празднику восстанавливая вес и форму.

– Как вы относитесь к каникулам?

Я пожал плечами. Шеф вызвал меня неожиданно.

– А как вы относитесь к работе на силосе? К позднему сенокосу? К ранней переборке гнилых овощей? К работе в овощехранилищах?

Кривить душой я не стал:

– Плохо отношусь.

– Тогда скажу так, Прашкевич, – покачал седой головой член-корреспондент. – Если к среде вы не уберетесь из института, я сдам вас на сельскохозяйственные работы.

И быстро спросил:

– Снаряжение? Карты? Полевые?

– Все получено. Все на руках, – так же быстро ответил я. – Но вы хотели лететь со мной, а я еще не нанял рабочего.

– Теперь и не успеете, – покачал головой шеф. – Мой билет отдайте секретарше. Я прилечу на Кунашир позже. – Он понимающе оглядел меня. – Завидую вам. Искренне завидую. Две недели каникул и никакого начальства! А? Я в юности мечтал о таком, ни разу не сбылось. Так что сматывайтесь. Рабочего наймете прямо на острове.

– Это во время путины-то?

– Предпочитаете остаться на силосе?

Я отчаянно замотал головой. Нет, ни в коем случае!

– Тогда разыщите на Кунашире Серпа Ивановича Сказкина.

Я кивнул. Ладно, Сказкина. Я понял шефа. Я давно мечтал о таких каникулах. Я даже знал, как использую свободные дни. Антон Павлович Чехов, больной, немощный, разочарованный в любви, на перекладных через всю Россию добирался до Сахалина, чтобы рассказать о каторжном острове; воспеты Приморье, Амурский край, все слышали про Дерсу Узала; Степан Крашенинников обессмертил Камчатку; Владимир Германович Тан-Богораз волшебно описал жизнь чюхчей, Владимир Иванович Йохельсон не один год провел среди юкагиров, чюванцев, шоромбойских мужиков. Список можно продолжать, но где Курильские острова? Почему никто не сложил героических баллад о туманах Шумшу, о снежной тьме на вулканических кряжах Парамушира? Почему не воспет Онекотан с пиком Сарычева, дивно отраженным в провальном кальдерном озере? А задымленный конус Алаида с пушечными выстрелами боковых кратеров? А черные базальтовые стаканы Черных Братьев, отражающиеся в океане?

Вот только Сказкин… Вот только богодул с техническим именем…

Не хотелось мне с ним связываться. Я слышал о Сказкине массу всяческих, не всегда приятных историй. Этот неугомонный богодул довольно долгое время присылал в дирекцию Института длинные письма, подробно сообщая об осенних штормах, выбрасывающих на берега много интересного. Нет, конечно, речь не об японских презервативах или радиолампах, как вы подумали; речь о загадочных черных кучах на влажных зеркалах отлива. Разложившиеся трупы? Не похоже. Но песок сантиметров на пять густо пропитан тяжелым запахом. Какая тварь может так напакостить? Однажды Серп Иванович самолично принес в островную баклабораторию два ведра неизвестного пахучего (скажем так) вещества. Помещение, говорят, до сих пор не используется по прямому назначению. Еще Сказкин писал, что сам не раз видел, как что-то черное ползло по вечернему пляжу. К сожалению, сам он был выпимши, хорошенько не рассмотрел. Но дергалось что-то там в сумерках, ползло, извивалось. «Вы там в своем научном институте задницы просиживаете, – писал богодул члену-корреспонденту П. В. Хлудову, – а у нас на островах скот пропадает. Считается, что граница на замке, а вы попробуйте пройдитесь по отливу. Кто-то там сильно гадит».

И я, как в омут, нырнул в каникулы.

В конце узкой улочки океан катал пенные валы.