Белая ель - Вера Камша

— Та все хорошо, гица, — стряпуха Моника, краснощекая и грудастая прямо-таки сияла, — такие пироги, впору самому Матяшу.

— Что мне Матяш, — Барболка от избытка чувств расцеловала повариху, — лишь бы Палу понравилось. И какая это я тебе, к кошкам гица, Барболка я!

— Ты — гица, — назидательно произнесла Моника, складывая на груди перемазанные мукой руки, — Что нос не дерешь, хорошо, да не всегда. Есть такие, которым по лапам не дашь, на шею сядут и поедут. А гици, думаешь, понравится, что ты со слугами чмокаешься?

— Понравится, — твердо сказала девушка, — а сколько елку розой не зови, не зацветет. Пасечница я, а ты мне тетушка Моника.

— Ты Барболку нашу с пути не сбивай, — Пишта, седой доезжачий, вошел в поварню и принюхался, — Права она. Пала господарем сабля да сердце сделали. Господарь чего только ему не дарил, хотел бы жабу знатную за себя взять, давно б сыскал, да не таковский он. Душу искал, душу и нашел. Не нальешь стаканчик, за жениха с невестой выпить.

— Стаканчик тебе, бочонок дырявый? — прыснула Моника, — ишь, чего захотел. Хотя… Ради такого дела и жеребец оскоромится. Барболка, выпьешь с нами?

— Ну, разве чуть-чуть, — зарделась девушка, — это папаша мой пил, а мне мамка заказывала.

— Оно верно, — похвалил доезжачий, — но за любовь да ласку не выпить грех.

— Гашпара так и не сыскали? — полюбопытствовала Моника, наливая в пузатые стаканы сливовой наливки.

— Как в воду канул, — важно произнес Пишта, — мы только что землю носом не рыли. Ни Гашпара, ни Ферека. Может, и правда, погань какая их прибрала, ну да нашла о чем при невесте говорить! Твое здоровье, Барболка, и чтоб у вас с Палом через год сынок был. Пей, да сразу!

Барболка послушно осушила стакан. Наливка была сладко-горькой и очень, очень крепкой.

Пишта одобрительно подмигнул и подкрутил ус:

— Молодец, гица. Совет да любовь. А, скажи, крепко любишь господаря?

Барболка поставила стакан и положила руку на эсперу:

— Люблю. Как душу. Не жить мне без него, вот не жить, и все!

Глава 2

Невеста была потрясающе, невероятно хороша. Как слепой Пал Карои сумел изловить такую красавицу, Миклош не понимал. Какой-нибудь тупица завопил бы, что девушка польстилась на богатство да титул, но алатский наследник разбирался в женщинах даже лучше, чем в лошадях и оружии. Барболка любила седого, слепого господаря не меньше, чем его самого любила Аполка. Женщина может лгать, когда смотрит на мужа, жениха, любовника, но не когда она глядит мимо других мужчин так, словно их нет. Невеста Пала не видела никого, даже Миклоша Мекчеи, который к такому не привык. Нет, витязь не завидовал отцовскому другу, который никогда не увидит, какая райская птица влетела к нему в окно. Просто, глядя на стройную девушку с высокой грудью и черными косами, в которых белели цветы калины, Миклош впервые в своей лихой жизни затосковал о том, что никогда не случится.

— Ну и девка, — шепнул захмелевший Янош, — за такой хоть в Закат. Слушай, а может, Пал и не слепой вовсе.

Пал был слепым. Будущий сакацкий господарь принял на себя удар, предназначавшийся Матяшу, и свалился под ноги обезумевшим коням. После боя Карои искали всю ночь, отец поклялся похоронить побратима своими руками, но Карои оказался жив. Не смотря на жуткие раны и измятый копытами шлем. Раны зажили, но когда Пал открыл глаза, его окружила ночь, которая никогда не кончится.

— Нет, Янчи, — покачал головой Миклош, — не увидит он ее никогда… Видать, тут другое что.

— Так и есть, — сотник Иштван, тоже седой подлил Миклошу вина, — песнями она взяла. Тут слепой, не слепой, а голову потеряешь.

Она еще и поет! Аполка никогда не пела, только слушала других. Склонив голову, глядя в даль огромными зелеными глазами. Жена словно и не живет, а спит и видит сон о жизни. Она никогда не проснется, но он-то живет здесь и сейчас! Миклош Мекчеи встал, высоко подняв кубок лучшего алого стекла. Он привез три сотни таких, свадьбу переживет едва ли половина.

— Здоровье новобрачных! Будь у меня золота больше, чем листьев на деревьях, и отдай я все вам, я б не сделал вас богаче. Что золото, когда есть любовь? Грязь под конскими копытами! Счастья вам с сего дня и до Рассвета! Радуйтесь!

Миклош выпил вино, не почувствовав вкуса, и с силой швырнул кубок об пол. Сверкнули алые брызги. Пал Карои поднялся, протянув руку невесте. Барболка вскочила, кровь прилила к смуглой коже, делая чужую красавицу еще прекрасней и недоступней.

— Радуйтесь, — заорал счастливый Иштван, разбивая стакан.

— Радуйтесь, — Янчи казался растерянным, как ребенок, увидевший чудо.

Радуйтесь! Радуйтесь. Радуйтесь!

Седые усы коснулись алых губ, сверкнули золотом обручальные браслеты, полетела в сторону белая вуаль, золотые мониста, широкий, увитый лентами пояс, следом на пол одна за другой легли четыре алые юбки. Невеста осталась в длинной, вышитой белыми розами рубашке. В рубашке! Закатные кошки, она и впрямь девственница!

Пал Карои подхватил раскрасневшееся чудо на руки и уверенно, не знаешь, нипочем не скажешь, что господарь слеп, понес в спальню. Под ноги молодым полетели цветы калины и листья папоротника. Громко заголосили подруги невесты, оплакивая потерю, а Матяш Мекчеи не мог отвести взгляда от черной головки в белом венке, спрятавшейся на груди высокого седого витязя. Она его любит, а он ее, и с этим ничего не поделать, будь ты хоть трижды господарь и красавец!

Громко хлопнула увитая зеленью дверь, повскакавшие с мест гости плюхались назад, хватались за кубки. Виночерпии сбились с ног, Миклош пил вместе со всеми, и больше всех, но отчего-то не пьянел.

— Зззздоровье молоддддых, — выкрикнул пьяненький Иштван, — сына им… хорошего… К Зимнему Излому

— Погоди с сыном, — цыкнул кто-то сбросивший из-за жары доломан, — пускай наиграются… Для начала!

— Оно так, — важно кивнул Иштван, — сначала цццветочки… Потом яббблочки.

Миклош залпом допил тюрегвизе тут же вновь протянул кубок, который не замедлили наполнить, но голова, как на грех, оставалась ясной. Иштван с приятелем продолжали бубнить о том, что творится в спальне, и вспоминать собственные подвиги. Миклош с досадой отвернулся и увидел на высоком стрельчатом окне давешнюю девчонку. Черноглазое чудо, волосы которого украшал такой же венок, как у невесты разулыбалось, замахало ручонками, и тут до витязя дошло, что малышка, как две капли воды похожа на Барболку. Неужто сестры? А он думал, молодая господарка — сирота.

— Ты чего? — Янчи от души ткнул друга в бок, — луны не видал?

— Да там малявка эта, — Миклош протянул стакан, — налей!