Constanta - Марьяна Куприянова

детально, посекундно, а также о моих глубоких переживаниях относительно Довлатова, была Ольга.

Уж она-то знала мою склонность к взрослым мужчинам и могла мне только посочувствовать. Ведь он женат, у него маленькие дети. А семья – это святое. Так что не видать мне его как своих ушей. Ну а если бы он оказался отъявленным бабником, мне все равно никогда его не добиться, пусть даже ради одной ночи: не та у меня внешность, чтобы мужчин завлекать. Хотя все твердят мне обратное и называют слишком самокритичной, но я-то не слепая, зеркало у меня есть.

После комиссии я его ни разу не видела.

Лишь от кого-то услышала, что он преподает у журналистов во вторую смену, а я учусь в первую. Везение девяносто девятого уровня. Стоит ли говорить, что его страница в сети стала для меня некой сакральной святыней: я просиживала целые дни, просматривая его фотографии, от которых меня бросало в дрожь, и находя новые детали внешности еще более привлекательными, чем думала.

Я сходила с ума от беспокойства, когда видела его онлайн – мучение, которое слишком сложно вынести для меня: знать, что он никогда не напишет первым, не заинтересуется. И я, разумеется, тоже не сделаю ничего подобного: страдать молча – это так на меня похоже. Снова и снова заходить на его страничку и чувствовать себя, будто волна, разбивающаяся о камень. Циклично на протяжении веков.

Обнаружилось, что он-таки добавил меня в друзья, только счастья мне это не прибавило: теперь я была одной из шестисот студенток, числящихся у него в друзьях. Так ненавижу быть «одной из»! В этом плане мое самомнение превышает допустимые границы – я не могу и не должна быть песчинкой в пустыне, каплей в море! Особенно для него. Ведь я – особенная, точно такой же неповторимой больше нет (и слава богу!), а он просто не видит этого, как он может быть так слеп?

Легким намеком на шизофрению в странном симбиозе во мне сочетаются взаимоисключающие черты характера: самокритика и самовозвышение, самоуничижение и нарциссизм. Вся жизнь – сплошное противоречие, в этом я сама. Из крайности в крайность, а по-другому и жить не получается. Но, когда две полярности уничтожают друг друга, на их месте, как правило, остается ноль. Пустота. Ею я и была.

Миновало две недели, и вопросы одногруппников вроде «Ну как, сдали? Сложно было? А кто был в комиссии? А как все проходило? А сильно мучали?» и тому подобные, иссякли. Не иссякли подозрительные взгляды Гали в мою сторону. Один раз она случайно подслушала, как я рассказывала Ольге свой сон, где упоминала Довлатова, и с тех пор ее настороженность только возросла. А сон был безобиден до детскости: я и он в большой толпе людей, я чего-то боюсь, а он стоит рядом и неожиданно берет мою ладонь, сжимая в своей, отчего мне становится спокойно и легко на душе.

И вот, в один прекрасный день, ничего не подозревающая я захожу в сеть и вижу сообщение от Валеры следующего содержания: «Ян, взгляни. Тебе будет интересно», и ссылка. Пройдя по ссылке, я оказалась на странице Гали, которая оставила у себя на стене следующую запись:

«То чувство, когда у тебя тройка лишь потому, что ты не спишь с преподом».

Несколько минут я сидела в полном молчании, с тем выражением спокойствия и задумчивости на лице, которое у меня бывает только тогда, когда внутри идет ядерная война. Иногда, когда я злюсь слишком сильно, мне кажется, что ярость начинает сочиться сквозь кожу – я не ору, ничего не ломаю, даже сердце бьется в своем обычном ритме. Но в то же время воздух вокруг меня будто сгущается и накаляется, мир сжимается в одну точку, тело абсолютно перестает что-либо ощущать – и все это лично у меня является верным признаком подступившего бешенства.

Я отправила Валере благодарность за информацию, щедро приправленную матом, а он спросил меня, что я буду с этим делать. Что-что, разбираться, конечно. А иначе как? Кто-то прилюдно макает меня лицом в дерьмо, а я буду молчать? Сидеть сложа руки? Нет, расплата будет жестокой. Кое-кто скоро узнает, что за свои слова нужно отвечать. Валера пообещал всяческую помощь, если только она мне от него понадобится (чувак слишком хорошо меня знал).

Я рассказала обо всем Ольге.

«Может, сначала просто с ней поговоришь? Она ведь новенькая, тебя совсем не знает. Я в том смысле, она не знает ни того, что ты бы так никогда не поступила ради зачета, ни того, какие будут последствия», – написала мне Ольга.

Но я уже все решила.

Не так давно вышел закон, запрещающий носить с собой биты в общественных местах и перевозить их в общественном транспорте. Нет, главное, кастеты и ножи – пожалуйста, а безобидные бейсбольные снаряды – нельзя. И только сейчас это коснулось меня лично – но кому он нужен, это сраный закон? У меня свои методы восстановления справедливости. Так уж сложилось.

На следующий день я приехала в институт не в плаще, балетках и с сумочкой, а в спортивном костюме, кроссовках и с рюкзаком, из которого подозрительно выпирало что-то длинное, по форме напоминающее трость.

Я была так счастлива, улыбалась всем: прохожим, незнакомым и знакомым людям, студентам, преподавателям. Наконец-то, думала я, наконец-то предоставилась такая возможность – тряхнуть стариной, побыть собой, а не притворяться примерной ученицей и цивилизованным человеком, что мне приходилось делать на протяжении вот уже второго года обучения.

Я – человек, привыкший решать конфликты либо физической силой, либо, что реже – силой страха и запугивания. Чаще всего это работало в совокупности. Последний раз я била человека в школе, в одиннадцатом классе – уже чертовски давно, но такие навыки не стираются временем. Да, я в нужном возрасте попала в нужную компанию, и я горжусь этим, как и своими принципами.

Валера понял все без слов и сказал, чтобы я рассчитывала на него, а вот Ольгу пришлось успокаивать.

– Оль, да мы просто поговорим, чего ты так нервничаешь? – улыбалась я подруге, взяв ее за предплечье и встряхнув.

– Да? А бита тебе зачем? – прошипела она, стряхивая мою руку.

– Для надежности. Хочешь мира – готовься к войне.

– Яна! Откуда это в тебе?

Я пожала плечами.

– Почему ты такая упертая?

– Скорпион. Этим все сказано – я права, другого варианта нет. И если кто-то вроде Гали думает, что прав он, а не я, то мне приходится его разубеждать, – я любовно погладила натянутую ткань рюкзака.

– Одумайся.