Медный страж - Александр Прозоров

— Часа четыре столбам гореть, — сообщил князю воевода. — Вот-вот рухнут.

— Так долго? — удивился муромский правитель.

— Воздуха там нет совсем, оттого и долго, — пояснил старый воин. — Пора полки скликать да лучников ставить напротив тына. Хорошо, вылазки бояться не нужно. Торки сами мост разобрали да ворота залили. Самим и не выйти.

Дубовей кивнул кому-то позади, и спустя полминуты над лагерем низко запели трубы. Почти сразу им откликнулись рожки по ту сторону стены: город тоже готовился к схватке.

Ратники, облизывая губы, сбивались в общую кучу перед городским валом. Именно в кучу, а не в полки — ни о каком построении речи не шло. Лишь две полусотни бояр, за каждым из которых шел холоп с пучками запасных стрел, раздвинулись в стороны, заняв позиции по краям дымящейся земли. Обычного при войске конского фырканья и перетоптывания копыт слышно не было, и потому казалось, что подготовка к битве идет в неестественной, зловещей тишине.

Ожидание тянулось, как прилипшая к подошве смола, каждое мгновение казалось вечностью. «Вот, сейчас, сейчас» — эта общая мысль носилась над людьми, почти ощутимая, словно произнесенная вслух. И все равно — прорыв случился неожиданно.

Больше чем по двухсотсаженной длине вал вдруг выплюнул плотную тучу иссиня черного дыма, вслед которой тяжело выдохнул снопы искр. Послышался громкий хруст, как при переломе цельного дерева, верхушка вала качнулась вперед, пронеслась вперед, резко остановилась, ударившись. Через все еще целый частокол полетели заготовленные для отражения штурма копья, камни, связанные в объемные пуки стрелы. Кувыркнулись вниз, в дымящийся, искрящийся ад и несколько воинов, до конца не покинувших свой пост. Потом стало видно, как по валу в разные стороны потянулись трещины — он начал раскалываться, точно глиняный ком, стукнувшийся о прочный валун, и место подрыва окончательно скрыли пыль, дым, гарь, клубы невесть откуда появившегося пара.

— Ур-ра-а!!! — не дожидаясь команды, ринулись вперед ратники, сотня за сотней растворяясь в черно-серо-белой пелене.

Лучники наложили стрелы на тетиву — но никаких целей пока не видели. Грязное облако продолжало расползаться во все стороны и подниматься в высоту. Муромская рать чуть не в полном составе, исключая лучников и пять сотен ближней княжеской дружины, ушла в дым.

Наконец оттуда послышались крики, стук щитов, лязг железа: враги нашли друг друга и вступили в смертельный спор за право владеть городом. Шумы схватки то нарастали, то стихали полностью, то снова взрывались, неизменно смещаясь все дальше и дальше за вал — теперь уже бывший оборонительный вал.

Холодное зимнее солнце медленно поднималось над горизонтом, но его лучи все еще не могли пробить висящую над местом прорыва пелену. Хотя дым уже отлетел в сторону, а водяной пар рассеялся, пыльная завеса, сквозь которую еле просматривались края обвалившейся стены, продолжала колыхаться на месте, подпитываемая сизыми струйками, то тут, то там сочащимися меж земляными грудами. Видимость достаточная, чтобы не переломать ноги в ямах или не врезаться головой в торчащие бревна — но явно малая для прицельной стрельбы.

— Не пора ли и нам, княже? — наконец поинтересовался воевода у муромского правителя.

Князь Гавриил милостиво кивнул — Дубовей дал отмашку, и ближние сотни дружины медленно двинулись вперед.

За тыном возле осыпавшихся краев неожиданно возникло какое-то шевеление, защелкали луки — однако им немедленно ответили стрелки из боярских сотен. На каждого торка приходилось по пять-шесть русских лучников, и потому сопротивление защитников было подавлено практически мгновенно. Дружинники уже без особой опаски начали перебираться через земляные завалы, временами наступая на искалеченных поганых, а то перешагивая и своих товарищей.

— А-а-а!!! — Из-за вала на незваных гостей кинулись с копьями около десятка торков. Крайние дружинники заученно сомкнули щиты, приняли удар на них, подбили наконечники снизу вверх мечами, двинулись вперед. Поганые попятились, и двое из них тут же опрокинулись на земляных комьях, но вскочили, отбежали, выхватили мечи вместо оброненных копий, спрятались за товарищей.

Их соплеменники попытались повторить атаку, но опять напор копий был подбит вверх — только теперь двое муромцев, разорвав строй, ринулись вперед и моментально сразили двух беззащитных в ближней схватке копейщиков, схватились с теми, что уже держали мечи. Подступил сомкнутый строй остальных ратников, отогнал уцелевших торков — и те расступились, чтобы колоть нападающих с безопасного расстояния. Последовала новая копейная атака — один из дружинников опрокинулся назад, но остальные, откинув копья, совершили рывок вперед все одновременно, принимая врагов на мечи, и после короткой резни поганые оказались перебиты все до единого.

Откинувшийся назад дружинник тоже поднялся, отстегнул личину, скинул шлем. По лицу его обильно текла кровь. Воин пару раз стер ее рукой, а потом повернул назад к лагерю — с постоянно заливаемыми глазами много не навоюешь.

«Засыпать порошком из ноготков, сверху приложить мха да тряпицей замотать, — мысленно отметил ведун. — И то и то дезинфицирует, кровь останавливает. Но если без порошка, мох к ране прилипнет, снимать для перевязки больно будет. Впрочем, лекарей при рати своих хватает, разберутся…»

Уже в который раз за этот поход Олега кольнуло ощущение полной своей никчемности. Заговоров его никому не надо, лекарского опыта не надо. Ну ратным делом чуть не из милости заняться разрешили, дозор небольшой под руку дали — и то после первой же стычки увечным оказался. И чего увязался? Оттого что гость княжеский и относятся с уважением? Оттого что хотелось своими глазами увидеть, как торков за подлость минувшую накажут? Или привык, что везде и всюду на первых ролях оказывается? А здесь вот обошлись без него. Пропади совсем — никто бы и не заметил.

Больше никто на дружинников не наскакивал, и Дубовей вновь дал отмашку. Князь в окружении богатырей двинулся к завалам, над которыми наконец-то рассеялась пыль. Бояре опустили луки, спрятали их в колчаны, передали холопам. Оба отряда сомкнулись, начали пробираться вслед за муромским правителем.

— По всей видимости, это и означает в летописях: «Князь ступил в захваченный город», — пробормотал себе под нос ведун.

Из селения то тут, то там еще доносились крики, лязг оружия, чей-то протяжный болезненный вой — но если уж защитники не смогли удержать превосходящего врага у места прорыва, то на многочисленных улочках, неорганизованные, разрозненные, они и вовсе не имели никакой надежды. Скорее это отдельные жители пытались защитить свое добро, близких, скотину, не понимая, что сопротивляться поздно. Сопротивляться можно было, только объединившись в общие полки и насмерть встав на стенах или на баррикадах сразу за местом прорыва. Теперь оставалось только смириться и надеяться на милость победителя.