Наблюдая за англичанами. - Кейт Фокс

«Чипсы не требуют изысканного вкуса, — объяснил один из участников группы для тематического опроса. — Это питательная, простая пища, по-хорошему простая. Нам нравится такая еда, и это хорошая еда…Так уж мы устроены — не любим выпендриваться». Прежде мне не приходило в голову, что тарелка жареной картошки может столь красноречиво выражать житейский эмпиризм и неприкрашенный реализм, которые я ориентировочно поместила в разряд определяющих черт английской самобытности, и я благодарна этому человеку за столь глубокомысленное наблюдение.

Чипсы как блюдо современной трапези и общительность

Кроме того, чипсы — важный социальный «посредник». Это единственное английское блюдо, которое само напрашивается, чтобы его ели в компании, и которое наши неписаные правила позволяют нам есть вместе. Когда англичане едят чипсы, часто можно видеть, как мы ведем себя раскованно, непринужденно, совершенно не по-английски — лезем руками в одну тарелку или в один и тот же пакет, а бывает, даже кормим друг друга. Обычно англичане всегда заказывают себе отдельную порцию — даже те блюда китайской и индийской кухни, которые полагается есть из «общего котла». Но чипсы, судя по всему, способствуют общительности, чем они отчасти и привлекают многих англичан. Возможно, потому, что мы в большей степени, чем другие народы, нуждаемся в «помощниках» и «посредниках», которые поощряют нас к «комменсальности».

СЕКС

– Ну, как твоя книга об английской самобытности? Над какой главой работаешь?

– Пишу о сексе.

– Значит, будет двадцать пустых страниц?

ЮМОР КАК КОЛЕННЫЙ РЕФЛЕКС

Я уже потеряла счет тому, сколько раз слышала эту реплику или ей подобные, как то: «Ну, это будет короткая глава!»; «Ну, это долго не займет!»; «Ну, это легко: „Никакого секса, пожалуйста. Мы — британцы!», «Но ведь у нас нет секса. Секс нам заменяет грелка!»; «Ты имеешь в виду: ляг на спину и думай об Англии?»; «Пытаешься разгадать загадку, как англичане умудряются воспроизводить себе подобных?». И это говорили мои приятели и респонденты из числа англичан. Иностранцы порой тоже так шутят, но со стороны англичан это почти однозначная реакция. Судя по всему, представление о том, что англичане редко занимаются сексом и смехотворно редко испытывают половое влечение, воспринимается как общепризнанный факт. Даже — вернее, особенно — самими англичанами.

Так ли это? Неужели мы и в самом деле верим в сложившийся во всем мире стереотип бесстрастного, чопорного, наивного и неумелого в сексуальном плане англичанина? Неужели, в нашем представлении, все англичане-мужчины вместо секса предпочитают смотреть по телевизору футбол, а их жены — пить чай? И, если двигаться вверх по социальной лестнице, все юноши из частных школ неуклюжи, косноязычны и робки и встречаются с такими же бестолковыми дебелыми подружками, которые только и умеют что хихикать? Неужели мы видим себя такими? Неужели мы такие на самом деле?

Если исходить из фактов и цифр, наш асексуальный портрет составлен неверно. Англичане — живые существа, и секс для нас, естественно, столь же важен, как и для особей всех других видов. Репутацией полных профанов в делах секса мы обязаны не цифрам и фактам, которые как раз свидетельствуют о том, что мы вполне способны совокупляться и размножаться, как все нормальные люди во всем мире. Если уж на то пошло, заниматься сексом мы начинаем в более раннем возрасте. Среди промышленно развитых стран Англия занимает первое место по половой активности среди подростков: у нас 86 % незамужних девушек до девятнадцати лет ведут активную половую жизнь (у США по этому показателю — 75 % — всего лишь скромное второе место). Многие другие народы большие пуритане в вопросах секса, чем англичане, которые, по их мнению, слишком распущенны. Пусть наши драконовские законы более суровы, чем в других европейских странах, и наши политики вынуждены уходить в отставку из-за скандалов, связанных с тем, что французы, скажем, называют мелкими сексуальными шалостями, но, в общем и целом, по международным стандартам в отношении секса мы относительно либеральны.

Просматривая свои рабочие записи, я вижу, что у меня возникали трудности каждый раз, когда я пыталась завести конструктивный разговор о сексе со своими респондентами из числа англичан. «Англичане просто не могут серьезно говорить о сексе, непременно отпустят шутку, — сетую я в своем блокноте. — Причем одну и ту же. Если еще кто-нибудь вызовется „помочь" мне в моей работе над главой о сексе, я закричу». При одном только упоминании слова «секс» англичане начинают изощряться в остроумии, а менее красноречивые произнесут какую-нибудь непристойную реплику или в лучшем случае скабрезно фыркнут. Это больше чем правило — это непроизвольная, бездумная реакция — коленный рефлекс. Стоит только упомянуть о сексе, и тут же дает о себе знать рефлекс английского юмора. И нам всем известно, что уничижительные шутки — наиболее эффективная, высокоценимая форма юмора. Таким образом, колкости и остроты по поводу моей работы над главой о сексе не обязательно означали, что мы согласны с существующими представлениями об асексуальности англичан; это была просто типично английская реакция на слово «секс».

Почему секс в нашем понимании — это нечто забавное? На самом деле это не совсем так: мы не считаем, что секс — это смешно. Просто юмор — наш стандартный способ борьбы со всем, что вызывает у нас дискомфорт и неловкость. Если не знаешь, что сказать, шути. Это, вне сомнения, одна из десяти заповедей английской самобытности. Да, другие народы тоже шутят по поводу секса, но никто, насколько мне известно, не реагирует на слово «секс» столь удручающе предсказуемо, как англичане. В других частях света секс может восприниматься как грех, форма искусства, вид здорового досуга, товар для продажи, политический вопрос и (или) психологическая проблема, от которой лечатся многие годы, в том числе с помощью бесчисленных «учебников по взаимоотношениям». В Англии секс — это шутка.

ФЛИРТ, ЗАИГРЫВАНИЯ, УХАЖИВАНИЯ

А вот представление о том, что свойственные нам чопорность и скованность порождаются отсутствием интереса к сексу, ошибочно. Да, эта тема вызывает у нас смущение, но к сексу мы не равнодушны. Особенно — благодаря правилам неприкосновенности частной жизни, вызывающим эффект запретного плода, — жгучий, ненасытный интерес мы испытываем к сексуальной жизни других людей, который лишь частично удовлетворяют скандальные публикации в нашей бульварной прессе.