Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - Борис Панкин

…А теперь из другой оперы. 4 апреля 1991 года, когда я уже почти год работал послом в Чехословакии, пришло написанное, как всегда, от руки, почерком отличника письмо от Ингвара: «Дорогие Валентина и Борис! Как мы счастливы! Сегодня мы выкупили заказанные по APEX авиабилеты. В 12:45 17 мая мы вылетаем из Женевы и в 14.40 будем в Пражском аэропорту. Чтобы очистить свою совесть, хотим сразу предупредить вас, что надеемся пробыть с вами до понедельника, 20-го. Если это вам не подходит, вы можете выкинуть нас в «любое время».

Ингвар не кокетничал, прося у нас разрешения. Три дня в гостях – в его представлении это была почти вечность. В том же письме, отправленном из-под Лозанны 22 апреля 1991 года, он сообщал, что вчера вернулся домой из Болгарии, а завтра вылетает в Соединенные Штаты. И все – по APEX.

Честно говоря, в то время я, летавший «по положению» только первым классом (не то что сейчас!), понятия не имел, что такое APEX – то есть условия приобретения самых дешевых билетов в туркласс.

Когда жена мне разъяснила, я вспомнил по ассоциации другой случай. Вскоре после нашего первого знакомства Ингвар пригласил к себе в Смоланд. На другой день он предложил проехаться за компанию с ним по близлежащим кооперативным магазинам – он кое-что должен закупить для предстоящего вечером небольшого приема, а я познакомлюсь с набором товаров в шведской кооперативной сети.

Когда дело дошло до покупки тоника, Ингвар минут пять обсуждал с сыном, Матиасом, купить ли десятка два классических, по 330 граммов, бутылочек или оптом пять-шесть литровых бутылей, что будет дешевле. Остановились на втором варианте.

Тот же Матиас, тогда еще студент, зарабатывал на каникулах деньги тем, что выкорчевывал лес в усадьбе у родителей. Жаловался, не без юмора, что за огромный участок отец предложил ему всего три тысячи крон – меньше, чем заплатили бы за то же самое наемным рабочим. Когда позже он поступил на общих основаниях на работу в один из торговых центров ИКЕА, первоначальная зарплата его была такой, что, по словам его жены, «мы просто бедствовали» и спасались лишь дешевыми обедами в кафе той же ИКЕА.

Гостя у Кампрадов в Смоланде, мы ловили рыбу в маленьком озере с дряхлых подмостков – и не каких-нибудь там лососей или сигов, а окуньков среднерусских размеров, с которых Ингвар освоенным еще в детстве способом, ловко орудуя складным ножом, снимал шкурку вместе с чешуей, после чего тушки, громко именуемые филе, поджаривал на углях. Собирали грибы – в основном любимые его лисички (кантареллы), и все это вечером шло на ужин, который вместе и готовили. Вкуснота необычайная. Оказалось, однако, что о вкусах, вопреки пословице, спорят.

В один из тех вечеров Матиас привез к родителям стариков своей будущей жены, и, когда им была предложена такая же трапеза, он взбунтовался и повел отца в соседнюю комнату объясняться. Как Матиас мне признался позднее, ему казалось, совершенно ошибочно, что родители хотели таким образом показать, что они не в восторге от его выбора, а они, наоборот, подавали сигнал, что относятся к гостям как «к своим».

Через пару лет после Праги, в Лондоне, куда Ингвар с женой Маргаретой прилетели по делам фирмы, мы заехали за ними, чтобы покатать их на посольском «роллс-ройсе» по английской столице, и глазам своим не поверили, увидев, в какой скромной гостинице обитало семейство шведских олигархов.

Если бы у меня существовало хоть малейшее подозрение, что речь идет о некой необъяснимой скупости, я бы, конечно, обо всех этих деталях не стал бы и говорить. Даже если бы это была не скупость, а своего рода рисовка, кокетство, которые не редки у феноменально богатых людей.

Но тут и не то, и не другое. Это – естество, нашедшее выражение в своего рода заповедях Ингвара Кампрада, которые он чуть ли не впервые обнародовал в мидовском (тогда еще СССР) журнале «Международная жизнь», куда их пристроил по моей рекомендации мой сын, работавший тогда заместителем главного редактора этого издания.

«Расточительность в ресурсах, – писал Ингвар, – одна из тяжелейших болезней человечества. Многие современные здания являют собой скорее памятники человеческой глупости и тщеславия, чем рациональное удовлетворение нормальных потребностей… Зачем копить документы, которые никогда снова не понадобятся; тратить время на доказательства того, что вы всегда правы; занимать телефон, когда можно написать пару строк или послать факс…

Для поддержания своего статуса ИКЕА не нуждается в роскошных машинах для руководства, титулах и званиях, швейцарах в униформе».

Но экономить, по Кампраду, не значит тратить мало. Это означает – тратить разумно. Идет ли речь о десятках и сотнях миллионов долларов или каких-нибудь тысячах и даже сотнях крон. Не говоря уж о чисто производственных затратах, приемы по случаю памятных дат компании или одержанных бизнес-побед отличаются обилием и многолюдством. Не скудеет рука дающего и в отношении благотворительных фондов, премий деятелям науки и культуры, радетелям окружающей среды, поощрений руководству и рядовым сотрудникам компании.

В недавнем письме он заметил, что открытие супермаркета в Москве не принесло и в ближайшие пять лет не принесет ему ни кроны или рубля прибыли, что он считает неизбежным. Тут не остановило владельца компании даже то, что первая неудавшаяся попытка обосноваться в России обернулась потерей двенадцати миллионов долларов.

…В ту давнюю пору, когда он мальчонкой, сыном фермера средней руки, продал в округе в розницу привезенную ему дядей из Стокгольма пачку из ста коробок спичек, знаменитых шведских спичек, и чуть позднее, когда торговал пасхальными открытками, собственноручно выловленной рыбой и собранной брусникой, он вряд ли думал об отвлеченных материях, хотя уже тогда если не понял, то ощутил, что торговля – это то, чем он будет заниматься всю жизнь. Кстати, первой покупательницей была его бабушка, и после ее смерти в ее шкатулках обнаружили многие навевавшие ностальгию ее покупки – карандаши, авторучки, рождественские открытки…

Торговля – его страсть, его навязчивая идея. Idee fixe. «Я испытываю наслаждение, занимаясь бизнесом!» – воскликнет он позже. И продавать он будет не богатым, не «меньшинству», а «большинству», частицей которого был и сам на пороге жизни. Посчитал так не из каких-то возвышенных соображений, которые были ему просто не по возрасту, а в силу врожденной практической сметки.

Позднее о нем скажут, что ИКЕА сделала для демократизации страны больше, чем многие яркие политические акции, вместе взятые. После того как он впервые выгодно продал, хотя и предложил покупателям скидку, не просто кофейный столик, но и кресло к нему, а вместе с креслом, которое он назвал «Рут», настольную лампу и софу, – понял, что надо быть готовым предложить покупателю все, что ему потребуется для дома. Не для замка, не для виллы, а именно для дома, для квартиры.