Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Читателю, желающему подробностей, следует обратиться к Деяниям Апостолов и Посланиям св. ап. Павла, повествующим о его миссионерских путешествиях и проповедях. Он был человеком огромной энергии, он обращался со словом веры к слушателям в Иерусалиме, Антиохии, Афинах, Коринфе, Эфесе и Риме. Возможно, он был также и в Испании. Обстоятельства его смерти доподлинно неизвестны, но, как говорят, он был убит в Риме во времена правления Нерона. Огромный пожар уничтожил значительную часть Рима, и вину за это возложили на новую секту. Несомненно, в той быстроте, с которой распространялось христианское учение, больше всего трудов и заслуг апостола Павла, чем кого-либо другого из ранних христиан.

Не прошло и двух десятилетий со смерти Иисуса на Кресте, как на новую религию были вынуждены обратить свое внимание римские наместники в некоторых провинциях. Хотя христианство и получило от ап. Павла теологию, оно сохранило многое из той революционности и простоты, которыми отличалось живое учение Иисуса. Христианство стало терпимее к собственности, оно принимало в свои ряды состоятельных приверженцев, уже не настаивая на том, чтобы они роздали все свои богатства, а ап. Павел призывал примириться с институтом рабства («рабы, будьте покорны своим хозяевам»). Но в отношении некоторых фундаментальных установлений римского мира оно оставалось непримиримым. Христианство не признавало божественности цезарей — даже немым жестом у алтаря христиане не соглашались оказывать божественные почести императору, а ведь для них это было делом жизни или смерти. Они осуждали также и гладиаторские бои.

Безоружное, но наделенное огромной силой пассивного сопротивления, христианство поначалу воспринималось как неприкрытый бунт, направленный если не на экономические, то на политические устои имперской системы. Первые свидетельства о христианах, которые мы встречаем в нехристианской литературе, — это переписка растерянных римских чиновников, озадаченных той странной проблемой, которую поставило перед ними это сопротивление, заражавшее все большие массы прежде совершенно покорных людей.

Мы многого не знаем об этих людях — ранних христианах первых двух столетий христианской эры. Они шли в самые отдаленные уголки империи, проникали в самые дальние края известного тогда мира, но мы очень мало знаем об идеях, обрядах и порядках, установившихся в их среде. У них еще не было догматического вероучения, и можно не сомневаться, что их верования и взгляды существенно различались в разных местах во весь этот период, пока христианство окончательно не оформилось. Но какими бы ни были эти местные различия, везде, как мы видим, христиане были вдохновляемы духом Иисуса. Повсюду их встречала открытая враждебность и активные выступления против них со стороны язычников, но именно те обвинения, которые выдвигали против них, свидетельствуют о том, что христиане продолжали жить достойной жизнью.

На протяжении этого времени неопределенности не обошлось без существенного влияния и взаимообмена, своего рода теокразии между христианским культом и почти столь же популярным и широко распространенным культом Митры, а также культом Сераписа-Исиды-Гора. Из первого христиане, по всей видимости, позаимствовали воскресенье, день солнца, как главный день поклонения, вместо иудейской субботы, использование множества свечей во время религиозной церемонии, легенду о поклонении пастухов. Митраизму принадлежат идеи и образы, которые отличают некоторые христианские секты и в наши дни, например, «омытый кровью» Христос, а также представление о Христе как о жертве крови.

Не стоит забывать, что распятие на кресте — казнь, сопровождающаяся едва ли большим пролитием крови, чем повешение, и выражение, что Христос «пролил свою кровь» за все человечество, является по меньше мере неточным. Даже если учесть, что его бичевали, что он носил венец из терниев и что его бок был пронзен копьем, вряд ли можно сказать, что это вызвало «реки крови». Но митраизм как раз и строился вокруг древних, забытых теперь таинств Митры, приносящего в жертву священного быка. Во всех митраистских святилищах, видимо, находилось изображение Митры, закалывающего своего быка. Из раны обильно лилась кровь, и из этой крови проистекала новая жизнь.

Приверженец митраизма в буквальном смысле омывался в крови священного быка и таким образом «перерождался». Во время инициации он становился под помостом, на котором закалывали быка, и кровь текла прямо на него. Здесь мы явно имеем дело с примитивным кровавым жертвоприношением, связанным с временем сева, которое было одной из первичных религиозных практик ранних храмовых цивилизаций.

Вклад александрийского культа в христианские представления и практики был еще более существенным. В образе Гора, который был одновременно сыном Сераписа и тождествен Серапису, христианство нашло очень показательное сходство. Вполне естественным для христианства было перенять, почти незаметно для самого себя, практические методы массовых религий того времени. Его священники стали брить головы, появляться в одеяниях, характерных для египетских жрецов, потому что, как им казалось, именно так и следует выделяться священнослужителю.

Одно заимствование влекло за собой другие. И как-то само собой произошло, что первоначальное революционное учение оказалось погребено под этими привычными добавлениями. Мы уже пытались изобразить, как был бы удивлен Гаутама Будда, оказавшись в Тибете и увидев, как поклоняются его изображениям в Лхасе. Можно только догадываться, как был бы потрясен какой-нибудь ревностный назарей, который так хорошо знал своего учителя, уставшего от странствий под палящим солнцем Галилеи, если бы, перенесясь в наши дни, он посетил, скажем, мессу в соборе св. Петра в Риме и узнал, что освященная облатка на алтаре — не что иное, как его умерший на кресте учитель.

Если судить в мировых масштабах, то нет многих религий, она одна, и совершенно неизбежно, что все религиозные верования, существовавшие в мире на тот момент, все философские и религиозные системы знакомились и контактировали с христианством, обмениваясь идеями и формулировками. Надежды ранних назареев отождествили Иисуса с Христом; блестящий ум Павла придал его жизненному пути сакральное значение. Иисус призывал мужчин и женщин к гигантскому предприятию — отказавшись от эгоизма, родиться заново в царстве любви. Но следуя путем наименьшего сопротивления, слабый неофит обставил этот очевидный призыв, этот неистовый замысел нагромождением интеллектуальных теорий и церемоний, сохранив под ними свое прежнее я. Насколько проще орошать себя кровью, чем очиститься от злобы и соперничества, поднести Богу свечи, а не сердце, выстричь тонзуру на голове, оставив в неприкосновенности путаницу мыслей под ней!

В первые века христианской эры мир полнился различными религиозными и философскими способами бегства от жизни. Мы не станем здесь сравнивать отличительные черты неоплатонизма, гностицизма, учения Филона Александрийского и прочих подобных учений, буйным цветом распустившихся на александрийской почве. Но это был тот мир, в котором жили ранние христиане. Сочинения Оригена, Плотина и Августина красноречиво свидетельствуют, насколько неотвратим был подобный взаимообмен в то время.[42]

Иисус называл себя Сыном Божьим и также Сыном Человеческим, но для него важным было не то, кто и что он, а его учение о Царстве. Павел и его последователи, заговорив о божественной природе Иисуса, о том, что он был больше, чем просто человек — правы они были или ошибались, — открыли широкое поле для дальнейшей полемики. Был ли Иисус Богом? Или Бог создал его? Был ли он един с Богом или отличен от Бога? Не дело историка давать ответы на такие вопросы, но он не может не вспомнить о них и о том, с какой неизбежностью они появлялись, поскольку они оказали огромное влияние на дальнейшую жизнь народов западного мира. К IV в. христианской эры мы видим, что все христианские общины так взбудоражились и перессорились из-за этих запутанных, малопонятных определений природы Бога, что почти совсем потерялось из виду куда более простое учение о милосердии, служении ближнему и братолюбии, которое принес им Иисус.

Основными течениями, которые выделяют историки, были ариане, савеллиане и тринитарии. Ариане следовали учению Ария (нач. IV в.), утверждавшего, что Иисус был меньше, чем Бог. Савеллиане учили, что Отец и Сын — аспекты, разные состояния единого и неделимого Бога; Бог является Создателем, Спасителем и Утешителем так же, как один человек может быть отцом, опекуном и постояльцем. Тринитарии, выдающимся лидером которых был Афанасий Великий (295–373), учили, что Отец, Сын и Святой Дух являются тремя различными Ипостасями, но единым Богом.

Большинство полемистов со стороны тринитариев, а в основном сохранились именно их сочинения, обвиняют своих оппонентов, и, по всей видимости, не без оснований, в мотивах низменных и не имеющих отношения непосредственно к доктрине. Но делается это таким образом, что благородство их собственных побуждений также вызывает сомнения. Ария, к примеру, обвиняют, что он стал на сторону еретиков потому, что его не назначили епископом Александрии. Эта борьба мнений перемежалась бунтами, отлучениями от церкви, ссылками, пока ей не был положен конец вмешательством властей.