Формула счастья - Нина Ненова

— Ты знал, — шепчет она ему. — Ты знал все время, что он… что это… — она показывает головой на юса и только теперь дает себе отчет, что стоит в такой позе.

Отшатывается, словно обжегшись.

— Наоборот, я не знал! — щетинится Рендел. — Никто не знал, как выглядят их дети. Ни в одном из видеоматериалов, которые нам были предоставлены, не было детей. Но я догадался, и думал, что и вы догадались, и что все мы молчим просто потому, что…

— Потому что так проще, — подсказываю я ему и в очередной раз выключаю и пилу, и тот дьявольский прибор.

Не обращая внимания на рану, Рендел яростно размахивает рукой, разбрызгивая во все стороны кровь:

— Время спросить, по каким соображениям они скрывают от нас своих детей!

— Они вообще их не скрывают, — возражает Элия, кивая в сторону несчастного, смертельно напуганного «странного» юса.

— Э, не имеет значения! — Рендел снова неудачно пытается говорить «трезвым» тоном: — Так или иначе, он является наилучшим объектом для нашего исследования. Если откроем, как уничтожать их детей, сражение будет выиграно! Подумайте, рассудите…

Я прерываю его недвусмысленным предупредительным жестом. Обращаюсь к Элии:

— Введи ему снотворное. И позаботься о его руке.

Облегчение, испытанное юсами, полилось в меня, как через прорванную плотину. Если бы оно было материальным, я бы определенно утонул в нем. А затем был бы сплющен под грузом их одобрения — как будто вся их цивилизация в едином порыве потрепала меня по плечу: «Браво, браво! Ты правильно поступил. Мы довольны тобой». Впрочем, я и сам был доволен собой, хотя и совершенно по другим причинам.

Я уже довольно глубоко проник в Систему — ощущал ее гораздо более остро, нежели при предыдущем вхождении. Она постепенно успокаивалась, уравновешивалась, ведь опасности уже не было. Мое воспоминание имело счастливый конец — совсем как в сказке — и теперь ее обитатели торжествовали. Значит, приближался момент полноценного, настоящего, окончательного контакта. Я был готов включиться и в него.

Мое положение на этом промежуточном этапе вовсе не было плохим. Я сумел сохранить полностью человеческое сознание, и в то же время удержаться на позиции постороннего наблюдателя. То есть продолжал видеть самого себя, или вернее свое человеко-юсианское преображение, несмотря на то, что оно находилось не здесь, а… черт знает где. Мне все еще не было позволено смотреть его глазами, но я чувствовал, что дистанция между нами перестала увеличиваться. Я был остановлен, так сказать, посреди пути. Система допустила меня в свои структуры явно лишь настолько, насколько было нужно, чтобы я показал мое воспоминание, а теперь проводила свои последние проверки. Они, однако, также не угрожали моим дальнейшим планам — я пришел к этому выводу после только что закончившегося второго обмена восприятиями, мыслями, чувствами.

Да, негуманоиды действительно не обладают средством для проникновения в сознание людей, без согласия последних. И то же в отношении себе подобных. Для этого всегда нужно активное содействие самого субъекта. Факт, доказывающий, что их «духовное объединение» выражается прежде всего в их единомыслии, которое является плодом навязанной им Системой уравниловки. И что они все же — отдельные существа, хозяева своей собственной воли, проявления которой просто не были достаточно стимулированы. До сих пор.

Так что хватит проверок! Теперь время объезжать эту дьявольскую двойнообразную машинерию и помчаться с нею по хрональным трассам юсианской полипланетарной системы. У меня еще было что показать, и это — уже не воспоминания. Оно должно развиваться в настоящем и вместо сказочных элементов иметь все атрибуты триллера.

— Мое терпение на исходе, — произнес я голосом, шедшим как будто из преисподней. — Я готов прекратить контакт.

Угроза произвела желаемый эффект — я начал видеть и глазами энергоробота. Но почти без всякой пользы для себя. Только удостоверился, что все еще не получил необходимых знаний для понимания того, что я в сущности вижу: знакомого ничего не было. Л все же, несмотря на необычайно большие размеры, очень напоминало паутину. Сети которой были не плоскими, а трехмерными. И простирались во всех направлениях. Но их плетение было абсолютно однообразным, узлы отстояли на равном расстоянии друг от друга. Нити были одинакового пепельного цвета, и кажется, одинаковой толщины — около одного метра или даже больше. Время от времени эти сети покачивались будто от дуновения ветра и непрестанно дрожали.

Я занялся поиском слова для определения позы энергоробота — ведь, это была и моя поза, но иначе, как висящая, назвать ее не смог. Под моими нижними конечностями не было никакой опоры. Вокруг меня и надо мной — тоже. Так вот. В таком положении я был похож на гротескно увеличенную муху, полет которой был остановлен нитями еще в начале, то есть на периферии паутины.

Но я пришел сюда не для того, чтобы висеть. Нужно было продолжать. Нужно было обнаружить центр Системы и там нанести решающий психический удар.

— К центру. К центру! — я несколько раз повторил этот приказ, запечатлев в своем сознании. Зарядил им и свое энергетическое тело. Запрограммировал его — В ЦЕНТР!

Я услышал резкий, раздирающий звук, наверное воображаемый, но знал, что именно раздирается — это моя сущность. Но уже ничто не могло остановить меня. Выстрелил себе. Торпедой! Направленной прямо в цель. Слышатся удары, и пространство раскалывается. Вырываются синие гейзеры, зияют бездны черноты. На меня налетают потоки-стихии, налетаю на них и я. Вокруг меня зигзагообразно мечутся белые искры — их творит моя собственная аура, превратившаяся от сумасшедшего полета в пробивающую отверстия молнию. Я рассекаю встречные течения, одно, другое, третье, все выше и выше…

Но им как будто нет конца.

Это повторяется бесчисленное количество раз. Компоненты Системы, хаотичные и разнородные на поверхности, ужасающе одинаковые в глубине. Объединенные неразрывными хрональными связями, взаимодействующими мгновенно. И автоматически. Без воли, которая могла бы быть сломлена. Без эмоций, которые могли бы быть распалены. Без духа, который бы мог встать против моего духа. Они преодолевали мое стремление своей глубинной монотонностью. Гасили зигзаги тех моих белых искр. Было покончено и с моим полетом против течений. Теперь они меня головокружительно несли через абсолютное время. Я стиснул зубы, чтобы не закричать, а зубы мои плавились. Затем очередной поток бросил меня вращательным движением прямо вниз, я стукнулся без боли о черноту там и начал пропадать. Пока не наступило просветление — бледно-серое, как пепелище.