Россия нэповская - С Павлюченков

Серьезным ударом по западным компартиям стала чистка советских учреждений за рубежом от иностранных коммунистов, являвшаяся прямой реакцией на «военную тревогу» и антикоминтерновскую кампанию за рубежом. После инцидента в парижском торгпредстве в декабре 1927 года было дано указание «провести полное размежевание в советских органах, работающих на территории Франции, с французской компартией», уволив оттуда всех членов ФКП. То же самое произошло в апреле 1928 года с английскими коммунистами, не соблюдавшими конспирацию при получении денег[923]. После протеста лидера КПВ Г. Поллита, продолжавшего верить в «братский» характер отношений между национальными секциями Коминтерна, Сталин и Бухарин были вынуждены внести следующее предложение: «Решительно отметая недопустимый тон и совершенно непозволительные обвинения, выставленные в записке Поллита в отношении ВКП и СССР, остаться по существу при решении Политбюро об освобождении ряда английских коммунистов от работы в советских учреждениях»[924].

В такой «антикоминтерновской» кампании чувствовалось не только раздражение по поводу того, что компартии «подставляют» СССР, но и недовольство коминтерновской вольницей, которое вскоре будет использовано Сталиным для конструирования «правого уклона». Окончательно новую иерархию взаимоотношений выстраивало развернутое решение Политбюро «О Коминтерне и Советской власти» от 23 апреля 1928 года, принятое по докладу Сталина. На сей раз речь шла о запрете руководителям советских полпредств поддерживать контакты с компартиями и финансировать их. Особым пунктом было решено «воспретить на известный период членам Политбюро (исключая т. Бухарина) открытые выступления в официальных учреждениях Коминтерна, предложив им проводить руководство коминтерновской работой в порядке внутреннем, через делегацию ВКП»[925].

Оказавшись в немилости, московский аппарат ИККИ активизировал свою «просоветскую» деятельность. Резолюция Восьмого пленума «Задачи Коммунистического Интернационала в борьбе против войны и военной опасности» призывала коммунистов всего мира рассматривать защиту СССР как свой первейший интернациональный долг[926]. С большой помпой компартии проводили в своих странах празднование десятилетия Октябрьской революции, в Москве с 10 по 12 ноября 1927 года состоялся Всемирный конгресс друзей СССР. В то время как Коминтерн всячески разоблачал пацифистские иллюзии европейских социалистов, ВЦСПС сохранял связь с зарубежными коллегами. 24 мая 1928 года Политбюро даже разрешило советским профсоюзам вступить в реформистский Интернационал транспортников «ввиду его особо важного значения в случае войны с СССР»[927].

Накануне своего предпоследнего конгресса Коминтерн был не только «отделен» от советской власти, но и в буквальном смысле отдален от нее — впервые его заседания должны были проходить не в шикарных апартаментах Большого кремлевского дворца, а в более скромной обстановке Дома союзов. Член ИККИ француз Семар позволил себе ремарку: «иностранные рабочие скажут, что нас выкинули из Кремля», но сам перенос был одобрен Политсекретариатом Коминтерна единогласно.

После Седьмого пленума Исполкома Коминтерна первую скрипку в делах этой организации стал играть Бухарин. Оставаясь лишь членом Политсекретариата ИККИ — узкого руководящего органа, созданного по аналогии с Политбюро большевистской партии, он выступал в отличие от Зиновьева в качестве неформального лидера Коминтерна. Бухарину удалось привлечь к работе в Коминтерне как ряд своих учеников из числа «красных профессоров», так и видных деятелей зарубежных компартий, теми или иными путями оказавшихся в Советском Союзе. Среди них было немало лиц, подозревавшихся в симпатиях правому крылу собственных партий (Ж. Эмбер-Дро, Э. Мейер, К. Цеткин). Да и самого Бухарина в этот период отличали теоретические новации, прежде всего при обосновании перспектив нэпа в России. Это открывало шанс выхода Коминтерна из идеологического гетто, возврата компартий к сотрудничеству с другими левыми силами, переноса акцента с глобальных целей мировой революции на борьбу за насущные интересы людей труда.

Шанс «правого поворота», отвечавшего реалиям внутреннего развития большинства европейских стран во второй половине 1920-х годов, так и не был реализован. Вместо этого Коминтерн при самом активном участии Бухарина начал переход на ультралевые позиции, подразумевавшие перенесение главного удара на социал-демократию. Фактически устранение оппозиционеров из руководства ВКП(б) и Коминтерна привело к заимствованию их политической платформы, построенной на критике правых ошибок Сталина и Бухарина. Если этот прием во внутренней политике был повторен Сталиным значительно позже, то международное коммунистическое движение стало полигоном для его отработки уже осенью 1927 года.

Вряд ли переход Коминтерна к ультралевому курсу увязывался Сталиным и его соратниками с возможностью «новых прорывов в цепи империализма» — трезвый анализ международной ситуации показывал отсутствие для них каких-либо оснований. Речь шла об инструменте для внутреннего пользования, о средстве сплочения вокруг новых вождей ВКП(б) зарубежных компартий, серьезно дезориентированных накалом борьбы в большевистском Политбюро.

Решающим толчком к утверждению нового курса стали события 15 июля 1927 года в Вене, где прошли кровавые столкновения рабочих с полицией. Уже через день «Правда», главным редактором которой являлся Бухарин, выступила с ура-революционными оценками, определив перспективу, напрямую ведущую к диктатуре пролетариата: «Самое важное для австрийских рабочих не упустить момента и развертыванием своих боевых массовых действий, созданием революционных центров движения, созданием советов, как подлинных боевых штабов борьбы, поставить в упор вопрос о власти»[928]. Здесь же подчеркивалась предательская роль социал-демократических отрядов — «шутцбундовцев», якобы стрелявших в рабочих.

Такая оценка перечеркивала усилия австрийских коммунистов по налаживанию сотрудничества с социал-демократами, хотя антифашистский характер стихийного выступления 15 июля ставил в повестку дня вопрос о «едином фронте» рабочих партий. Вместо этого в ИККИ развернулись острые дискуссии с руководителями КПА о том, нужно или не нужно было выдвигать в тот день лозунг «Вся власть советам!» Очевидно, насколько довлел здесь российский опыт и уверенность в том, что развитие событий в Европе будет точной копией Октябрьской революции.

С точки зрения Бухарина, рабочие Вены подняли восстание не только против буржуазии, но и против собственной социал-демократической партии. После месячной борьбы с этим были вынуждены согласиться и лидеры австрийских коммунистов. Их попытки предложить более реалистичную оценку событий 15 июля 1927 года разбились о сверхцентрализованную структуру Коминтерна и политические амбиции его лидеров.

При осуществлении «левого поворота» лидерам Коминтерна пришлось преодолевать сопротивление уже более крупных компартий — английской и французской. Политсекретариат ИККИ, направляя 1 октября приветственную телеграмму съезду компартии Великобритании, заявил, что «пришло время самой жестокой и самой беспощадной борьбы против лидеров профсоюзов и лейбористов, которые разоблачили себя как непосредственные агенты английского империализма»[929]. По предложению Бухарина было решено отказаться на предстоявших в Великобритании и Франции парламентских выборах от блока с социалистами, сосредоточив на них огонь предвыборной пропаганды.

Окончательно тактика «класс против класса» была оформлена в письме Бухарина компартиям, одобренном Политсекретариатом ИККИ 28 октября 1927 года. Выступая против «примирительного отношения к реформизму», письмо ориентировало западноевропейские компартии на «решительное изживание парламентского кретинизма и лево-блокистских традиций»[930]. При его обсуждении свои сомнения в универсальном характере новой тактики высказывали даже представители ВКП(б) — Варга, Шубин, Мануильский.

Более резкой была реакция руководства самих партий, прежде всего английской. Ее лидер Галлахер, специально прибывший в Москву, безуспешно доказывал, что «голосование против социалистов будет голосованием за представителей империализма»[931]. Бухарин, рассчитывая возродить дух открытых дискуссий раннего Коминтерна, согласился с предложением представителей партий о переносе вопроса об их предвыборной тактике на расширенный пленум ИККИ и даже выразил готовность провести предварительные встречи делегации ВКП(б) с английской и французской делегациями.