История второй русской революции - Павел Милюков

Все это было до неожиданной миссии В. Н. Львова, к которой и переходит Корнилов в дальнейшем своем рассказе. Как видим, приказ № 897 прямо признает «заранее обдуманное намерение», с которым Корнилов готовил преобразование Временного правительства в целях создания «сильной власти». Свои мотивы Корнилов еще подробнее, чем это сделано в приведенном приказе, изложил в особом приказе № 900, датированном 29 августа. Вот относящаяся сюда часть этого приказа.

«Мне известно из фактических письменных данных, донесений контрразведки, перехваченных телеграмм и личных наблюдений следующее:

1. Взрыв в Казани, где (и т. д., ср. выше).., произошел при несомненном участии германских агентов.

2. На организацию разрухи рудников и заводов Донецкого бассейна и юга России Германией истрачены миллионы рублей.

3. Контрразведка из Германии доносит:

а) намечается одновременный удар на всем фронте с целью заставить дрогнуть и бежать нашу развалившуюся армию;

б) подготовлено восстание в Финляндии;

в) предполагаются взрывы мостов на Днепре и Волге;

г) организуется восстание большевиков в Петрограде.

4. Передается эпизод 3 августа в Зимнем дворце, рассказанный выше.

5. Я имею основание также подозревать измену и предательство в составе различных безответственных организаций, работающих на немецкие деньги и влияющих на работу правительства».

Если в мотивировке отдельных пунктов обвинения тут и можно усмотреть излишнюю прямолинейность и бездоказательность, то против общего смысла их возражать совершенно невозможно. Несомненно, Корнилов имел основание утверждать и то, что данный состав правительства с указанными им гибельными для России явлениями бороться не может.

Рассказ Корнилова в приказе № 897 о приезде Савинкова вполне совпадает с нашим изложением. Следует лишь отметить, что Корнилов тут еще раз определенно подчеркивает, что его собственные решения сложились ранее. «Пожелание Временного правительства, переданное мне через Савинкова, — говорит он (сосредоточение одного кавалерийского корпуса под Петроградом), — вполне соответствовало уже принятому решению».

В дальнейшем Корнилов утверждает, что до вечера 26 августа из заявлений Львова и из телефонных разговоров с Савинковым и Керенским, обещавшим выехать в Ставку 27-го, он имел полное основание заключить, что его «действия и решения шли в полном согласии с Временным правительством», которое само предложило ему устами Львова взять диктаторскую власть. Только приказ, полученный утром 27-го, сдать должность и немедленно ехать в Петроград убедил его, что тут ведется «двойная игра». Из телефонных разговоров 27-го он убедился, что Керенский и Савинков «не только отказываются от сделанных предложений, но даже отрицают сам факт таковых». В таком положении Корнилов принял окончательное решение, о котором и сообщает в таких выражениях: «Принимая во внимание, что при сложившейся обстановке дальнейшие колебания смертельно опасны и что предварительно отданные распоряжения отменять уже поздно, я, сознавая всю тяжесть ответственности, решил не сдавать должности верховного главнокомандующего». В сокращенном изложении приказа № 900 Корнилов выражается еще энергичнее. Посылку к нему Львова он называет «исторической провокацией» и делает из нее вывод, «что безответственное влияние взяло верх в Петрограде, и родина подведена к краю гибели». «В такие минуты не рассуждают, — прибавляет он, — не рассуждают, а действуют».

Наступление Корнилова и паника правительства (28 августа).

Итак, к утру 28 августа разрыв между правительством и главнокомандующим стал совершившимся фактом. Картина настроения этого дня будет понятнее, если мы приведем здесь хронику событий, основанную на сообщениях «Русского слова».

11 часов утра. «В кругах Временного правительства положение признается критическим. Министры не скрывают, что наступление генерала Корнилова может быть ликвидировано только силой оружия».

После утреннего совещания министров-социалистов. Некрасов заявляет журналистам: «Положение крайне серьезно. Возможность предполагаемого соглашения отпала. Мы, Временное правительство, находимся сейчас с генералом Корниловым в положении воюющих сторон. Вопрос о власти будет решен штыками».

12½ часов дня. «Правительство получило сведения, что отряд, присланный генералом Корниловым, сосредоточился вблизи Луги». «Кровопролитие неизбежно», — взволнованно заявил Некрасов иностранным журналистам.

2½ часа дня. «Получены сведения, что через ст. Оредеж проследовало девять новых поездов с войсками Корнилова. В головном поезде находится железнодорожный батальон. Авангард этих войск продвинулся до ст. Семрино. Железнодорожная часть и саперы разрушили баррикады, сооруженные на полотне по приказу Временного правительства. Часть войск генерала Корнилова, как выясняется, проследовала на Северо-Западную дорогу, другая движется по Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороге. Головной поезд генерала Корнилова прошел Вырицу (56 верст от Петрограда). Принимаются меры для исправления испорченного (по распоряжению Некрасова) пути на ст. Семрино (44 версты). Ожидается, что с прибытием последующих поездов, которые уже подходят к Оредежу (121 верста), кавалерийские части пойдут к Петрограду по шоссе».

3 часа дня. «По телефону из Луги получено сообщение, что Лужский гарнизон сдался войскам генерала Корнилова и сдал все оружие. Станция и все правительственные здания Луги заняты войсками Корнилова».

6 часов вечера. «Войска генерала Корнилова прошли Лугу и по шоссе направляются к ст. Тосно. По-видимому, войска генерала Корнилова пытаются окружить Петроград со всех сторон».

9 часов вечера. «Покидая заседание, члены кабинета делились впечатлениями. Общее настроение бодрое, но отнюдь не оптимистическое. Члены кабинета вполне единодушно сходятся в том, что создавшаяся обстановка может дать временный успех генералу Корнилову и что в связи с этим не исключена возможность занятия Петрограда».

11 часов вечера. «Временному правительству доложили, что два эшелона корниловских войск прорвались из Нарвы и находятся в полуверсте от Гатчины. Два других эшелона на пути к Гатчине».

11½ часов вечера. «Правительственные войска вошли в соприкосновение с войсками генерала Корнилова на ст. Антропшино Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги. С минуты на минуту ожидается начало боя».

2 часа ночи. «В штаб округа поступило донесение, что у ст. Антропшино начался бой между правительственными и корниловскими войсками. С обеих сторон есть убитые и раненые».

Мы видели, что Корнилов начал движение, получив предварительно определенные заявления командующих фронтами об их солидарности с ним. Действительно, ночью на 28-е правительству стало ясно, что генерал Клембовский, которому Керенский передавал верховное командование, не склонен принять его. «Воспользовавшись предоставленными ему полномочиями, он распорядился по линиям железных дорог немедленно возобновить переброску войск генерала Корнилова, “остановленную распоряжением Некрасова”» («Русское слово»). Утром 28-го Керенский получил приведенные выше телеграммы Клембовско-го, Балуева, Щербачева и Деникина. В час ночи стало известно (потом это сообщение, переданное газетам через бюро печати при Временном правительстве, оказалось неверным), что от генерала Каледина на имя Керенского поступила телеграмма, в которой первый выборный атаман Донского войска предлагал Временному правительству принять условия, выдвинутые Корниловым, причем заявлял, что в случае отрицательного решения он отрежет Москву от снабжающего ее юга.

Общее впечатление всех приведенных известий на правительство и на наиболее осведомленные круги столичного общества было самое удручающее. В течение дня впечатление это постепенно сгущалось, дойдя к середине дня до состояния полной паники. Успех Корнилова в этот момент казался несомненным. Одним из наиболее уверенных в нем оказался Н. В. Некрасов, сообщивший своим друзьям, что дело окончательно проиграно и остается только честно умереть, ибо сопротивление бесполезно. Некоторые видные вожди Совета рабочих и солдатских депутатов, предчувствуя свою участь в случае победы Корнилова, спешили уже приготовить себе заграничные паспорта. Паническое настроение быстро распространилось и в столице, о чем свидетельствует масса преувеличенных слухов, в свою очередь усиливавших подавленное настроение руководящих кругов.

Попытки посредничества. Мысль о посредничестве как о единственном средстве вовремя остановить придвинувшуюся вплотную гражданскую войну в этой обстановке рождалась сама собой. Еще накануне, 27-го, мысль эта приняла форму резолюции в совете Союза казачьих войск Настроение казаков больше всего склоняло их к нейтралитету между борющимися сторонами и делало из них естественных посредников. «Мы будем помогать России, пока будет надежда спасти ее, а когда мы эту надежду потеряем, то мы все уйдем на Дон и отгородимся от России таможенной чертой». Вот мысли, которые давно уже бродили в головах руководителей казачества. В эти дни они приняли вид слуха, будто атаман Каледин отзывает все казачьи войска на Дон и хочет отрезать Дон от остальной России. В 11 часов вечера 27 августа Союз казачьих войск, выслушав доклад сочленов Грекова и Авдеева, вызванных к главнокомандующему округом, «обсудил создавшееся положение» и признал «своим гражданским долгом принять возможные меры к предотвращению гражданской войны», а «если этот конфликт не будет безотлагательно ликвидирован.., командировать к Временному правительству для предложения услуг совета по принятию необходимых мер к ликвидации конфликта... и для предотвращения братоубийственного столкновения М. А. Караулова (члена Государственной думы и атамана терского войска), полковника А. И. Дутова и А. И. Еникеева.