Танец Арлекина - Том Арден

Умбекка не выдержала. Она начала всхлипывать, потом беззастенчиво разрыдалась. Она упала грудью на стол и чуть не раздавила тартинки.

— О Тор, Тор! — рыдала она.

Все было хуже, гораздо хуже, нежели она себе представляла. Умбекка, живя в глухой провинции, и понятия не имела о том, каковы были на самом деле масштабы разбоя её племянника. Она так любила мальчика, но теперь, когда капеллан объявил, что Тор должен умереть, она не могла с ним не согласиться. Она вспомнила командора после Осады. Представила его теперешнего. О, как чудовищно было все, что натворил Тор!

Но зачем же капеллан так мучил ее?

— Капеллан, вы так жестоки! — вырвалось у Умбекки. — Неужели вы ожидаете, что я примусь защищать Алого Мстителя? Неужели вы не в силах представить, как я страдала, как я мучилась каждый день от стыда из-за моего родства с этим негодяем? Торвестр был таким очаровательным ребенком, таким милым! А теперь. Теперь… Какие муки он принес командору! Предать отца! Предать короля! Подумать только, и это чудовище я когда-то держала на руках! Я всегда думала, что это его сестра опозорила наше семейство, но её разврат — ничто в сравнении с порочностью этого мальчишки!

Умбекка почти сползла со стула. Капеллан опустился на колени рядом с ней и обнял ее.

— Милая сударыня! Прошу вас, только не думайте, что я не скорблю о случившемся, что я не делю с вами ужасных мук! И прошу вас, не допускайте даже мысли о том, что сами вы — объект для подозрений! Вас лично никто ни в чем не винит! Все любят вас и желают вам только счастья!

Умбекка шмыгнула носом и робко взглянула на капеллана:

— Все?

Стало похоже на сцену одной из книг Руанны. По всей вероятности, в это мгновение капеллан мог признаться…

Он ваял её руки в свои.

— Сударыня, я должен вам признаться. Я люблю вас.

Сердце Умбекки чуть не выскочило из груди. «О капеллан!» — хотелось вскрикнуть ей, но она утратила дар речи. Да! Вот оно — все, о чем она только мечтала! Капеллан попросит об отставке и будет принадлежать ей!

Умбекка чуть не задушила капеллана в объятиях.

Через некоторое время не без труда капеллан отстранился. Дама явно расчувствовалась. Он усадил Умбекку на стул. Она сидела понурившись, словно ожидала еще какого-нибудь убийственного разоблачения. Щеки её багровели. Она набрала целую пригоршню тартинок.

А капеллан, расхаживая туда-сюда по ковру, снова процитировал записку:

— «Я люблю тебя, Тор». Так вот, эта записка была найдена в кармане рваного камзола, брошенного на дороге изменником. Откуда взялась записка? Возможно, сударыня, эта записка хранилась многие годы и была так дорога изменнику, что он носил её при себе постоянно. Но возможно, тут можно заподозрить и что-то иное. Вероятно, у изменника были контакты. И притом контакты очень тесные, скажем так.

Вы говорили мне, что у вашей племянницы имеются романы «мисс Р». Не могло ли быть так, что, к примеру, ваша служанка вырвала страницу из томика и написала на ней записку своему любовнику?

— Нирри? — Умбекка чуть не расхохоталась. В Тарне не было ни единой из упомянутых ею ранее приходских школ. Нирри не умела ни читать, ни писать. Ну а чтобы у Тора с ней была интрижка, нет, это было уж слишком… даже Тор не мог пасть так низко…

Умбекка сдержалась.

Капеллан подошел к ней совсем близко и горячо зашептал в самое ухо:

— Сударыня, у командора есть все основания полагать, что Алый Мститель в настоящее время находится в Тарнских долинах и где-то скрывается. Нам известно, что изменник владеет злым колдовством. На пути сюда наши солдаты чуть было не схватили его, но он улетучился, исчез, когда они в прямом смысле слова держали его в руках. Итак, он исчез. Но он слаб, это мы знаем наверняка. Не исключено, что он при смерти. Не мог ли он вернуться домой? Может быть, его кто-то прячет у себя?

Сударыня, повторяю: вы не являетесь и никогда не будете являться объектом для подозрений. О да, вы нянчили этого мерзавца. Это истинная трагедия — чтобы ожидания дамы столь добродетельной и набожной были так подло обмануты. Но какова цена добродетели, если она никогда не подвергалась испытаниям? Единственное, о чем мне хотелось бы спросить вас… Умоляю вас, сударыня, если хоть что-то вам станет известно, не таите от нас эти сведения! О, я понимаю, как трудно, как невыносимо трудно вам будет принять подобное решение! Сударыня, и у меня есть сердце. Но ваш племянник — это давно не тот мальчик, которого вы когда-то держали на руках. Он разрушил себя, он отказался от себя, от своего настоящего имени. Он…

Умбекка вскочила. Тартинки с джемом рассыпались по полу. Вечер, начавшийся так мило, грозил Умбекке мучительнейшим из унижений. Но она вдруг увидела, как могла бы все исправить.

— Капеллан, довольно! — вскричала она. — Мое сердце рвется на части! Скажу единственное: какие бы остатки любви ни теплились в моем сердце к этому жуткому изменнику, эти чувства не идут ни в какое сравнение с моими принципами и добродетелями. Разве вы глухи? Разве вы слепы? Как вы могли, столько времени зная меня — о, как давно вы меня знаете! — как вы могли ничего не ведать о том благородном сердце, что бьется в моей груди? Разве вы способны представить, что порыв родственных чувств способен хоть на миг отвлечь меня от привычки следовать чувству долга? О лицемер! Да как вы смеете стоять в присутствии добродетельной дамы? Нет ничего, чего бы я ни сделала ради короля и бога Агониса! О сомневающийся человек, падите на колени предо мной и молите меня о прощении!

Эй Фиваль повиновался. Он, с трудом скрывая смех, опустился на колени. А Умбекке показалось, что он рыдает…

Впоследствии капеллан, усмехаясь, думал потом, что эта речь была лучшим номером в исполнении Умбекки. О, она прогрессировала, безусловно прогрессировала. Монолог — слово в слово был взят из романа «О делах военных и любовных».

Когда Умбекка удалилась, кресло, повернутое к столу спинкой, развернулось. Командору понравились не все моменты беседы. Однако он понимал, что они были необходимы. Даму нужно было расшевелить, это понятно. Он поднял маску. Глаза его были мокры от слезы.

— Эффектная сцена. Что скажете, капеллан?

Капеллан поправил перчатки.

— Мы не можем наверняка судить о том, что она знает, где скрывается мятежник, командор. Но если она пока этого не знает, думаю, очень скоро это станет ей известно. — По стеклянной крыше барабанил и барабанил дождь. — Ну а когда это станет ей известно — она поделится с нами этими сведениями.

Старик улыбнулся. Улыбка вышла сострадательной. Подумать только — командор, оказывается, был человеком чувствительным!