Экипаж Меконга - Е Войскунский

Николай проделал в уме небольшой расчет: до города около пятидесяти миль. Часов за пять моторка дойдет. В баллонах акваланга около двух тысяч литров воздуха. Когда он добирался до моторки под водой, он израсходовал примерно двести литров. Акваланг работает, пока давление в баллонах не опустится до тридцати атмосфер, - значит, еще четыреста литров нельзя использовать. Вблизи города придется отцепиться и плыть минут десять под водой. Итак, на дорогу останется около тысячи литров - иначе говоря, немного больше тридцатиминутного запаса воздуха. Это на случай, если встречная волна не даст дышать через шноркель. Надо держаться неподвижно и экономить дыхание: меньше чем на тридцать литров воздуха в минуту человек не проживет.

Вначале все шло хорошо. Николай, идя бреющим полетом над гладкой водой, получал только удовольствие от водяных струй, с силой обтекавших его тело. Ноги, поддерживаемые широкими ластами, волоклись по воде. Спина через баллоны плотно упиралась в киль.

Но вскоре пошла встречная волна. Моторка ритмично плюхала по волне, то опускаясь, то поднимая нос. Пришлось приноровиться и делать вдох только в момент подъема носа. Но все-таки вода попадала в шноркель, и Николай не всегда успевал продуть трубку.

В один из моментов, когда нос моторки высоко поднялся над водой, Николай увидел слева черные камни, окруженные белым кружевом прибоя и ярко освещенные солнцем.

Камень Персианин!

Казалось, он бесконечно долго несся под килем, захлестываемый волнами, - а пройдено всего пять миль! Десятая часть пути...

Нет, он не жалел, что затеял это дело. Знал, что потребуется предельное напряжение сил. Но только теперь он представил себе, что предстоит ему вынести...

Волна была небольшая, но корпус моторки гнал перед собой высокий бурун. Скорость шлюпки складывалась со встречной скоростью ветра. Он притерпелся к ударам волны, но тело его, непрерывно омываемое волной и обвеваемое потоком воздуха, быстро теряло тепло. Масло, впитавшееся в кожу, видимо, начало смываться. Николай мерз. Веревка, за которую он держался, резала ладони. И ветер свистел в ушах.

Николай потерял чувство времени.

Резкая боль скрутила большой палец левой ноги и быстро перекинулась на икру. Переменить положение!.. Николай с трудом повернулся на правый бок. Сгибая и разгибая ногу, он отчаянно боролся с судорогой.

Дышать, лежа на боку; было легче - трубка шноркеля реже захлестывалась водой, но положение было неустойчивым, приходилось сильно напрягать руки, а судорога в руках - самое страшное...

Он начал устраиваться по-старому, как вдруг услышал: такты мотора стали реже. Нос опустился, и Николай погрузился под воду. Моторка остановилась.

Дыхание сразу стало свободным, а неподвижная вода показалась теплой. Николай осторожно высунул голову из воды.

- Что за прихоть? - услышал он раздраженный голос Опрятина. - Неужели нельзя потерпеть?

- А чего терпеть, если жарко? - возразил Вова. - Да я быстренько окунусь. Видите, слева остров Булла? Значит, полдороги.

- Полдороги? Что-то очень медленно сегодня.

- Медленно, - согласился Вова. - Не пойму почему.

Снова раздался голос Опрятина:

- Между прочим: где к вам сел в городе Бенедиктов?

- Как я с ним сговорился, у шестнадцатой пристани, - ответил Вова. - А потом за вами пошли, на двадцать четвертую.

- Там никого больше не было, на шестнадцатой? Видел вас кто-нибудь?

- Вроде нет. А что?

- Ничего. Быстрее купайтесь.

Моторка накренилась, раздался всплеск - это Вова прыгнул в воду с кормы. Николай высвободился из-под веревки, переключил кран на баллоны и, перевернувшись головой вниз, нырнул поглубже.

Вова плескался возле кормы. Николай держался в стороне, на трехметровой глубине. Из-за того, что этому бегемоту жарко, приходилось растрачивать драгоценный воздух. Впрочем, нет худа без добра: можно хоть немного размять затекшие руки и ноги. Согреться немного. Вот только не обратили бы они внимание на пузырьки... Не опоздать бы занять свое место. Впрочем, будет слышно, когда он станет заводить мотор: с полуоборота не заведется... Пить хочется. С утра не пил и не ел ничего. Во рту мерзостно: наглотался соленой воды... Полдороги еще. Часа два? Это немного. Это страшно много... Горячего бы чаю сейчас! Как у Мехти на яхт-клубе. Крепкого горячего чаю...

В шлюпке что-то загремело. Николай, сильно работая ластами, подвсплыл и ухватился за свою веревку. Бочку, что ли, перекатывают? Да, наверное, Вова переложил пустую бочку из-под соляра поближе к носу.

Затарахтел мотор. Николай занял свое место и переключил дыхание на шноркель.

Теперь, после перекладки бочки, нос моторки не так высоко задирался. Над водой торчала только макушка Николая да дыхательная трубка. Дышать стало труднее: бурун, идущий перед форштевнем, и встречные волны все чаще заливали трубку. Он не успевал вовремя продувать ее и опять наглотался воды. Несколько раз Николай переключался на баллоны, чтобы хоть немного передохнуть.

С каждой минутой ему становилось холоднее: организм не успевал восполнять потерю тепла, уносимого быстрым встречным потоком.

В плексигласовом окошке маски плескалась прозрачная кромка воды. Иногда, подтянувшись на руках, он поднимал голову из воды. Море потемнело. И небо потемнело. Слева висело над морем предзакатное багровое солнце.

Вдруг перед глазами, мелькнуло что-то черное. И сразу - болезненный удар в левое плечо.

Это был топляк. Бревно тяжелой породы дерева, долго пробыв в море, пропитывается водой, тяжелеет и плывет, скрываясь под поверхностью. Наскочить на него на быстром ходу опасно - можно получить пробоину.

Удар пришелся боком, и бревно, ободрав плечо Николая, слегка стукнуло моторку по левой скуле.

"Хорошо отделался!" - подумал Николай.

Он не видел крови, сочившейся из раненого плеча. Он не знал, что хуже: судороги, непрерывно сводившие ноги, или тошнота, вызванная потерей крови, холодом, жаждой и тем, что он сильно наглотался морской воды.

Высвободив одну руку, Николай расстегнул головной ремень и вынул загубник. Но рвоты не было; были только судороги в горле и в желудке. Вставляя загубник обратно, он больно прищемил десну и снова глотнул волы.

Конечно, был очень простой выход из положения: сдаться в плен. Но, когда инстинкт самосохранения подсказал эту мысль, Николай со злостью вспомнил чей-то афоризм о том, что мозг не имеет стыда.

Держись, Колька, мало осталось...

И он держался за веревку онемевшими руками.

Тошнота, и судороги, и рвущая боль в плече. И холодная вода, с бешеной скоростью несущаяся вдоль измученного тела...

Сознание затуманилось.

"Ты хотела, чтобы я придумал что-нибудь... Ну вот, я придумал. Я все для тебя придумаю... Хорошо было сидеть с тобой у костра. Коснуться рук твоих не смею... Коснуться рук не смею..."