Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

– Yes… yes… yes, – шептала Ева, счищая ножом декоративную накладку, а когда Одинцов появился из-за угла, крикнула ему:

– Я нашла! Нашла!

98. Генеральский бенефис

Провал в кладке напоминал выбитый зуб.

Одинцов держал на весу только что вытащенный из стены второй контейнер, и Ева перчаткой энергично оттирала с желтоватого металла последние кусочки штукатурки.

– А люди наверху сейчас пяточку трут, – сказал Одинцов.

– Какую пяточку? – не поняла Ева.

– У памятника на пьедестале барельеф, Гангутская битва. Там из воды моряка спасают. Говорят, если ему пятку потереть, мечта сбудется. Барельеф чёрный, а пятка прям сияет. Все трут, кому не лень… Думаешь, это золото?

– Не знаю, – Ева последний раз провела ладонью по рисунку на грани куба. – Давай откроем?

– Давай не сейчас. И не здесь, – ответ прозвучал резко, и Ева вдруг подумала, что Одинцов тоже умеет бояться.

Одинцов не боялся, но чувствовал себя неуютно. Он опустил куб в воду, рядом с другим таким же. Металлические контейнеры отличались только рисунками, которыми были покрыты сплошь…

…и оба плавали, чёрт возьми! Плавали, тихонько лязгая друг о друга. Они почти ничего не весили.

Без натуги вытащив из стены первый куб, Одинцов решил, что внутри он пустой. Но Ева возразила: сам по себе металл должен весить больше.

– Па-ра-докс, – молвил озадаченный Одинцов.

Ева пустилась в объяснения. Дескать, вес и масса – разные вещи. Скрижали неизвестным образом лишены веса, но при этом массивны, как и полагается каменным блокам: видимо, поэтому первая пара у Моисея раскололась от неосторожного обращения…

После всего, что узнал Одинцов за последние две недели, удивить его было трудно. И всё же одно дело – слушать рассказ Евы про гравитацию или читать про аномальную лёгкость скрижалей, но совсем другое – держать в руках невесомые контейнеры, а потом смотреть, как они колышутся на волнах, едва касаясь воды.

– Ну, пожалуйста, давай туда заглянем, – Ева умоляюще прижала руки к груди. – Pleeeease…

– Это же не консервные банки, – с укоризной ответил Одинцов. – Захотел – открыл, захотел – закрыл… Уважение надо иметь! И время бежит. Рюкзак снимай.

Он вытряхнул в воду остатки снаряжения из обоих рюкзаков и принялся мастерить волокушу. Над ухом у него ныла расстроенная Ева – мол, время само по себе никуда не бежит, и вообще времени физически не существует: этим словом принято называть порядок, в котором происходят какие-то процессы. Если не будет процессов – понятие «время» потеряет всякий смысл…

– Процессов у нас впереди ещё навалом, – прервал рассуждения Одинцов, – а времени в обрез.

Он закрепил контейнеры на волокуше, и за лямку, как буксир баржу, потянул невесомый, но инертный груз в обратный путь по тоннелю, прощупывая палками дно.

Ева не отставала. Перед ней в гуляющем жёлтом свете поблёскивал металл, покрытый рисунками. Ветхозаветные сюжеты на одном контейнере были чеканными, а на другом гравированными. С перекрытий местами свисали сталактиты, и когда Ева отклоняла голову с фонарём на каске – от игры теней казалось, что рисунки оживают. Держа палки подмышкой, она стянула перчатки и гладила кончиками пальцев поверхность ближнего куба. А вдруг он не запаян? Вдруг удастся нащупать какую-то щель или потайную кнопку, контейнер откроется и можно будет первой увидеть скрижаль? В конце концов это она её нашла!..

Тут Ева поскользнулась и рухнула в воду, саданув каской о стену с такой силой, что фонарь погас. Одинцов остановился и спокойно смотрел, как она барахтается, а когда Ева поднялась, приказал:

– Перчатки надень и палками работай. Я, может, побольше твоего туда заглянуть хочу. Но есть такое слово – задача! Наша задача сейчас – выбраться отсюда и доставить наверх это добро. Всё остальное – потом. Ясно?

Одинцов сунул в руки Еве карманный фонарь и снова поволок буксир по тоннелю.

Они успели вовремя. Лишнюю амуницию сняли, как только выбрались на сухое место – Одинцов аккуратно сложил её в уголке. С лёгкими кубами в руках поднялись на сотню ступеней, минуя вскрытые решётки, и скоро были в тамбуре за потайной дверью. Одинцов отправил условленные цифры в СМС с мобильного телефона, выданного Владимиром: вернулись вдвоём, всё в порядке, с собой две скрижали.

Памятник Петру Первому (Михайловский замок).

Ждать ответного сигнала пришлось недолго. Струнный квартет закончил выступление. Музыканты после заслуженных аплодисментов скрылись за дверью позади алтаря. Публика потекла к выходу, а израильская группа не стала спешить. Туристы столпились у балюстрады и на ступенях, ведущих к алтарю.

– Групповой снимок на память, – пояснил Владимир экскурсоводу…

…которая по его просьбе встала в первый ряд посередине группы, лицом к фотографу – и не увидела, как за её спиной из-под балдахина к балюстраде прошмыгнули Одинцов с Евой. Израильтяне приняли у них контейнеры, тут же вдвинули под сиденья инвалидных колясок и снова занавесили спинки пледами, а парочка, перемахнув через балюстраду, оказалась в заднем ряду среди туристов.

– Осим хаим! – громко сказал Владимир, ладонью смахнув испарину со лба.

Израильтяне дружно улыбнулись, фотограф несколько раз полыхнул вспышкой.

– А можно нас двоих щёлкнуть у алтаря? – спросил Одинцов, приобнял Еву и смущённо добавил:

– У алтаря – в хорошем смысле. Жалко, Мунина нет…

«Всё-таки волнуется!» – мысленно позлорадствовала Ева, вставая в модельную позу. Наконец-то коммандо проявил обычную человеческую эмоцию. У неё самой сердце всё ещё колотилось, ладони мокли, а кончики пальцев помнили прикосновение к древним рисункам.

Фотограф охотно сделал пару снимков красивой пары.

На Садовой улице у решётки Воронцовского дворца группу ждал большой туристический автобус, под лобовым стеклом которого отсвечивал бело-голубой флаг Израиля. Одинцов с наслаждением курил и разглядывал яркую иллюминацию своей alma mater в глубине плаца, пока израильтяне занимали места в автобусе.

– Никогда не думал, что снова там окажусь, – сказал он Еве, которая зябла рядом, – а вот ведь как жизнь складывается…

За большим автобусом был припаркован грузопассажирский фургон с тонированными стёклами. Трое израильтян погрузили туда инвалидные коляски, не вынимая контейнеров, и сами забрались внутрь. Владимир, нетерпеливо притопывая, призывно помахал от распахнутой двери Одинцову с Евой: поехали, поехали!

В пути до бомбоубежища Одинцов поинтересовался у Владимира: почему бы израильтянам не сообщить во всеуслышание о находке Ковчега со скрижалями и не заявить свои права на реликвию официальным путём?

– Все же знают, откуда взялся Ковчег. На этот счёт вроде споров никаких. Выдан евреям, стоял в Храме… Четыре миллиарда человек в него верят, если профессор не соврал. Зачем надо лишние проблемы наживать? Тащить отсюда контрабандой чёрт знает как…

– Ковчег должен явиться людям в Израиле, а не в России, – сухо сказал Владимир, глядя в окно. – Только там. Тогда духовная история человечества начнёт новый виток со старого места, с учётом всех ошибок. Для четырёх миллиардов Тора – ну, или Ветхий Завет, – священная книга. Там описана связь Ковчега с Иерусалимом. Разрывать эту связь нельзя.

– И вообще, – он повернулся к Одинцову с Евой, – наше с вами дело – найти и доставить. А вопросами богословия и политикой пусть занимаются те, кому по должности положено.

– Ну да, – согласился Одинцов, который недавно говорил Еве почти то же самое. – Всяк сверчок знай свой шесток… Мунину я могу позвонить?

– Вы же сами захотели встретиться в бомбоубежище. Там приёма нет. Потерпи́те немного. Они уже давно внутри, ждут.

Одинцов с Евой только начинали пробираться по тоннелю, когда группа Мунина во главе с напарником Владимира прибыла на место. Увесистый Ковчег и крышку, обёрнутые несколькими слоями плотной полиэтиленовой плёнки, бережно спустили по лестнице в подземелье и поставили в бывшем зале бомбоубежища, который теперь служил тиром. Вскрыть упаковку Мунину не позволили, как он ни умолял: его и в Старой Ладоге старались не подпускать к Ковчегу.

Ровный холодный свет заливал торцы вытянутой бетонной коробки подземелья. В дальнем виднелись ростовые мишени на фоне мешков с песком. В ближнем торце историка и четверых израильтян ждали яркие пластиковые кресла, как на стадионе или в аэропорту. Пришлось коротать время, разглядывая на стенах плакаты со схемами разборки-сборки оружия и наставлениями по стрельбе. Смотритель тира поил гостей чаем с сушками…

…а ещё четверо бойцов караулили снаружи у входа. Отсюда хорошо просматривались высокие бетонные стены завода, уходящие в обе стороны от стальной двери тира, и широкий тротуар с газоном между стеной и улицей. В одиннадцатом часу вечера улица была пуста – разве что изредка мимо проезжала случайная машина.