Брачные игры - Кейт Сандерс

Руфа в полосатом фартуке, похожем на фартук мясника, что-то перемешивала в огромной кастрюле. С тех пор как он видел ее в аэропорту — Руфа провожала его в Гаагу — она изменилась до неузнаваемости. Она была страшно худой. Впалые щеки и темные круги под глазами. Она была бледной и измученной, но невероятно красивой. Он почувствовал огромное облегчение оттого, что наконец-то нашел ее. По его лицу заструились слезы, которые на обжигающем ветру моментально превратились в лед.

Руфа обернулась и увидела его. Она замерла на месте, широко раскрыв глаза от неожиданности. Эдвард бросился внутрь кафе, подошел к ней и прижал к себе. Под слоями одежды остро выступали ее кости. Словно задыхаясь без кислорода, он вдохнул запах ее волос. Потом мягко отстранил от себя, чтобы заглянуть ей в лицо. В ее смущенных глазах не было слез.

— Моя дорогая, — прошептал Эдвард, не обращая внимания на взгляды посетителей. — Скажи что-нибудь. Скажи, что ты больше никуда не убежишь. Скажи, что ты рада, что я тебя нашел.

Руфа прошептала:

— Я потеряла ребенка. — Ее тело содрогнулось. Она бросилась ему на шею и разрыдалась.

Она так давно не плакала… Выплакавшись, она оторвалась от него, вытирая глаза тыльной стороной ладони и рассыпаясь в извинениях. Она настояла на том, чтобы до конца отработать свою смену. Эдвард отказался оставить ее одну. Он уселся за столик в углу и не спускал с нее глаз, словно опасаясь, что она снова исчезнет. Она принесла ему мясное рагу, и он съел его, не почувствовав вкуса. Время обеда прошло, кафе опустело. Он смотрел, как она убирает посуду, переговариваясь с посетителями. Все это казалось странным сном, не более. Время от времени Руфа посматривала на него с сомнением и беспокойством. И каждый раз он ободряюще улыбался ей в ответ. Он приехал не для того, чтобы упрекать ее. Он хотел, чтобы она знала: он приехал спасти ее. Она явно нуждалась в этом. Ему казалось, что она рада тому, что он приехал за ней. Когда он улыбался ей, в ее печальных глазах появлялись искорки надежды.

Напарница Руфы подошла к столику Эдварда с чашкой чая. Она прошептала:

— Вы ее муж, не так ли? Она мне рассказывала о вас. Я отправлю ее собирать вещи, как только мы здесь закончим.

Ему хотелось забросать женщину вопросами, но у нее не было времени. Он терпеливо дожидался, пока Руфа вымоет плиту, протрет стойку бара и снимет свой фартук. Когда она наконец прибралась, он увидел, что ее слегка качает.

Напарница Руфы принесла ее пальто, что-то сказала и поцеловала ее на прощанье.

Квартира Руфы была недалеко от кафе. На Ройял Майл можно было пройти напрямик, поднявшись по крутым каменным ступеням. Эдвард шел за ней, с горечью отмечая, что она едва держалась на ногах под порывами ледяного ветра. Он был готов протянуть руку и подхватить ее, если она вдруг упадет. Войдя в квартиру, она перестала делать вид, что нормально себя чувствует, и без сил рухнула на диван со вздохом облегчения.

— Лестница, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — В этом городе сплошные лестницы.

С каких это пор Руфа не может осилить ступени? И сколько еще она будет делать вид, что она не больна? Эдвард сдержал желание прочитать ей нотацию о необходимости заботиться о себе. Ему не следует забывать, что он не в армии и что перед ним хрупкая женщина, а не нерадивые новобранцы. В гражданской жизни привычка читать нотации приводит к тому, что жены просто сбегают, и все.

— Я приготовлю чай, — сказал он.

— Это хорошая идея.

Она даже не возражала против того, что он будет готовить чай: это плохой знак.

Он прошел на кухню размером с гроб. Маленькое узенькое окошко выходило во двор королевской резиденции, где фотографировалась кучка туристов. Эдвард пришел в крайнее замешательство, увидев, что на полках нет никакой еды, кроме сдобного печенья к чаю. На подставке для сушки посуды небрежно валялись кулинарные книги. Эдвард понял, что Руфа практически не бывала в этом помещении.

Когда он вернулся с чаем, он увидел, что Руфа — все еще в пальто и перчатках — крепко спит. Он тихонько позвал ее. Она даже не пошевелилась. Эдвард осторожно подложил ей под голову жесткую подушку. Он обнаружил в крошечной спальне, вызывающей клаустрофобию, тонкое одеяло и накинул его на нее, а потом сел рядом и стал ждать, когда она проснется. О Боже, как ужасно она выглядит! Она не должна больше оставаться в этом мавзолее, но как, как убедить ее, что он — это человек, который готов умереть ради нее, если только она ему позволит.

Короткий зимний день сменился сумерками, а он все сидел и смотрел на нее. Когда стало совсем темно и уже невозможно было различить ее лицо, он встал, включил лампу и задвинул шторы на окнах, чтобы укрыться от зимней ночи. За окном, в лучах света, падающего из окна, кружились крупные снежинки.

Он вновь сел рядом с ней, подумав о том, сможет ли когда-нибудь рассказать ей, как давно и как сильно он ее любит. Что бы ни утверждала местная молва, он вовсе не был влюблен в нее с тех пор, когда она была еще ребенком. Тогда она была всего лишь одной из дочерей Настоящего Мужчины, с редкими зубами и разъезжающимися во все стороны ногами, как у жеребенка. Когда он бывал дома, он часто заставал Руфу на своей кухне. Она сидела рядом с его матерью и Элис и с серьезным видом помогала им чистить горох или месить тесто для пирога. На протяжении многих лет Настоящий Мужчина обращал его внимание на расцветающую красоту Руфы. Эдвард замечал это теоретически, но влюбился он в нее только тогда, когда ушел из армии.

Сначала они были друзьями. Руфа, в отличие от всех остальных, видела, как тяжело он переживает смерть матери, насколько глубже стала его депрессия и ощущение оторванности от нормальной жизни. Интересно, догадывалась ли она, как сильно он нуждался в ней в такой долгий и такой тяжелый год?

Момент озарения наступил для него в тот день, когда Настоящий Мужчина организовал в Мелизмейте грандиозный пикник в честь дня рождения Розы. В самый разгар праздника вдруг полил проливной дождь, и все поспешили укрыться. Эдвард оказался рядом с Руфой. Он смотрел на ее мокрые волосы и смеющийся рот и вдруг осознал, что чувствует по отношению к ней. Он понял, что любит ее и что это очень серьезно.

Он с грустью смотрел на лицо жены. Может, все дело в освещении, но она выглядела немного лучше. Ее губы слегка порозовели.

Эдвард в который уже раз вспомнил о той единственной ночи, когда он потерял контроль над собой. Во всем был виноват бренди. Бедняжка Руфа напилась, как скунс, она едва стояла на ногах, она ничего не соображала. Ему было стыдно за себя, за то, что он овладел ею, но никогда в жизни он не испытывал такой безумной страсти. Она кончила, а потом отключилась, но он не остановился. Он продолжал заниматься любовью с женщиной, которая была без сознания. «Мое место в сумасшедшем доме», — подумал он.