Глазами пришельца (СИ) - Влизко Виктор Борисович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то я совсем размяк, — Солт осуждающе покачал головой. — Общение с людьми отрицательно сказывается на состоянии моей души. Уже не могу спокойно смотреть на человеческие страдания. Делаю неосмотрительные поступки.
— Сделай хоть что-нибудь! — прервал философствующего пришельца Рад. — Одним поступком больше, одним меньше! Она умирает! И разве не мы виноваты в её смерти? Ведь это землетрясение — наших рук дело!
— Именно поэтому спасу девочку, — задумчиво произнёс Солт. — А ты спасай её кавалера. У подножия горы стоит мотоцикл.
— Отвезу его в больницу! — вскочил Рад.
— Своим видом перепугаешь всех лугановцев, — покачал головой Солт. — Парню помог бы пояс жизни. Всё, больше у нас нет времени для разговоров.
Солт исчез. Вместе с ним исчезла Вера. Лишь большое пятно крови темнело на том месте, где только что она лежала.
— Потерпи, парень, — Рад осторожно придал сломанным конечностям юноши более удобное положение и бросился вниз к мотоциклу.
Хорошо, что дед Андрей жил на окраине. Рад подобрался к дому со стороны огородов. К счастью, хозяин отсутствовал. Быстро переодевшись в спортивный костюм, Рад засунул мокрую одежду в сумку. На миг задержался возле зеркала. Боже мой! Половину лица, будто кто-то слизнул языком. Ровное месиво на месте глаза, скошен лоб, тонкая прозрачная плёнка вместо волос. Рад содрогнулся и шумно втянул воздух ноздрями. От мрачных мыслей отвлёк аппетитный запах. И как сразу не обратил внимания? Принялся исследовать содержимое кастрюль на печке. Голод заставил заворчать желудок. Тимофеич, видимо, готовился к приёму гостей. В чугунках ещё теплились щи с мясом и тушеная картошка с капустой, на большой сковороде горкой лежали котлеты. Кулинарные способности старика удивили. Захотел попробовать котлетку, но рот уже не вмещал распухшего языка. Тогда завернул три котлетки в листок, вырванный из школьной тетрадки, лежащей на подоконнике, и бросил в сумку. Возле мотоцикла застал стайку мальчишек. Увидев Рада, они шарахнулись в разные стороны.
— Эй, урод! Это мотоцикл Кости! Не трогай его!
Рад не мог ответить на оскорбление. А как хотелось приструнить этих маленьких наглецов. Тем более, что среди них находился и Витя, который только что присоединился к друзьям после возвращения с горы и ещё не успел рассказать о своих утренних приключениях.
— Он мотоцикл угоняет! — свирепый тигр грозно ощетинился с его красной майки. Но никто не решился подойти к уродливому угонщику. Побежали было вслед за уносящимся мотоциклом и даже бросили вдогонку несколько камней, а потом разнесли по деревне весть о том, что неведомое страшилище угнало Костин мотоцикл. Когда же выяснилось, что Кости нигде нет, то его товарищи, тоже на мотоциклах помчались на поиски. Но где искать парня, никто не знал.
***
Рад не застал Костю на том месте, где оставил. Придя в себя, юноша попытался спуститься. У подножия горы, не обнаружив мотоцикла, расплакался от бессилия. Внутренняя дрожь колотила всё тело. Он уже не мог отличить явь от бреда. И поэтому не удивился, когда увидел приближающегося к нему урода. Всё это сон! И это не что иное, как видение. Или, скорее всего, привидение. А всё, что случилось ранее? Тоже кошмарный сон? Тогда почему нет сил проснуться? Почему боль терзает мозг? Почему память постоянно возвращается назад. И вновь перед глазами качается земля. Пружинит, словно панцирная сетка. И бросает из стороны в сторону. Как игрушечные, летят камни. И невозможно уклониться от них! Видеть, как обломок скалы надвигается на Веру и ничего не делать! Рваться душой и оставаться на месте! Слышать треск костей! И эта летящая со всех сторон боль! И вдруг этот то ли человек, то ли чудовище, вырвавшееся из недр горы!!! Куда он утащил Веру?! Ведь это сделал он! Больше некому! Утащил в свою пещеру и съел? Костя содрогнулся, представив людоеда, терзающего зубами тело девушки. Зачем он вернулся? Что же непонятного: вернулся за ним! Костя закрыл глаза. Будь что будет. Сопротивляться нет сил. И всё же сквозь полуприкрытые веки продолжал наблюдать за одноглазым монстром, видел его приоткрытый рот, из которого высовывался кончик толстого языка. Почему он молчит? Только сопит и задыхается. Срывает с него одежду. Костя застонал. Закончить жизнь в виде закуски для этого полу зверя, полу человека не хотелось. И словно для того, чтобы облегчить его муки, мозг вновь отключил сознание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Рад не мог успокоить юношу. Язык перекрыл гортань. Сколько ещё сможет продержаться без воздуха? Торопливо обнажил тело Кости в нужных местах и установил на живот пояс жизни. Молниеносно втыкал иголки, призвав на помощь все резервы организма. Распухшие пальцы плохо подчинялись хозяину, глаз слезился. Но успел воткнуть последнюю иглу прежде, чем лёгкие взорвались без воздуха. Дёрнулся в последний раз и вдруг почувствовал, что вырвался из умирающего тела. Пришло ощущение полёта. Высоко над землёй! Как он летел? Ни крыльев, никакого другого приспособления за спиной не было. Даже руками не махал, а просто раздвинул их в стороны. Или это было падение? Свободное падение, от которого захватывало дух. И на душе было легко. Боль отступила. И глаза видели хорошо. Причём оба! Для достоверности поморгал. Взглянул на пальцы. Обыкновенные руки. Он снова жив и здоров. И, главное, невредим! И парит, словно птица! Вот врезался в густые облака. Несколько мгновений беспомощно старался разглядеть хоть что-нибудь в молочной пелене, с содроганием вспоминая туманного монстра из ловушки времени. Вот вывалился из облачного плена и совсем близко увидел стремительно приближающийся маленький островок, затерянный посреди безбрежного океана. Кто-то затормозил падение, и Рад мягко приземлился на неестественно белый песок. Одинокая пальма раскачивалась посреди острова, словно благодарила облака за спасительную тень. Океан дышал влажным зноем. Рад огляделся. Где-то он уже видел подобный островок.
— Конечно, видел, — раздался голос Солта, и сам он шагнул из-за пальмы. — Это же типичный островок робинзонов, который так любят изображать карикатуристы. Символ оторванности от мира. Ну, разве можно жить на таком острове? Ни воды, ни пищи и никаких признаков жизни до самого горизонта. Я пробовал, но только заморил свой биоскафандр.
— А зачем? — Рад обрадовался появлению могущественного покровителя.
— Хотел познать чувство человеческого одиночества. Но, к сожалению, не познал. Впрочем, мне не хватало движения, а не общения. Наверное, потому что общаться я могу и сам с собой.
— Зачем перенёс меня на этот остров? Я здесь тоже не выживу.
— Хочу, чтобы ты побыл один, отдохнул от внешней среды.
— Для этого не обязательно уединяться, — вздохнул Рад. — Человек может быть одиноким и среди людей. Одиночество — это когда никто не слышит тебя, не понимает твоих поступков. Когда чувства разбиваются о стену человеческой глухоты и немоты. Когда любимая рядом, но крик твоей души не может разбудить её душу. Когда друзья радостно встречают на пороге, но понимаешь, что они радуются не тебе, а лишнему поводу для выпивки. Когда чувствуешь, что стоит покинуть этот мир, и никто не заметит твоего исчезновения. А если и заметит, то на мгновение.
— Успокойся, — Солт присел на песок. — Человек не может быть одиноким. И если является таковым, то сам виной тому. Он должен делиться своими чувствами с окружающими. Независимо от того, какие это вызовет ответные эмоции. Может, тебя осудят, может, пожалеют. Крик души всегда будет услышан, если не замыкать его внутри себя. Кого-то он взволнует, кого-то оставит равнодушным. А отгораживаясь от мира, можно довести свои мысли до отчаяния. Что же касается памяти, то в одной из своих жизней довелось поработать кладбищенским сторожем. Поверь мне, память человеческая недолговечна. Бывает, похоронили кого-нибудь с помпой, при большом стечении народа, наговорили трогательных речей, а уже через год забыли. Дети ещё приходят на могилы родителей, внуки реже, а дальше связь поколений прерывается. Люди с интересом посещают могилы великих, стоят в очереди к мавзолею Ленина, но забывают принести цветы в родительский день на могилу тех, кто дал им жизнь. Вот такие ваши человеческие законы. Впрочем, ты в этом мире стоишь особняком. У тебя нет прошлого.