Будущее - Дмитрий Глуховский

— Расходились, — киваю ему я, укачивая вопящего ребенка; кто бы сейчас укачал меня. — Ненадолго. Может, ты бросил ее?

Я должен кричать это, должен швырять обвинения ему в лицо — но весь кипяток я выплеснул в Пятьсот Третьего. Выходит тихо, безразлично.

— Какая тебе разница? — Он поднимается. — Она ушла сама. Где она? Ты знаешь или нет?!

— Может, ты ее бросил, когда ее насиловали Бессмертные? — спрашиваю я.

— Она такое говорила?.. Я не верю!

— Может, ты сбежал, чтобы спасти свою драную шкуру? Может, она тебя так за это никогда и не простила?

— Заткнись! — Он делает ко мне шаг; но ребенок в моих руках мешает ему сделать еще один, и мешает мне придушить эту гниду. — Где она?! Она была там?!

— А где ты был — целый год?

— Не прошло года! Десять месяцев, меньше! Я искал ее! Все это время! У нее был отключен комм! Как еще ее найти?!

— Комм был отключен, потому что она не хотела, чтобы ты ее находил. Ты ей был не нужен.

— Ты кто такой, а?! — Он включает фонарь в своем коммуникаторе, светит мне в лицо. — Кто ты такой?!

— Да и она никогда не была тебе нужна, а? Ты ею просто баловался, да ведь? Она просто напоминала тебе какую-то твою старую подружку, которая сто лет уже как околела? Тебе ведь она была нужна, а не Аннели, а?

Не вижу его лица: в кромешной темноте этой комнатенки комм в его руке горит ярко, как звезда. Кузнечики из тоски прыгают на эту холодную звезду.

— Я тебя знаю?.. — отмахиваясь от напасти, говорит Рокамора. — Где я тебя видел? С какой стати она тебе это рассказала?!

Вопли снаружи не стихают. Кто-то колотит в запертую дверь; мы не шелохнемся. Там два десятка сквотеров, звено Бессмертных и двое полудохлых боевиков; проситься к нам в домик может кто угодно. Рулетка.

— Ей нужна помощь! Ее укололи! Она беременна! — Он делает еще одну попытку.

— А ты что, можешь ей помочь? — спрашиваю я. — У тебя, может, лекарство есть?

— Что с ней случилось?! Где она?!

— Что ты так о ней печешься? Может, это был твой ребенок? Твоим ребенком она была беременна?

— Да какое тебе дело?! Что значит — была?!

В дверь все еще скребутся — отчаянно, истерически. Женский голос; кажется, это Берта.

— ...моля... жалу...

— Кто там? — говорю я двери.

— ...я! ..ерт!..

У нашего разговора не должно быть свидетелей. Но Берта... Берта.

— Ты что делаешь?! Тут же сейчас...

Поздно. Щелкаю замком. Внутрь вваливается — Берта, панцирем, иглами наружу свернувшаяся вокруг своего Хенрика. Мальчик плачет: жив.

— Ян! Ты... Слава богу!

Надо запереться — но в щель клином входит штурмовая бутса, врезается, не пускает, а за ней лезет черное плечо.

— Дверь. Дверь! — кричу я оцепеневшему Рокаморе. — Помоги, кретин!

Но он слишком туго соображает — и черная фигура успевает вломиться к нам, в нашу комнатушку три на три. К лицу приклеился Аполлон, но я узнаю его по пистолету — моему, маленькому. Это Эл.

Я вжимаю створку спиной — хруст, — она становится на место. Берта со своим мальчиком сползает по стене на пол, Хенрик вопит, моя надрывается. Эл с ходу тычет стволом в Рокамору. Хорошая реакция.

— Руки! — И орет в свой комм: — Тут Рокамора! Я взял Рокамору!

Тот делает шаг назад, еще один — достигает стены, упирается спиной и распахивает свой плащ; под ним — широкий черный пояс с карманами, по которым рассованы обмотанные проводами брикеты. Рокамора медленно поднимает руки вверх — в пальцах зажато нечто, похожее на ручной эспандер.

— Давай! — говорит он. — Отпущу — мокрое пятно от тебя останется. От всех нас. Если это и вправду взрывчатка, ее хватит, чтобы снести весь цех.

По Элу не скажешь, но, уверен, он сейчас вспотел. Я вспотел. Рокамора вспотел.

— Не смей, — говорю я ему.

— Ай, не надо! — плачет Берта. — У меня тут маленький! Не надо!

— Эй, друг! — Эл не сводит с него дула. — Не нервничай. Я тебе ничего не сделаю. Такие шишки, как ты, живыми нужны.

— Живым вы меня не возьмете, — мотает головой Рокамора.

— Не надо! Не нужно! Пожалуйста! — подначивает Берта.

— Что там? Что там у тебя? — бухтит чей-то голос у Эла в коммуникаторе.

— Скажи там, нашел Рокамору! И Нахтигаль тоже тут! Да, Ян! C ребенком! Плюс какая-то баба с сосунком.

— Нахтигаль? — переспрашивает Рокамора. — Ян Нахтигаль?

— Привет, Эл, — говорю я Элу.

— Доложили командованию! Держись! — шипит коммуникатор.

— Положи пистолет на пол! — перекрикивает комм Рокамора. — Положи его на пол, скотина, или я отпускаю! Раз...

— Кишка тонка!

Мой ребенок заходится в визге:

— Ааа-а. Ааа-а.

— Они все равно убьют меня, как только оцифруют! Лучше так! Два!

— Ладно. Ладно. Только тебе это не поможет... — Эл приседает и кладет пистолет на пол.

— И скажи своим, скажи! Давай! — Рокамора играет детонатором, будто это и вправду эспандер.

— Потише там! — кричит Эл в комм. — Этот псих весь обмотан взрывчаткой! Погодите со штурмом!

— Пятеро заложников, двое детей, у Рокаморы бомба, принято, — гундосит комм.

— Подержи мою тоже. — Я сажусь рядом с подвывающей Бертой. — Никак не могу успокоить ее. Ну-ну, не волнуйся. Все будет хорошо.

Эл играет в гляделки с Рокаморой. Я обнимаю его сзади, стальной зажим, отвожу назад, укладываю на пол. Он сучит ногами, Берта рыдает, дети визжат, саранча мечется туда-сюда, Рокамора удивленно лупает своими глазами, я нашариваю пистолет — клейкий, перемазанный — и одним ударом успокаиваю Эла. Потом нахожу у него в кармане наручники-ленту, стягиваю его запястья, пристраиваю его, мешок, в углу.

— Нахтигаль, — повторяет Рокамора, тупо наблюдая за моими манипуляциями. — Тот самый Нахтигаль. Герой освобождения Барселоны. Тысячник. Ублюдок.

— Слушай, ты! — Я выставляю ствол, до его лба — полметра, но риск все равно слишком велик. — Да. Я там был. Был в Барсе. Я все видел. Слышал. Я открыл ворота, правда. Но убил их ты. Все пятьдесят миллионов человек. Подставил их. Использовал. Привел на бойню. Я там был, когда ты их подзуживал...

— Ложь! Я хотел освободить их! Они заслуживали справедливости! Я только...

— Был там, когда ты врал про Аннели.

— Что?!

— Когда ты клялся ей в любви, говорил, что мечтаешь все вернуть...

— Я не врал! Какое тебе дело до этого?! Кто ты?! Где она?! Я молчу.

— Где она?!

— Это наша-то Аннели? — помогает притихшая было Берта. — Умерла она. Родами умерла, третий месяц пошел как.

Рокамора вздыхает-смеется-всхлипывает.

— Что?

— Ты успокойся только, не взрывай нас, ладно? Умерла. У него вон спроси, ребеночек-то ее ведь. Любил ты ее, Аннели? Не погубишь же ребеночка ее?

— Умерла?

— Умерла, — признаю я.

Эл возится в углу, бурчит что-то.

— Почему у тебя ее ребенок? — Рокамора перекатывает на меня выпученные красные шары. — Почему ты все про нее знаешь... Это ты, да? Это ты с ней там. Это от тебя она.

Его пальцы оскальзываются на пружинной рукояти детонатора, и он еле перехватывает ее. Я все держу его лоб на мушке.

— От Бессмертного. От выродка. От убийцы.

— А должна была? От труса? От предателя? От слабака? — спрашиваю его я. — Гляди-ка! Может, узнаешь меня?! — Я срываю маску Эла, тот пьяно моргает, прикладываю ее к своему лицу. — Помнишь, как ты мне рассказывал, что там, под маской, я нормальный парень, что я не хочу тебя убивать? Твою жену драли Бессмертные, а ты поджал хвост и сбежал, как только я тебя отпустил! Помнишь?! Вот он я! — Я снимаю маску. — Вот он я, нормальный парень! Я должен был тебя год назад пришить, прямо там!

— Ты? Это — ты?

— Что же ты оставил ее тогда?! Почему не забрал, раз так любил?! Почему дал мне ее убить?! Дважды дал! Бросил ее там и ждал! Чего ждал?

— Я отправлял за ней людей!

— Если бы ты пришел сам — я бы не смог ее увести! Но ты слишком печешься о своей шкуре. Ты себя любишь, а не ее! У тебя права на нее нет!

— Заткни свою пасть, понял?! — Он шагает ко мне, забыв о бомбе, о пистолете. — Я ее любил! Я ее люблю!

— Не ее! Какую-то другую бабу! Ты же признался ей? Признался! Она была просто похожа на кого-то! Ты ее как эрзац пользовал!

— Да что ты понимаешь, щщщенок?! — рычит он.

Берта дает ей грудь, и она наконец умолкает. Саранча стрекочет. Эл стонет и мычит. У него опять пробуждается коммуникатор.

— Мы доложили командованию. Просят соединить. Сенатор Шрейер на линии. Прими вызов!

— Отмени! — Я перевожу ствол на Эла; но тот ничего еще не соображает.

— Хесус! Ты там? — говорит Шрейер из руки Эла.

— Шрейер?! Почему Шрейер?! — Рокамора облизывает губы, утирает пот со лба рукой, в которой зажат детонатор. — При чем тут Шрейер?!

— Ты там, Хесус? — продолжает сенатор. — Какая удача! Искал Яна, а нашел тебя. Вот подарок! После стольких лет! Что ты там делаешь? Встретились обсудить свои чувства к этой бедняжке? Как ее — Аннели?