Танец со змеей - Егор Вакула

Богомол сдержался.

– Это человек?! – Вытянул он из себя.

– Когда-то был. – Мрачно ответила Октис.

Книгарь оглянулся еще раз. Каска, как ей и положено, покоилась на голове. На голове – с кожей, носом, ушами, губами, челюстью, зубами. Чуть истлевшее и подгнившее лицо сохранило узнаваемые человеческие черты. Но из полуприкрытых век смотрела тьма. Из-под челюсти – она же. Шеи не было, вместо нее виднелась изогнутая палка, ветка с обрубленными сучьями. Ветка, воткнутая в трухлявый пень – среди острых зубцов, обросших мхом. На ней держалась и кираса, изорванная пополам. В открывшейся прорехе виднелись кожа груди и оголенное ребро. Из-под ребер выглядывала вся та же пустая тьма, которая со зловещей настойчивостью следила за взглядом наблюдавших и всегда старалась попасться им на глаза.

– Боги, какой ужас! Кто мог так проклясть человека?!

Октис поняла, что книжник не слишком-то хочет услышать ответ, но его ужимки и желание не замечать очевидное раздражали ее и побуждали ответить:

– Цахари. Они его освежевали. Вычистили все внутри.

Она встала, чтобы проверить догадку, и сбила каску древком лука.

Новый рвотный позыв нагнал Гордея. На этот раз силы оказались неравны.

Макушки не было.

– Да, даже мозги съели. – Подтвердила Октис. – Зажарили с зеленым огнем и съели.

– Прекрати. – В перерывах выдавил богомол. – Я... не... думал... тогда, что так. Про добычу. Зачем?

– Мне верить?

– Нет – это?!

– И вправду. – Задумалась она. – А ведь они ничего так просто не делают. Сдается мне, у этих стрел наконечники могут быть из костей этого парня.

– Прекрати! – Повторил он, пока мог.

– Это пограничный столб. – Поняла она и задумалась о происхождении княжеских столбов у всяких дорог землепашцев. – Так они отметили границу своей территории.

– Мы все-таки попали на них?

– Да. И мы... ничего не сможем с этим поделать. Нам все равно не повернуть обратно. А свернуть в сторону – значит, идти вдоль леса. Придется переть вперед, как и раньше.

На что похожа такая смерть? – Подумал Гордей.

– Надо... похоронить его. – Выговорил он после недолгой паузы.

– Кого? От него нос и остался. Ты еще костер устрой. Все, что было, цахари давно съели и отправили бедолагу самым дальним путем. Молись теперь своим Богам, чтоб мы на ту же дорогу не угодили. И более того. – Она направилась в кусты и водрузила сбитую каску на прежнее место. – С этого момента никаких звуков. Не пытайся со мной заговорить, только если не решил умереть.

– И что изменилось? – Буркнул Гордей ей в след.

Отчего-то ему хотелось глубоко вдохнуть и учуять запах гниющего бюста – дух проклятого мертвого человека. Но он ощущал только кислый вкус собственной рвоты, забившей все проходы. Книжник начал быстро приводить себя в порядок, но только не перед мертвым – не перед тем, у кого в порядке уже никогда ничто не будет. Он поднялся и вновь стал догонять Октис. Она, конечно же, его подождет, если он слишком отстанет. – Если ей надо, она потащит меня и за шкирку.

***

А затем Отец воцарился над миром за буро-зеленым потолком. Абсолютная тьма взяла свое в мире ниже. Почти на ощупь путники вновь забрались на дерево. И хоть сырая ночь была так же холодна, как и до того ночи на каменном острие, ведущая и книжник не сговариваясь и не обсуждая решили держаться поодаль друг от друга. Никто из них так и не смог уснуть, пребывая все время в пограничном состоянии. Дремля, но открывая глаза, чтобы увидеть только тьму и ничего больше. Каждый думал о том, что если Творцы судили богоподобному умереть в эту ночь, то во власти его остается только встретить смерть не во сне – и хоть не увидеть ее своими глазами, так знать о ней наверняка.

Как ни странно, и Гордей, и Октис – оба вспомнили старую байку о душах людей, которые не знали о том, что умерли. Те души не отправились в Царство Дыма, когда их тела сгорели в огне или истлели – даже после самых долгих сезонов. Они не знали, что им нужно туда, и продолжали брести по Тверди. Сезоны, противостояния, слияния – сотни, тысячи. Навсегда. Если путники умрут так в Донном лесу, они будут брести по нему до самого Пробуждения Богов. А может быть, и после.

В довершение Октис оставалось только подумать над тем, не умерла ли она уже и не бредет ли теперь бесплотным духом по этому бесконечному болоту. Сумеречное сознание легко поддалось этой мысли, растягивая в памяти путь по чуждой Тверди. Прибавляя к нему все странствия по Эдре и Загори. Сейчас она замерзала совсем в другом лесу, в другой компании и опять думала о своей жизни, как о чем-то прошедшем.

Первое боевое задание Змей подходило к концу. Оставался только Ворост – княжеский город-крепость. Резиденция князя Разема Эйша, который, почуяв неладное, заблаговременно покинул отчий дом. Город располагался в устье двух рек, как и положено настоящей крепости. Городские стены были деревянные, широкие с крытыми бойницами и толстыми башенками. Только в одном месте деревянный кремль прерывался, и начиналась выпученная каменная стена. За ней виднелась высокая колокольня. Так напоминала о себе огороженная церковная территория, бесцеремонно врезающаяся в очертание города. Скорее всего, с внутренней стороны каменные стены были не такими массивными, но снаружи их довели до соответствия с соседствующими деревянными.

Ворост взяли в блокаду. Стянули все войска, что только были в округе. Змеи. Второлинейный полк мечников и пара третьелинейных из соседнего княжества. Погонщики Полей – перволинейные царские лучники верхом на горбоногах. Дружина Эйш – княжеские всадники на седлоногах. Разем увел их за собой в царские земли. Забеспокоился, что если пустит их на бунтующих земляков, дружина не окажет должного рвения, а то и вовсе перейдет на сторону бунтовщиков. – А теперь он вернул своих бравых парней, когда все уже было сделано.

Была здесь и пара отрядов снабжения – не солдаты, скорее блажь, без которой можно было бы обойтись, но лучше с ней. И совсем уж диковинка – царские осадные инженерные войска. То же не совсем солдаты, скорее бродячие рабочие мужики. Толковые и работящие. Только их быки тащили не походный скарб с семьями, а тяжелые осадные орудия. Необычного вида устройства из дерева и стали выкатили на горку перед городом. Для обозрения и устрашения осажденных, однако, смотреть на них собирались группки из всех перечисленных войск и даже жители соседних деревень. Одна стреляла камнями, которые возили за ней в тяжелой телеге. Вторая, более практичная, стреляла бревнами. Приписанный к ней расчет уже срубил в близлежащем леске пять деревянных снарядов, обрубив ветки и приготовив стволы к стрельбе.