Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

«Уважаемый Уоллхейм!

Здесь то, что Боб с Двумя Пистолетами просил меня переслать вам для „Фантаграф“, — я весьма надеюсь, что вы сможете это использовать. Это действительно замечательное произведение — из всех, кого я знаю, у Говарда самое великолепное чувство драмы Истории. Он обладает панорамным видением, включающим эволюцию и взаимодействие рас и народов за продолжительные периоды времени, которое приводит в такое же сильное волнение, какое (даже еще большее) вызывают вещи вроде „Последних и первых людей“ Стэплдона.

Единственный изъян в этой работе — неискоренимая склонность Р. Э. X. к выдумыванию имен, чересчур похожих на настоящие имена из древней истории, — и которые, по нашему мнению, вызывают слишком неуместные ассоциации. Во многих случаях он делает это намеренно — основываясь на теории, что хорошо знакомые имена происходят из описываемых им мифических королевств, — но подобное намерение сводится на нет тем фактом, что нам хорошо известна этимология многих исторических выражений, а потому мы не можем принять то происхождение, что он предлагает. Э. Хоффманн Прайс и я, оба спорили с Бобом с Двумя Пистолетами по этому вопросу, но не добились какого-либо успеха. Единственное, что остается, — принимать терминологию как он ее дает, закрывая глаза на огрехи, и быть чертовски признательными, что можем наслаждаться подобной яркой искусственной легендой…

С наилучшими пожеланиями —

Искренне ваш, ГФЛ»[462]

Несмотря на критику Лавкрафта, в защиту терминологии Говарда можно кое-что сказать. Хотя придуманные Говардом имена и не очень интересны, они, как заимствованные из древних источников, придают очарование старины, не будучи при этом слишком трудными для современного читателя, который, освоив методы чтения с листа, спотыкается о любое имя причудливее Смита.

Уоллхейм опубликовал часть «Гиборейской эпохи» в своем «Фантаграфе». В 1938 году Уоллхейм, Форрест Дж. Аккерман и три других почитателя издали весь очерк в виде одноименной брошюры, напечатанной на мимеографе.

Лавкрафт враждовал с Аккерманом на протяжении нескольких лет. Родившийся в 1916 году в Калифорнии, Аккерман заработал репутацию признанного фаната научной фантастики, обеспечивая себя среди прочего деятельностью в качестве продавца журналов, редактора и литературного агента.

В 1932 году, когда Аккерман учился в средней школе, Кларк Эштон Смит опубликовал в «Уандер Сториз» рассказ под названием «Житель марсианских недр». Этот рассказ в жанре ужасов повествует об исследователях Марса, столкнувшихся с чудовищем. Эта тварь, по-видимому, кормится глазными яблоками исследователей, будучи оснащенной отростками для их извлечения. Аккерман написал в «Фэнтези Фэн» («Любитель фэнтези») Чарльза Хорнига и разнес рассказ на том основании, что сверхъестественным ужасам не место в журнале научной фантастики. Лавкрафт отвечал: «Что касается вспышки Аккермана, то я опасаюсь, что его навряд ли можно воспринимать всерьез в вопросах критики фантастической литературы. Рассказ Смита был действительно великолепен, за исключением низкопробной концовки, на которой настаивал редактор „Уандер Сториз“. Аккерман как-то и мне написал письмо с очень детскими нападками на мои работы — очевидно, он любит словесную пиротехнику как таковую и, кажется, совершенно безразличен к фантастическим ощущениям».

Перебранка заполняла колонку на протяжении первых шести выпусков фан-журнала. Несомненно, ответы Аккермана раздражали Лавкрафта, поскольку в течение трех следующих лет его упоминания Аккермана оживлялись такими выражениями, как «привычная напасть», «пустой наглец», «нахальный невоспитанный юнец», «надутое маленькое посмешище», «маленькая вошь» и «хлипкий дурачок».

К 1937 году, однако, Лавкрафт оставил подобную ребяческую язвительность. Он сказал об Аккермане: «Я уверен, что под своей наружностью он должен быть сметливым и очаровательным парнем! …созрев во что-то весьма отличное от несносного ребенка трехлетней давности… Против него у меня совершенно ничего нет!»

Лавкрафт проанализировал качества, способствующие литературному успеху, и советовал Зелии Рид: «Мой шанс на создание чего-то прибыльного в плане серьезного художественного произведения столь незначителен, что им можно пренебречь; что же касается вас, то вы, судя по всему, имеете общие черты с той более удачливой группой (вроде Бута Таркингтона и Синклера Льюиса), чьим серьезным увлечениям посчастливилось приблизиться к популярной (и потому прибыльной) сфере…»

«В высшей степени великий художник», по его словам, со своего искусства может надеяться лишь на скромный заработок, в то время как «сущий идиот и невежда» вроде Эдгара Райса Берроуза может по счастливой случайности сколотить состояние.

«Однако обычно удачливый коммерческий писатель (за исключением класса бульварных романов) по качествам находится где-то посередине — с умеренной одаренностью идеями и довольно гладкой техникой… Что действительно определяет его успех, так это третья и совершенно отличная составляющая — необъяснимая и неощутимая связь с мысленными и эмоциональными процессами весьма большого круга читателей, — которая никак не соотносится с литературным мастерством и обнаруживается равным образом как среди величайших гениев, так и среди тупейших болванов… Но когда народная симпатия незначительна или вообще отсутствует — как в моем случае, — то не стоит ожидать большего, нежели скуднейшей материальной прибыли, за исключением редких случаев».

Убежденный, что никогда не наживет состояние писательством, Лавкрафт говорил, что он «ухватился бы с почти неприличной жадностью за любую действительно постоянную работу, исключая совсем уж нелепую». Он был уверен, что так смог бы заработать больше, чем «изматывающей нервы и плохо оплачиваемой пыткой „призрачным авторством“».

Он даже хотел бы обладать умением писать в популярном стиле. Узнав, что Дерлет продал детективный рассказ, он признался: «Жаль, что я не умею этого — писать детективы в тысячу раз лучше, чем перерабатывать, — но, боюсь, у меня нет таланта»[463]. В действительности же он был способен к сочинению детективных историй больше, чем многие из тех, кто их писал. Но из-за неуверенности в себе и нехватки инициативности он даже и не пытался попробовать.

Какое-то время Лавкрафт продержался на работе в Провиденсе, которая по его ранним меркам была не так и далека от «совсем уж нелепой». Он продавал билеты на вечерние сеансы в кинотеатре повторного показа — сидя в будке с раскрытой книгой перед глазами. Когда начинался последний сеанс, он уходил, останавливался перекусить в круглосуточном ресторанчике «Уолдорф» и возвращался на Колледж-Хилл, чтобы провести остаток ночи за работой.