Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны - Джеймс Купер

— Минуту назад вы говорили иначе. Не бросайте его, Эдвардс, не обрекайте его на столь ужасную смерть! — воскликнула Элизабет, глядя на своего проводника так, будто сомневалась в здравости его рассудка.

— Слыханное ли дело, чтобы индеец сгорел в лесном пожаре! Сама мысль об этом нелепа. Торопитесь, торопитесь, мисс Темпл, не то мы не пробьемся сквозь дым.

— Что с вами, Эдвардс? У вас такое выражение лица... вы меня пугаете. Скажите правду: опасность страшнее, чем это кажется? Говорите, я все смогу вынести.

— Если мы успеем добраться до вершины той скалы, прежде чем туда продвинется огонь, мы спасены! — воскликнул юноша, не в силах более сдерживать себя.— Бегите же — речь идет о жизни и смерти!

Разговор этот происходил на уже описанной нами скалистой площадке, или террасе, какие часто встречаются в гористой местности; площадка, как было сказано выше, круто обрывалась пропастью. По форме она представляла собой полукруг, концы которого сливались со скалами. Спуск с этих скал был более пологим, и как раз с одного из них Эдвардс поднялся на площадку и сюда же тянул теперь Элизабет, делавшую отчаянные усилия бежать быстрее.

Огромные клубы белого дыма окутывали вершину горы, скрывая наступление бушующей стихии. Поддерживаемая Эдвардсом, мисс Темпл бежала по площадке, как вдруг какой-то треск привлек ее внимание, и она увидела, что из-за дымовой завесы пробивается извивающееся пламя, то поднимаясь вверх, то стелясь по самой земле, сжигая своим горячим дыханием каждый кустик, каждую веточку, которых оно касалось. Зрелище это удвоило силы беглецов, но, к несчастью, на их пути оказались груды высохшего валежника, и в тот момент, когда они оба уже считали себя спасенными, порыв горячего ветра занес раздвоенный язык пламени на валежник, который тут же вспыхнул; юноше и девушке преградило дорогу грозно ревущее пламя, вставшее перед ними подобно огнедышащей топке. Почувствовав жар, молодые люди отшатнулись и стояли словно в оцепенении, глядя, как пламя быстро сползает вниз по горе, склон которой превратился в сплошное огненное полотнище. Для Элизабет в ее легком воздушном платье опасно было даже близко подходить к буйной стихии: эти развевающиеся одежды, которые придавали столько изящества и нежности ее фигуре, могли теперь стать причиной гибели девушки.

Жители поселка имели обыкновение ходить в горы за строительным материалом и топливом, но брали только стволы деревьев, предоставляя верхушкам и сучьям валяться и догнивать. Таким образом, почти все склоны горы были покрыты ворохами этого легкого топлива, которое, высохнув в последние два месяца под жарким солнцем, загорелось от первой искры. Пламя как будто даже не касалось сухого валежника, а перелетало с места на место, как легендарный огонь, зажигающий потухший светильник храма.

Зрелище, хотя и внушало ужас, было не лишено красоты. Эдвардс и Элизабет наблюдали за губительным продвижением огня со смешанным чувством страха и восхищения. Юноша, однако, скоро опомнился и повлек за собой Элизабет, снова пытаясь найти путь к спасению. Они прошли по краю дымовой завесы; Оливер, в поисках прохода, не раз входил в самую гущу дыма, но все безуспешно. Так они обогнули верхнюю часть уступа, пока не достигли его края, в стороне, противоположной той, откуда пришел Эдвардс, и тут они, к отчаянию своему, убедились, что огонь окружает их плотным кольцом. До тех пор, пока оставался неисследованным хотя бы один проход вверх или вниз по горе, в них еще теплилась надежда, но теперь, когда все пути к отступлению оказались отрезанными, до сознания Элизабет вдруг дошел весь ужас положения, как будто она внезапно поняла всю грозящую им опасность.

— Этой горе суждено было стать для меня роковой,— прошептала она.— Видно, мы найдем здесь свою смерть.

— Не говорите так, мисс Темпл, еще не все потеряно, — ответил Эдвардс таким же шепотом, но отчаянное выражение лица юноши противоречило его ободряющим словам.— Вернемся к вершине скалы, там есть... там должно быть место, где мы сможем спуститься.

— Ведите же меня туда! — воскликнула Элизабет.— Надо испробовать все возможное.— И, не дожидаясь ответа, она повернулась и побежала к краю пропасти, сквозь рыдания повторяя как бы про себя:— Бедный отец, бедный мой отец, что ждет его!..

В одно мгновение Эдвардс очутился рядом с ней. Глаза у него мучительно болели, он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь найти в скалах хотя бы трещину, которая могла бы облегчить спуск, но на их ровной, гладкой поверхности не видно было ни единого места, могущего послужить опорой для ноги, а тем более настоящих уступов, необходимых при спуске с высоты в сотню футов. Эдвардс сразу же убедился, что и эта надежда рухнула, однако безумное отчаяние понуждало его к действию: ему пришла в голову еще одна возможность спасения.

— Вот последний выход, мисс Темпл: спустить вас вниз. Будь здесь Натти или если бы удалось вернуть к реальной действительности индейца, сноровка и многолетний опыт этих стариков помогли бы найти для этого средство. А я сейчас как дитя: способен на дерзкое мечтание, но не способен его осуществить. Каким же образом проделать это? Моя куртка слишком легка, да ее и недостаточно. Есть, правда, одеяло могиканина. Мы должны, мы непременно должны испробовать и это — все лучше, чем видеть вас жертвой страшной смерти.

— А что станется с вами? — возразила Элизабет.— Нет, нет, ни вы, ни Джон не должны жертвовать собой ради меня.

Но Эдвардс даже не слышал ее. Он уже стоял возле могиканина, который, не произнося ни слова, отдал свое одеяло и продолжал сидеть со свойственными индейцам достоинством и невозмутимостью. Одеяло было тут же разрезано на полосы, а те, в свою очередь, связаны вместе; к ним Эдвардс прикрепил свою полотняную куртку и легкий муслиновый шарф Элизабет. Эту своеобразную веревку юноша с быстротой молнии перекинул через край уступа, но ее не хватило и на половину расстояния до дна пропасти.

— Нет, нет, ничего не выйдет! — воскликнула Элизабет.— Для меня нет больше надежды. Огонь движется медленно, но неотразимо. Смотрите, сама земля горит!

Если бы пламя распространялось на площадке даже вполовину той скорости, с какой оно переносилось с куста на дерево по склонам горы, наш печальный рассказ быстро пришел бы к концу: пламя поглотило бы свои жертвы. Но некоторые обстоятельства дали им передышку, во время которой молодым людям удалось испробовать те возможности, о которых мы только что рассказали.

На тонком слое почвы, покрывавшей скалистую площадку, трава росла редкая и тощая, большинство деревьев, которым удалось проникнуть корнями в расселины и трещины, уже успели погибнуть во время засух в предыдущие годы; на некоторых, еще сохранивших признаки жизни, болталось по нескольку увядших листьев, а остальные представляли собой лишь жалкие высохшие остатки того, что когда-то было соснами, дубами и кленами. Трудно отыскать лучшую пищу для огня, найди он только возможность сюда добраться; но тут не оказалось растительности, покрывавшей гору в других местах, где она способствовала разрушительному продвижению огня. Помимо этого, выше по склону на поверхность выбивался источник, которыми так изобилует эта местность; ручеек сначала не спеша вился по ровной площадке, пропитывая влагой мшистый покров скал, потом огибал основание небольшого конуса, образующего вершину горы, а затем, уходя под дымовую завесу где-то у края площадки, прокладывал себе дорогу к озеру, не прыгая с утеса на утес, а прячась в каких-то тайниках земли. Иной раз в дождливый сезон ручей то здесь, то там показывался на поверхности, но в летнюю засуху его путь можно было проследить лишь по заболоченным участкам и порослям мха, выдававшим близость воды. Когда пламя достигло этой преграды, ему пришлось задержаться до тех пор, пока сильный жар не уничтожил влагу; так войска ждут, пока авангард не освободит им дорогу для дальнейшего опустошительного продвижения.