Свет Дивояра - Марина Казанцева

— Где деньги?! — орал на неё рядовой гвардеец, — За скотину выручила деньги!

— Нет, нет! — вопила несчастная, за юбку которой с рёвом цеплялись два малых пацана. — Нам жить будет не на что! Пожалейте детей!

— Пали давай всё вместе с отродьем! — выскочив из сарая, заорал другой гвардеец. — Всё равно всему гореть!

Он схватил факел и хотел бросить в сарай с сеном, но наткнулся на незнакомца.

— Зачем жечь? — вкрадчиво спросил высокий молодой мужчина, одетый не по здешней моде.

— Приказано, — быстро ответил гвардеец, оглядывая незнакомца и соображая, что он тут тоже не случайно.

— Ограбили! Изнасиловали! Отца убили! — рыдала растерзанная и избитая женщина, — Мужа сжечь хотят. Деньги требуют за скотину! А самим жить на что?!

Гвардейцы стали переглядываться и стягиваться в круг вокруг незваного гостя.

— Вас грабить посылали? — решил обратиться к совести служивых Лён.

В ответ — ухмылки и наглые взгляды. Мужики чувствовали себя в безопасности — их много, а он один, и вокруг никого, кроме этих крестьян, которым, кажется, всё равно уже никуда не уйти.

— Разве вы присягу королю не давали? — спрашивал наивный дивоярец.

На это раздался смех: какая там присяга королю, когда власть меняется. Вот-де новому королю и присягнём.

Женщина притихла, прижимая к себе двоих детей: она поняла, что незнакомец бессилен чем-либо помочь, а, скорее всего зря влез в свару.

— Мы тоже люди, — вдруг выступил один из солдат, молодой ещё совсем, почти мальчишка, — нас от дома оторвали на службу, а теперь мы не накопили ничего — с пустыми руками идти в чужую страну?

— Резонно, — с юморком подтвердил более взрослый, но с таким циничным взглядом, — лошади нынче в цене.

Он замахнулся факелом и хотел бросить его внутрь сарая.

— Стой! — тихим, но страшным голосом сказал ему дивоярец.

Солдаты захохотали, предвкушая новое удовольствие от избиения этого наивного идиота, верящего в справедливость и присягу.

То, что крикнул дивоярец, никто не разобрал, но то, что произошло дальше…

На глазах у всех гвардеец, который уже хотел метнуть огонь в сарай, вдруг непостижимым образом начал сжиматься — очень быстро! И через секунду исчез в своей одежде, а та упала наземь, как пустая. И в мгновенно наступившей тишине из ворота мундира выскочила серая крыса и бросилась наутёк.

— Быть вам крысами, уроды, — зло проговорил странный незнакомец, и глаза у него были страшны, как будто горели холодным огнём.

Он ещё раз воздел руку, словно хотел поразить мерзавцев молнией, но тут один заорал:

— Это королевский маг!

И все оставшиеся солдаты бросились бежать.

Такое бешенство им овладело, никогда ещё он не жаждал так убийства. Такая ненависть к наглым, сытым мужикам, которые пользовались властью для того, чтобы гнобить и без того попавших в беду людей. Грабили ограбленных! Обижали несчастных! Что за гадские создания эти люди: у своих глотки готовы вырвать за лишний золотой! Твари подлые и бездушные! А Паф называет их своим народом! Он из-за них чуть с ума не сошёл!

Удары пламени преследовали гвардейцев по пятам, воздух взрывался перед ними, куда бы они ни бросались, неведомая сила кидала их на землю, вихри подкидывали их в воздух. И страшным громом били в оглохшие уши свирепые слова дивоярца:

— Лимб по вас плачет, мрази!

Когда он вернулся, женщина с тихим плачем перевязывала избитого до полусмерти мужа.

— Вы можете взять лошадей этих негодяев, — сказал он ей, — продашь и получишь деньги.

— Хуже будет, — мотнула она растрепанной головой, — узнают, вообще убьют. Они нас потом обязательно встретят на дороге.

— Женщина, — озарённый внезапной мыслью, заговорил дивоярец, — грузи всё на лошадей и отправляйтесь в зону наваждения. Там есть город, и вы устроитесь в нём спокойно.

— В зачарованную землю? — испугалась женщина.

— Я говорю тебе: это лучше. Там живут хорошие люди. Я провожу вас.

Он помог им собрать имущество, уложить в тюки, и двинул маленький караван к границе зоны наваждения. Перед беглецами появилась речка и мостик через неё. Хуже им там будет или лучше — едва ли Лён когда-нибудь это узнает, потому что зачарованные земли каждому дают какую-то новую судьбу.

"Не знаю, хорошо я сделал или плохо", — думал он позднее, когда летал в тот день над восточной половиной Сильвандира и видел множество трагедий. Не обязательно таких, какая едва не случилась на том хуторе, но по-своему жестоких. Отрывать людей от места, лишать их почти всего и высылать неведомо куда — разве не ужасно? Его уже не удивляло, что в обстановке всеобщего бедствия многие люди становятся вандалами. Экстремальные условия пробуждают в толпе дикие инстинкты, и в лидеры выходят не самые лучшие типы. Вот тогда слетает с человека поверхностный налёт цивилизованности, и становится он зверем, пьянеющим от безнаказанности.

Возвращаясь обратно в Ворнсейнор, увидел он своих друзей из Дивояра: отряд второкурсников, которые помогали осуществлять переселение.

Крылатые жеребцы порхали над восточной окраиной столицы. Самый густонаселённый район, где теснились ремесленные кварталы, мастерские, мелкие лавки и, конечно, дома терпимости.

На узких улочках по обе стороны теснились гружёные подводы — это готовилась на завтра новая партия переселенцев. Процесс шёл организованно — сразу видно твёрдую руку дивоярцев. По серединам улиц летали туда-сюда конные второкурсники и раздавали указания: что брать, а что оставить, потесниться, прижаться к дому, пропустить. Всё это командным голосом, не терпящим возражений. Те, кто посостоятельнее, получали больше внимания, у них были лошади, чтобы везти их скарб — вот их большие экипажи занимали солидную часть улицы. А были и другие, у которых не было возможности купить лошадь, и их пожитки лежали тут же — в узлах и сумках.

Здесь было всё спокойно и пристойно, как вообще возможно сделать это в подобной ситуации, когда людей ради какой-то непонятной им необходимости сгоняют с места и лишают большей части нажитого добра. Но мародёрства здесь не было — хоть это хорошо.

Лён ехал на своём Сияре посреди улицы, по узкой полосе, освобождённой для завтрашнего выезда, и смотрел по сторонам. Да, здесь тоже царила подавленность, уныние и слышались порой рыдания, но за последние часы его сердце как будто оглохло — столько он навидался сегодня. Он ехал во дворец, к Пафу, чтобы провести с ним всё то тяжкое время, пока будет завершаться эта миссия.

— Господин дивоярец! — раздался пронзительный голос, и к Лёну бросилась женщина.