Вопросы жизни Дневник старого врача - Николай Пирогов

1 Н.Н.Сандунов (1768–1832) — профессор гражданского и уголовного судопроизводства в Московском университете с 1811 г.

322

У другого профессора того же (если не ошибаюсь, словесного) факультета было заведено в начале лекции читать протокол прошедшей, и это чтение поручалось им одному репетитору. Все знали, что репетитор этот непременно скажет в начале чтения протокола, и многие из других факультетов являлись из любопытства на лекцию, чтобы услышать заранее известный всем curiosum. Curiosum состоял в том, что репетитор начинал чтение протокола всегда следующими словами: «На прошедшей лекции 182… года, такого — то числа, Василий Григорьевич такой — то, надворный советник и кавалер, излагал своим слушателям то — то и то — то». Профессор же постоянно и непременно всякий раз прерывал чтение репетитора замечанием, что он действительно надворный советник, но вовсе не кавалер. На это замечание в свою очередь репетитор всякий раз отвечал: «Как же, Василий Григорьевич, вы удостоены медали за 1812–й г. на Владимирской ленте».

Но, несмотря на комизм и отсталость, у меня от пребывания моего в Московском университете, вместе с курьезами разного рода, остались впечатления глубоко, на целую жизнь, врезавшиеся в душу и давшие ей известное направление на всю жизнь. Так, лекции Лодера, несмотря на мое полное незнакомство с практическою анатомиею, поселили во мне желание заниматься анатомиею, и я зазубривал анатомию по тетрадкам, кое — каким учебникам и кое — каким рисункам. Даже обычные выражения Лодера: «Sapientissima natura, aut potius Creator sapientissimae naturae Voluit»1, не остались без влияния на меня.

Я и теперь еще, чрез 50 с лишком лет, как будто слышу их. Но и самые надписи на стенах анатомического театра и клиники слились у меня как бы в одно целое с начатками моих научных сведений в Москве. Мистического и мистицизма никто не искоренит из глубины человеческого духа. Монотонность и односторонность никогда не будут ему свойственны, и я не верю, чтобы человеческое общество когда — нибудь остановилось на одном избранном им направлении, и всего менее верю, чтобы оно когда — нибудь сделалось позитивистом.

Студенческая жизнь в Московском университете до кончины императора Александра I — го была привольная. Мы не видывали попечителя — кн. Оболенского. Я его только раз видел на акте, да и с ректором — Прокоповичем — Антонским2 — встречались вступающие в университет кутилы и забияки. Я его видал также только на акте. Мундиров тогда еще не было у студентов. Несмотря на это, я не помню ничего особенно неприличного или резко выдававшегося в наружном виде студен

1 Мудрейшая природа, вернее, Создатель мудрейшей природы пожелал (лат.).

2 А.А.Прокопович — Антонский (1762–1848) — с 1788 г. адъюнкт энциклопедии и натуральной истории, затем — профессор; с 1791 по 1824 г. — директор Благородного пансиона Московского университета, с 1819 по 1826 г. — ректор университета. Прокопович — Антонский был лучшим педагогом своего времени, из стен Благородного пансиона в разное время вышли многие поэты и писатели (среди которых В.А.Жуковский, В.Ф.Одоевский, А.Ф.Воейков, А.С.Грибоедов, М.Ю.Лермонтов), ученые, драматурги, художники, профессора, генералы, наместники, министры, главнокомандующие, дипломаты, сенаторы, губернаторы — лучшие люди России, ее честь и слава.

322

тов. Скорее выдавалась и поражала нас наружность у профессоров, так как одни из них в своих каретах, запряженных четверкою, с ливрейными лакеями на запятках (как М.Я.Мудров, Лодер и Е.О.Мухин), казались нам важными сановниками, а другие — инфантеристы или ездившие на ваньках во фризовых шинелях — имели вид преследуемых судьбою париев.

Но со вступлением на престол Николая I — го, после декабрьских дней, и мы почувствовали перемену в воздухе.

Слышим, что назначается новый попечитель, военный генерал Пи — сарев1; слышим, что новый государь, во время пребывания его в Москве, посетив почти инкогнито университет и университетский пансион, рассердился страшно, увидев имя Кюхельбекера2, написанное золотыми буквами на доске в зале университетского пансиона; Антонский не догадался снять доску или стереть ненавистное имя бунтовщика, бывшего отличным учеником.

Антонский, говорю, нам сказывали, был сменен за эту недогадливость, а прежний фрачный попечитель был заменен мундирным.

Мы слышали также, что государь, приехав на дрожках в университет и узнанный только сторожем, отставным гвардейским солдатом, пошел прямо в студенческие комнаты, велел при себе переворачивать тюфяки на студенческих кроватях и под одним тюфяком нашел тетрадь стихов Полежаева3.

Полежаев угодил в солдаты.

Вскоре после этого посещения были введены студенческие мундиры, для меня и, верно, для многих других, кое — как перебивавшихся, — новый расход.

Сестры ухитрились смастерить мне из старого фрака какую — то мундирную куртку с красным воротником и светлыми пуговицами, но неопределенного цвета, и я, пользуясь позволением тогдашнего доброго времени, оставался на лекциях в шинели и выставлял напоказ только верхнюю, обмундированную часть тела.

Не замедлил явиться пред нами в аудиториях и мундирный попечитель, тотчас же при своем появлении прозванный, по свойству его речи, фаготом. Действительно, речь была отрывистая, резкая. Я видел и слышал этого фагота, благодарение Богу, только два раза на лекциях; один раз на лекции у профессора химии Геймана, другой раз у Мухина, и оба раза появление было сопровождаемо некоторого рода скандалом.

У Геймана на лекции фагот, высокий, плечистый генерал в военном мундире, входивший всегда с шумом, в сопровождении своих драбан — тов4, встретил моего прежнего нахлебника, Жемчужникова, в странном

1 А.А.Писарев (1780–1848) — генерал — майор, участник наполеоновских войн, попечителем университета назначен в 1825 г.

2 В.К.Кюхельбекер (1797–1846) — воспитанник университетского Пансиона, затем Лицея, где был товарищем А.С.Пушкина, талантливый поэт, участник восстания декабристов, приговорен к 20–летней каторге.

3 А.И.Полежаев (1805–1838) — поэт.

4 Драбант (нем. drabant) — телохранитель.

322

для него костюме: студенческий незастегнутый мундир, какие — то уже вовсе немундирные панталоны и с круглою шляпою в руках.

«Это что значит?» — произнес фагот самым резким и пронзительным голосом, нарушившим тишину аудитории и внимание слушателей, прикованное к химическому опыту Геймана. «Таких надо удалять из университета», — продолжал таким же голосом фагот.

Жемчужников встал, сделал шаг вперед и, поднимая свою круглую шляпу, как бы с целью надеть ее себе тотчас же на голову, прехладнокровно сказал: «Да я не дорожу вашим университетом», — поклонился и вышел вон.