23 - Игорь Лесев

Светлые радостные чувства меня моментально покинули. Это был тот самый танк, дулом которого я выколол глаз Соне Обуховой на чердаке в Василькове. Как он оказался здесь?! Блядь! А как я здесь оказался?!

Я поспешно вышел из комнаты, побрезговав даже притронуться к окровавленному дулу танка. Прямо передо мною была дверь из матового стекла, ведущая в кухню, и после секундной паузы, я решил зайти и туда.

Кухня была так же ободрана, как и все остальное в квартире, хотя из «меблировки» здесь находился кухонный стол и два табурета. На столе стояла большая тарелка накрытая сверху белым полотенцем. Видимо, это и была та самая еда, о которой говорилось в записке, оставленной в дверях.

– Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай, – одернули меня голоса, раздавшиеся с улицы.

Я подошел к окну и посмотрел вниз. На детской площадке четверо детишек (два мальчика и две девочки), держась за руки, водили хоровод и пели песенку-считалочку про каравай. Дождь уже закончился, но небо по-прежнему оставалось хмурым. Кроме детей, больше нигде никого видно не было, и от этой картины (четверо маленьких детишек посреди заброшенных домов среди бескрайнего пустыря) на душе стало еще мрачнее. Я с трудом оторвал от них взгляд и вернулся к тарелке. Ожидая увидеть на ней что угодно, я собрался с силами и все-таки заставил себя сдернуть полотенце. На тарелке снова лежала записка. Я взял ее в руки и прочел: «Ням-ням. Вкусно, сынок? Ха-ха-ха!»

В этот момент я услышал цоканье каблуков по лестничной площадке и следом оглушительный звонок в квартиру:

– Сына, ты уже вернулся? – это был голос моей мамы!

Глава 58

О ЛЮБВИ

22 апреля. Суббота

Впервые в жизни я испугался голоса своей мамы. Самого любимого, самого близкого человека на земле я теперь жутко боялся. Может, в нее как и в Алису, тоже переселился гулу, а может., а может, она и не была никогда моей мамой?

В пустой квартире спрятаться было негде, да и невозможно, когда вошедшему известно, что в ней уже кто-то есть. Я выбежал из кухни в большую комнату и открыл балкон. Меня сразу удивило, что детей во дворе уже не было, кругом стояла тягучая тишина.

В этот момент снова раздался звонок в дверь и я опять услышал голос мамы:

– Сына, открывай! У меня руки от тяжести ломятся.

Я чуть не заплакал от нахлынувшего на меня воспоминания. Так часто возвращалась мама с работы с полными сумками продуктов и кричала, чтобы я поскорее открыл ей дверь. Но это было почти двадцать лет назад!

Я перегнулся через балкон. Второй этаж в доме был очень низким и, если бы не израненная нога, можно было бы смело прыгать вниз на землю (именно на землю, асфальтовая дорожка начиналась чуть дальше). Я залез на перила, но спрыгнул не на землю, а на козырек над входной дверью подъезда, залитый битумом. Он располагался чуть ниже уровня балкона, и прыгать отсюда было безопасней, насколько безопасно вообще прыгать с пока-леченой ногой. Я подошел к краю и уже приготовился к прыжку (лучше прыгать сначала на здоровую ногу, а затем уже соприкоснуться с землей раненой; ага, и сломать еще и здоровую), но тут же в голову взбрела еще одна мысль. Вылезти через окошко обратно в подъезд и по лестнице спуститься на улицу. Мама, или кто бы там ни стоял, находится сейчас в маленьком коридорчике за дверью, и если я быстро открою окошко (и главное – тихо), у меня получится сохранить здоровой вторую ногу. Я подошел к окошку и прислушался – в подъезде было тихо. Отперев ржавый шпингалет и упершись ладонями в стекло, я надавил на окно, и оно тихо отворилось. Теперь быстро.

– Вот ты где! – из окна подъезда высунулась костлявая рука в красном рукаве и схватила меня за ворот.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – так дико я не орал еще никогда, пожалуй, даже женщина в красном платье опешила.

Оттолкнувшись от стены, я подбежал к краю козырька и, не раздумывая, спрыгнул на землю. О ноге я подумал, когда уже пробегал по детской площадке. Все в порядке, все в порядке, все в порядке. Хотя все было как раз не в порядке. Нога стала неметь, я переставал ее чувствовать, но меня сейчас беспокоила даже не она. Женщина в красном платье говорила голосом моей мамы!

– Дядя Игорь, поиграйте с нами!

Я остановился. Игорь? Передо мной стояли те самые четверо детей. Мне даже показалось, что именно эти дети искали меня этой ночью на кладбище. А потом их убили.

– Дядя Игорь, ну давайте поиграем. пожалуйста!

– Ребятки, меня Виктор зовут. Я Витя.

– Нет, дяденька, вас Игорь зовут. И-горе. Вы принесли нам горе. А вон и ваша мама, – один из мальчиков показал ручкой мне за спину.

Я развернулся и увидел на балконе второго этажа женщину в красном, она размахивала руками.

– Это не моя мама! Я знаю свою маму, это не моя мама! – закричал я, а женщина в красном по-прежнему махала руками и тоже что-то кричала, но из-за своего крика я ее не слышал. – И вообще, валите отсюда по домам, дебилы малолетние!

Я развернулся к детям, но их уже не было. Вместо них прямо передо мной стояла Алиса с высоко поднятыми руками.

– Здравствуй, Игорюня, – улыбнулась Алиса и выпустила что-то массивное из рук. Это были металлические качели. Но понял я это только тогда, когда они оказались у меня перед самыми глазами. В следующую секунду последовал тупой удар в лоб, Алиса и небо стали красного цвета, а потом стало темно.

– Ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо! И-ох-хохо! Ах-ха-ха! – кругом раздавался оглушительный и страшный женский смех.

Смеялась ведьма. Она смеялась надо мной. Меня стало кружить вокруг собственной оси, а затем я стал летать по кругу в каком-то пространстве. Дикий смех все не смолкал.

– Игорь, Игорь, поиграй! Игорь, Игорь, поиграй! – к страшному смеху прибавился хор детских голосов.

– Мн звт Вт, – я хотел закричать «Меня зовут Витя», но не смог выговорить ни одной гласной. Я их просто проглотил, и меня никто не услышал. – Мн звт Вт! – я снова попытался прокричать свое имя, но не смог и заплакал.

– Мм, мм! – я стал звать свою маму, но снова не смог произнести гласные и стал звать ее мысленно. – «Мама, мамочка, приди, спаси меня! Мамулечка моя, мамочка!»

– Не плачь, сына, ты скоро будешь со мной рядом. Навсегда. – Передо мной появилась из темноты женщина в красном платье, прямо на меня смотрели ее черные глазницы.

Меня перестало кружить, и теперь я был прижат к каменной стене. Было очень сыро и холодно.

– Кт т? – я стал разговаривать мысленно, так как с гласными по-прежнему ничего не получалось: «Кто ты?»