Теория катастрофы - Ник Горькавый

Жизнь девушки расщепилась надвое.

В одной она была королевой Николь и собирала совещания директоров, беседовала с королями и руководителями Космической Службы, тратила миллиарды и строила грандиозные планы.

В другой жизни она продолжала оставаться Никки — студенткой Колледжа, которой нужно было выполнять домашние задания, присутствовать на лекциях и отвечать на вопросы преподавателей.

Времени на всё не хватало, и ужасно хотелось спать.

Учебные занятия в Колледже шли железной поступью часового механизма. Лекции сменялись семинарами, подготовка многочисленных рефератов занимала все дни, отведённые под самостоятельные занятия, и прихватывала уик-энды.

Вольдемар стал подбадривать уставших школьников цитатами, которые ползали как тараканы — везде и всюду. Даже между тарелками, расставленными на столах, выглядывало рассудительно-оптимистичное:

«Человечество было сформировано не императорами, жрецами, полководцами, а теми, кто создал топор, колесо, самолёт, кто нашёл злаки, следил за звёздами, кто открыл железо, полупроводники, радиоволны. Гранин».

По стенам коридоров суматошно скакали буквы:

«Гений есть терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Ньютон».

Даже на куполе замка Вольдемар ухитрился написать крупными буквами:

«К молодым людям нельзя относится свысока. Очень может быть, что, повзрослев, они станут выдающимися мужами. Конфуций».

Некоторые студенты стали роптать на педагогические новации от главного компьютера Колледжа.

На Конфуция — заодно и на Вольдемара — обиделись студентки-феминистки, недовольные половинчатостью китайского мудреца, ничего не сказавшего про выдающихся женщин.

Как долго она сможет продолжать жить двумя жизнями? — безответно спросила себя Никки, в очередной раз сонно клюнув носом на занятии по литературе. Жаль, Джерри не было рядом, чтобы потолкаться локтями.

Профессор Гуслик призвала аудиторию к вниманию:

— Сегодня работаем литературными критиками. Обсудим: почему так популярна сага о Гарри Поттере? Даже наш Колледж был создан первыми лунными поселенцами по образцу волшебной школы Хогвартс.

Ванда-Сова сказала:

— Гарри Поттер — это Золушка. Литературный сюжет номер один по популярности.

— Правильно! — согласилась профессор.— Замарашка стала принцессой; бедный сирота оказался знаменитым волшебником. Золушечьи истории сладко ложатся на сердце читателя и вызывают максимум сопереживания.

— Там много страшных врагов,— радостно крикнула Мелисса-Дракон,— таких, как...

Никки окончательно задремала, спрятавшись за спиной здоровенного Дракона. Сквозь сон до неё доносился пунктир малопонятных реплик студентов:

— Логические связки смело подвешиваются в неизвестности: читатель так и не узнает, как Дамблдор вызволил Амбридж от кентавров...

— Гарри такой одинокий... А Гермиона — дура! Никки слегка очнулась лишь на голос профессора:

— Самый яркий отклик находит несправедливость по отношению к главному герою, с которым читатель себя отождествляет. Писатель совмещает трудносовместимое, совершая циклы между славой героя и общим несправедливым к нему отношением. Пожалуй, это наиболее сложная сюжетная проблема автора.

— Главная проблема Роулинг,— внезапно сказала принцесса Дзинтара, которая ради литературы частенько прогуливала биолекции,— в том, что в её мире существует непреодолимая пропасть между маглами и магами. Даже талантливая волшебница Гермиона, выходец из маглов, таинственным, но заметным образом отличима от чистокровного, потомственного волшебника. Думаю, что кастовый или генетический фатализм — слишком законопослушная концепция для подростковой книги. Возможно, это не сюжетная, а личная проблема писательницы.

Никки снова задремала. Лишь минут через двадцать, отдохнув, она сумела вернуться в литературное пространство. Но дискуссия уже горела вокруг массовой культуры — бой шел между её противниками и сторонниками. Первые указывали на примитивизм масс-культуры, вторые — на её очевидную популярность.

Профессор в роли судьи пыталась держаться золотой середины.

Дзинтара возглавляла лагерь противников масс-культуры, а вот среди сторонников умного лидера не было — и поневоле профессору пришлось противостоять Дзинтаре, хотя и вопреки сердцу.

Принцесса говорила:

— Примитивизм массовых книг и фильмов опасен — эрзац-культура оглупляет человека, пожирает его время, заполняет его жизнь суррогатом действительности. Лев Толстой писал, что книгопечатание стало самым мощным орудием распространения невежества.

Профессор вздохнула:

— С масс-культурой всё не так просто, дорогие мои, она создаётся не злой волей меньшинства, а по горячему желанию большинства...— и сказала в пространство:

— Вольдемар, пожалуйста! Протоснеж Добин-Го «Счастье».

На аудиторном экране высветился текст, написанный старинными буквами.

СЧАСТЬЕ

Старый автобус карабкается по извилистой разбитой дороге. Редкий рейс в дальнюю деревню. Качка, бензиновая вонь, жара. За грязным окном — зелёные остроконечные кипарисы и голубые величественные горы.

Сидят две старухи. Мрачные, как пни, лица. Одна — тётя Ксения, уборирща, грязные туалеты, беломор, надсадный кашель, обед — красная луковица с хлебом. Лицо как печёное яблоко. Вторая — ещё страшней. Вместо носа — багровое корявое место. Есть такая болезнь — костный туберкулёз. Нищета, проклятый огород, рынок-пекло, неблагодарные внуки;

Сидят старухи, неподвижно смотрят перед собой, тяжело молчат, вцепившись в клюки и кошёлки. Им не за что любить этот мир.

Вдруг тётя Ксения скрипуче говорит:

— Сегодня. В семь часов. Фильм про Марию.

В безносом плоском лице второй старухи возникает странная чёрная трещина — непривычная счастливая улыбка.

— Да. В семь часов. Да.

Добин-Го, «Социумные сказки», цикл «Соломенные снежинки».

III тысячелетие Новой Эры (прибл.).

Пояснения историка-переводчика Ортоскауса-Пятого:

1. «Беломор» — сорт дешёвых крепких папирос (бумажных трубочек, набитых кусочками сушёных никотиносодержащих растений ).

2. «Просто Мария» — примитивная мыльная опера про маленькие радости и большое горе матери-амнезички, которая забыла ребёнка на скамейке, а потом полностью запамятовала, где скамейка.

Когда все прочитали старинный протоснеж, профессор Гуслик сказала: