Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

— Фантастические обстоятельства нужны вам, дабы свободно наполнить форму психологической и философской начинкой… так?

— Конечно. Собственно, научная фантастика нас давно уже не волнует, только человек со всеми его «измами» — цель, а идти к ней, к разным его глубинам и допускам, для нас естественно путем фантастики. Вот и все.

— А ваши главные литературные пристрастия — в области фантастики?

— Конечно, нет. Я бы даже сказал, что фантастику мы не любим.

— Почему-то такого ответа я и ждала… А что вас питает, что вы ощущаете своими нравственными и эстетическими источниками? В литературе.

— Прежде всего это гигантские резервы русской литературной классики. Гоголь, Чехов, Достоевский, из этого источника можно пить всегда, перенасыщения не бывает.

— И часто вы обращаетесь к ним?

— Да непрерывно! Как только чувствуешь, что дальше работать нельзя, сразу хватаешься за них… а вот видишь, вон стоит Салтыков-Щедрин — полный! — великолепное издание — так его читаю бесконечно и когда работаю, и когда не могу работать… Лет пять-шесть назад у нас был период, когда мы просто читали его каждый день. А из «Войны и мира», по-моему, уже суп варить можно, пусть тебя не шокирует это мое словечко — это когда я вещь уже наизусть знаю… ну, о Булгакове уже и говорить нечего, это такое наше… Между прочим, это страшное преступление по отношению к Стругацким, что мы так поздно получили Булгакова! Мы были бы, наверное, гораздо более интересными писателями, прочитай Булгакова раньше… А еще родоначальники мировой юмористики Джером К. Джером и Джекобс — наше вечное чтение, тоже суп варить можно. Все собрание сочинений Фейхтвангера — тоже.

— У вас с Борисом Натановичем общие пристрастия?

— Нет. Символы писательской веры, конечно, общие, писатель-то один, хотя брата два… но есть и сугубо личные симпатии. Например, Борис очень любит Фолкнера, а я — Хемингуэя.

— А как взаимоотношения с поэзией?

— К сожалению, здесь дело плохо, здесь я туг на ухо, а вот Борис поэзию знает и любит… Но вот не знаю, куда отнести наших бардов, — а без них я обходиться не могу.

— К поэзии, конечно.

— Значит, мои любимые современные поэты — Окуджава, Высоцкий, Юлий Ким. Мне они нужны постоянно…

— Витамины души…

— Да! Но не только — это еще и напоминание: не заносись! Помни, в каком мире ты живешь! Ну а к классике поэтической я не так глух — и Пушкин, и Блок моей душе потребны. Да и в современности, пожалуй, к бардам добавь Давида Самойлова — этот мой, иные его стихи просто переворачивают…

— Я не буду задавать вам традиционный вопрос о том, как вы работаете вдвоем, кто из вас лежит на диване, а кто сидит за машинкой — в конце концов, если авторы считают нужным оставлять это в тайне, то это их дело, и лезть в чужую кухню неприлично, но все же спрошу вот о чем…

— Но это действительно так, очень точно ты сказала: один валяется на диване, а другой сидит за машинкой, ничего не поделаешь! В четыре руки на машинке не поработаешь…

— Наверное, чаще всего все-таки за машинкой сидите не вы?

— А вот и нет, как раз я! Да — к твоему сведению… По одной простой причине — Борис Натанович очень рассеян и делает много ошибок.

(Забегая вперед, скажу, что на аналогичный вопрос Борис Натанович иронически, чуть обиженно произнес: «Аркадий — аккуратист и педант невероятный, все ему кажется, что я не так внимателен, ну и на здоровье, пусть тогда сам и сидит…» — Е. М.)

— Да, Аркадий Натанович, но, возвращаясь к теме, я хотела вот о чем спросить Вас: как получается единый автор из союза двух столь разных людей? Причем очень разных… Как же это так органично, так естественно, так неделимо получается?

— Тайна сия велика есть… Ничего не поделаешь… Мы не знаем, как это происходит. И я думаю, что на кухню к Господу Богу лучше не лезть… есть некоторые вещи, причины которых нам знать не дано, данность — и все.

— Вы работаете регулярно или запоем?

— Только регулярно. Мы встречаемся на нейтральной полосе, потому что… сама видишь мою квартиру — две комнаты… Тут мы с женой, дочь, внук — здесь работать негде. У Бориса очень схожая ситуация. Поэтому мы почти ежемесячно встречаемся в каком-нибудь Доме творчества на десять дней и работаем. Думает каждый на своем родном диване: я — в Москве на проспекте Вернадского, Борис — в Ленинграде на улице Победы, но пишем только вместе.

— Я вам сейчас задам вопрос чуточку провокационный: вы наверняка очень хорошо осведомлены о том, что вас, братьев Стругацких, мягко говоря, противопоставляют всей прочей советской фантастике. Говорят: есть советская фантастика и Стругацкие. Так же, впрочем, как и в Польше: Станислав Лем и все остальные. Вам это льстит… или раздражает… или все равно? И — ваш взгляд на состояние современной фантастики.

— Значит, так. Если говорить о крупных, больших писателях мирового класса — Брэдбери, Лем, Шекли… — то они сами по себе, мы сами по себе, при всем взаимном уважении. Каждый есть свой собственный мир и, к счастью, воистину есть. Что же касается советской фантастики, то гвоздь в том, что по чудовищным и по сей день действующим, сложившимся закономерностям нашей издательской политики у нас, по сути дела, фантастики нет. То есть почти все серьезное и талантливое, о чем можно было бы по-настоящему говорить, — все это не печатается. Нет — есть, конечно, лучики в темном царстве: удалось вырваться к читателю Крапивину, тонкому стилисту Гансовскому, хорошему мастеру Биленкину… Но это все капля в море на трехсотмиллионную страну! У нас «в загашнике» сидят два отличных творческих семинара молодых писателей-фантастов, так называемых, конечно, молодых, так как семинары образовались лет 10–15 назад и всем «семинаристам» сейчас под сорок. И они абсолютно не публикуются, а если вдруг что-нибудь пробивается, то самое неудачное, серое! А самые лучшие их вещи, которые я читаю за вот этим столом в рукописи… и готов, понимаешь, своими голыми деснами доски грызть от ненависти к этой подлой издательской политике! А им наплевать… и последовательно губится уже не одно поколение фантастов. Со стороны наших издательств, всех этих госкомиздатов это чудовищный саботаж советской фантастической литературы! Намеренный, целенаправленный.

— И ведь советская фантастика уже выходила на мировой уровень — была же замечательная редакция фантастики в издательстве «Молодая гвардия» в начале 60-х годов, возглавлявшаяся Сергеем Жемайтисом и Белой Клюевой и, собственно, создавшая тот всплеск фантастики… И ежегодник «Фантастика» начал выходить, а мечтам о фантастическом журнале уже лет тридцать, не меньше…